Боевые эпизоды русско-японской войны.

К апрелю 1905 года Империя уже больше года противостояла Японии на Дальнем Востоке.  Сдан Порт-Артур, состоялась кровопролитное Мукденское сражение, до Цусимской катастрофы оставалось меньше месяца.
После Мукдена на фронте установилась относительное затишье,  но небольшие русские отряды продолжали тревожить японские тылы. Об одном из таких эпизодов рассказал «Харбинский вестник» 25 апреля 1905 года:
«26 марта из деревни Гушандзы были отправлены на разведку два наших конных отряда под командование подъесаула Эксе и подпоручика Троцкого. Целью этой разведки было желание начальника отряда полковника Мадритова нащупать правый фланг японцев и совершить в японском тылу набег. Оба разьезда, руководимые опытными офицерами-разведчиками, отправились разными дорогами к деревне Бэйсанчендзы.  В ночь с 28 на 29 марта оба разъезда встретились в пяти верстах от этого места. Посланные в деревню дозоры донесли, что  там, кажется, есть японские солдаты, так как дома украшены японскими флагами. Приняв необходимые меры предосторожности, и соблюдая полнейшую тишину, оба офицера спешили свои разъезды и направились к деревне. Деревня Бэйсанчендзы оказалась очень большой, так что двумя разъездами было невозможно ее окружить. Поэтому, пришлось направить часть солдат в конец деревни, другую оставить при входе, а с третьим отрядом подъесаул Эксе и подпоручик Троцкий направились к дому тифангуаня (прим. градоначальник). В его домой пришлось войти с силою, на вопрос нашего переводчика, «есть ли в деревне японцы», он ответил, что нет.  Более крутые меры заставили  тифангуаня признаться, что японцы есть, и он послал своего офицера указать их местоположение. Около двух часов ночи подошли к маленькой крепости, находящейся в середине деревни и окруженной высокой каменной стеной. Именно там, по словам китайского офицера, находились японцы. Ворота в крепость оказались заперты с внутренней стороны, но это нисколько не остановило наших молодцов, которые за несколько секунд забрались на стены , прыгнули во двор и отворили ворота. Одним из первых туда вскочил конвоец полковника Мадритова доброволец Джорданий. Не успели  полностью отворить ворота, как увидели бежавшую неизвестную фигуру, которая направлялась к тревожной вышке. В несколько секунд  Джорданий нагнал беглеца и ловким ударом шашки отделил его голову от туловища. Во дворе крепости было три фанзы (прим. традиционный китайский дом), в которых светились огоньки. Охотники 15-го Восточно-Сибирского стрелкового полка бросились к левой фанзе с криками «ура». Из этой фанзы выскочил японец, державший в руках револьвер. Раздался выстрел, и наш охотник Житков, пораженный пулей в сердце, упал. Следовавший за ним охотник Савелий Диянов штыковым ударом уложил японца. За первым японцем показался с ружьем второй, но вольноопределяющийся Владимир Пажитков и рядовой Шалин набросились на него, и, повалив, связали. Четыре других японца, находившиеся в правой фанзе, услышал  выстрелы, выломали окно и совершенно раздетые скрылись. Когда наши вбежали в эту фанзу они увидели одежду и обувь беглецов. Произведенный обыск по всем ближайшим фанзам не привел ни к чему, очевидно, их спрятали китайцы. Нашими трофеями оказались: пленный японский вахмистр Тоисимо Икитаро, шесть лошадей с полным снаряжением, винтовки, сабли, 6 полевых сумок, бинокли, масса еще не отправленных донесений, карты и планы. Все это вместе с пленным было отправлено на главную квартиру. Состояние и дух отрада прекрасны. Все здоровы»

Проникнуть в русский тыл предпринимали попытки и японцы. Главная военная газета Империи, «Русский инвалид», 26 апреля сообщает:
«В последнее дни перед отступлением из Мукдена  нам пришлось слышать и наблюдать ряд уловок со стороны японцев, с целью, так или иначе, повлиять на исход боя. Так, например, ещё за несколько дней до отступления по тыловым учреждениям наших позиций проехал японский офицер, одетый в форму нашего генерального штаба. Он везде повышенным голосом говорил и кричал о том, что необходимо отступить. Войск, расположенных на позициях, он избегал, а появлялся, преимущественно, в селениях, где стояли госпитали, обозы, транспорты. Никто, конечно, по его приказанию не оставил своего места, но убежденная речь мнимого офицера генерального штаба производила впечатление и вносила своеобразное тревожное настроение в ряды армии. К сожалению, личность эту никто не догадался задержать и мнимый офицер безнаказанно скрылся. Во время уже начавшихся мукденских боев к начальнику сторожевого участка подъехал ординарец, одетый в форму забайкальского казака. Среди них, как известно, многие чертами лица напоминают японцев. Подъехавший от имени полкового командира указал, что скоро впереди будет двигаться колонна наших войск и по ней просят не стрелять. Начальник сторожевого участка зная, что по указанному направлению можно ожидать движения только японских войск, послал справиться к полковому командиру, и оказалось, что приказание было вымышленным. Перед занятием воюющими сторонами китайских деревень, местные жители, обычно, тут же выселяются оттуда. Китайцы грузят на арбы свои пожитки, жен, детей и уезжают по различным направлениям. Японцы подметили это явление и стали использовать его для прокладывания своих телефонных линий. Например, 21 марта была задержана китайская арба, нагруженная пожитками. Серди них неожиданно была обнаружена катушка с намотанным японским телефонным проводом. Под видом мирного ухода из деревни, китайцы были заняты прокладываем японского телефона»
На следующий день, 27 апреля, «Русский инвалид» публикует «Отчет о деятельности центрального справочного бюро о военнопленных за 10-й месяц, с 1 марта по 1 апреля 1905 года»:
«В марте поступило в бюро новых сведений о 3 370 русских военнопленных, в том числе о 176 офицерах и о 3 194 нижних чинах, так что с прежде поступившими данными в бюро имеются сведения и 11 863 лицах. Кроме того, поступили сведения о 3 офицерах, умерших в Японии. За отчетный период в бюро поступило 1869 запросов о русских военнопленных, из них на 145 запросов были даны положительные ответы. Всего, с начала деятельности бюро получено 3 482 запроса, дано 426 положительных ответов. Бюро 25 раз выходило на связь с токийским справочном бюро о военнопленных по телеграфу, по вопросу о получении сведений об отдельных военнопленных. В феврале русским военнопленным было отправлено 1 311 (а всего 3 501) писем, а также 7897 рублей. Кроме того, было отправлено 1 770 посылок, из них пожертвований:  46 посылок со склада Императрицы Александры Федоровны, 8 посылок от г-жи Тиблен, 48 от начальницы кронштадской женской гимназии, 1 от г. Петрова, 10 посылок от адмиральши Чухниной, 18 от священника о. Григория Петрова, 6 посылок от г-жи Займе, 3 от воспитанников 7-го класса Царскосельской женской гимназии, 51 от 18-го пехотного Вологодского полка, 2 от г-жи Зеге-фон-Лауренберг итд.»
Список весьма длинный и охватывает практически всё русское общество – от Синода и военных, до коммерсантов  и учащихся. Что касается пленных японцев в России, то издание публикует следующие цифры:
«За отчетный период поступили сведения о 134 японских военнопленных: о 3 офицерах и 131 нижнем чине. Всего, в бюро зарегистрировано 904 японских военнопленных. На их имя поступило  1 364 письма, отправлено было 999»
Добавим лишь то, что отношение в Империи к своим военнопленным кардинально отличалось от советской позиции. Например,  Александр Васильевич Колчак, попавший в японский в плен, сделал блестящую карьеру и в годы Первой мировой возглавил Черноморский флот. И таких примеров, когда русские люди, перенеся все тяготы плена, возвращались на службу и верно служили Отечеству очень много.

Война, конечно, дело мужское, но русские женщины тоже рвались на фронт.
«Казанский телеграф» публикует следующую историю:
«31 марта в Казани перед отходом почтово-пассажирского поезда № 10 на платформе среди отъезжающих пассажиров вдруг появился красивый юноша, одетый в солдатскую шинель и папаху. Держась в стороне от публики, юноша при встрече с военными «делал под козырек» по всем правилам военной выправки. Стройная фигура, слишком моложавое лицо, военная форма – все это показалось дежурному жандарму подозрительным. Зная, что до времени отправления запасных еще далеко, он вежливо попросил юношу к коменданту. Здесь, в канцелярии, юный воин показал следующее: Я девица, крестьянка деревни Воробьевки, Свияжского уезда, Елена Михайловна Раксина, 22 лет. Слишком горько мне было слушать и читать о том, как гибнут наши русские братья на Дальнем Востоке, какие муки они переносят от врага. Я слышала, что там, на войне, были женщины, которые стояли в рядах наших войск. Я решилась тоже идти туда, но не знала, как это сделать. Достала лишь обмундирование, немного денег на дорогу и белье. Я не хотела и не хочу ни в сестры милосердия, ни в санитарный отряд – я хочу биться с японцами. Ведь, доступно же это другим женщинам, почему же мне нельзя?»
Комендант ответил, что не в его компетенции решить этот вопрос и отправил юную героиню к уездному воинскому начальнику.