Вечный лекарь (из цикла "История спецслужб"). Глава 6.4

Княжество Сват. Поздний вечер в Сайду-Шариф

После более чем скромных похорон Абдул Гафура по мусульманской традиции в день смерти Сейф аль-Малюк и Абдалла засобирались в путь. Надо было вернуться в Мингору до седьмых суток, чтобы принять участие в поминальном обряде по усопшему. Решили больше никого, кроме Абу Али, в сопровождение не брать, дабы не привлекать излишнего внимания к миссии.
Мустафа оказался довольно смышлёным синеглазым мальчиком лет девяти от роду — словоохотливым, любопытным и разумным.

 По понятным причинам он не присутствовал на похоронах отца, но известие о смерти старика принял стойко. Впрочем, он видел-то отца всего лишь раз пять, когда тот приезжал в Сайду-Шариф. Абдул Гафур стал испытывать к сыну особенное отношение, нежность и тревогу лишь в последние годы своей жизни, когда понял, что никто не позаботится о будущем юного наследника, после того, как его не станет. Он окружил Мустафу незримой заботой, вниманием и достатком.

 В его распоряжении были лучшие воспитатели и учителя. К своим девяти годам мальчик был довольно недурно обучен арабской, персидской грамоте, имел неплохие результаты в математике, астрономии и географии. Только Ян обнаружил, что в результате обучения учителем индийского происхождения английский Мустафы был ужасающим. Он впитал в себя тот неистребимый индийский акцент, когда предложения превращались в мелодичную кашу из слов. Яну стоило большого труда отделять отдельные фразы, подвергнутые в сильнейшую фонетическую трансформацию. Кроме того, можно было наблюдать абсолютно хаотичные способы смешения и произнесения английских слов. Хотя, благодаря отменной памяти, словарный запас у мальчика был хороший. Да, трудная задача предстоит Мицкевичу в этом поприще.

Мальчик жил вместе с матерью и несколькими слугами в небольшом, но уютном доме. За дастарханом, накрытом в мужской половине, состоялся разговор о дальнейшей судьбе Мустафы.
— Мальчик мой, — начал Сейф аль-Малюк. — Ты теперь единственный мужчина рода нашего достопочтенного учителя, покинувшего нас. Да будет Аллах Всемилостивейший ему защитой в том мире. Мой друг и учитель Абдул Гафур поручил познакомить тебя с новым воспитателем. Его зовут Абдалла — будьте знакомы. Это первое, что я должен тебе сказать.

Мустафа, польщённый, что приглашен на взрослую беседу, важно кивнул. Ян обратил внимание, что в этом жесте не было напыщенности избалованного сына ахунда, наоборот, взгляд его был по-взрослому сосредоточенно-внимательным.
— Второе, что мне поручено сказать тебе, Мустафа, то, что ты должен будешь покинуть наши края. Вместе с Абдаллой и Абу Али.
Абу Али, услышав своё имя, молча поклонился, прижав руку к сердцу.
— Абу Али был многие годы верным слугой твоего отца. Теперь будет служить тебе…
Слуга снова повторил свой жест, а Мустафа вскочил на ноги и заявил:
— Я без мамы никуда не поеду! А как же моя мама?! Я должен буду покинуть её?!
— Садись, Мустафа, не суетись! Мужчине не пристало так себя вести.
Сейф аль-Малюк протянул руку и погладил мальчика по голове.
— Твоя мама переедет в Мингору — в дом твоего отца. Так завещал учитель. А ты должен будешь уехать. Это не обсуждается.
— Я не хочу уезжать! — закапризничал мальчик. — Я хочу остаться с мамой!
— Уважаемый Сейф аль-Малюк, — сказал Ян. — Позвольте я поговорю с Мустафой?
— Говорите, Абдалла Хан…

Мицкевич понимал, что в данном случае не стоит давить на мальчика. Лучше будет, если в разговоре дать возможность Мустафе самому принять правильное решение. Поэтому он начал издалека, медленно выговаривая слова, периодически отпивая зелёный чай из пиалы:
— Мустафа Хан, я приехал сюда из очень далёкой страны. У меня там тоже остались родные, друзья. И я по ним очень скучаю. Понимаешь, я дал слово твоему отцу, что не оставлю тебя, буду путешествовать с тобой по разным странам, знакомить с разными людьми. Надеюсь, мы с тобой подружимся! Тем более, что мы не сегодня-завтра уезжаем. У тебя ещё будет время подумать.
— А почему я должен уехать? Разве нельзя мне остаться?
— К сожалению, тебе здесь грозит опасность…
— А мама? А маме не грозит опасность?
— Маме тоже грозит, но ей нельзя уезжать. Поэтому она переедет в дом твоего отца. А тебе надо расти, получить воспитание, стать образованным человеком. Чем мы вместе и займёмся.
— Хорошо, я подумаю, Абдалла Хан.
— Вот и ладно,— сказал Сейф аль-Малюк. — А мы пока займёмся организацией переезда в Мингору. Сегодня заночуем здесь, а завтра, иншалла, тронемся в путь.

К сожалению, этим планам не было суждено сбыться. Ночью дом подвергся нападению неизвестных. Сначала раздался звон разбитого стекла, отчего Мицкевич тут же проснулся. Вскочили на ноги Сейф аль-Малюк и Абу Али. Блеснула сталь кривой и широкой сабли слуги. Из разбитого окна послышались голоса десятка людей на улице, которые собрались возле дома.
— Кяфиры!
— Харам!
— Выдайте нам иноверца и согрешившего с ним Асию!
— Какой позор! Какой стыд! Какой грех!

Снова полетели камни в окна несчастной Асии. В доме никого, кроме неё и гостей, не было — слуги разбежались заранее. Похоже, им было известно, что дом подвергнется нападению.
— Я Сейф аль-Малюк! — крикнул в проём разбитого окна друг ахунда. — Что случилось? Почему вы забрасываете камнями этот дом?
— В этом доме совершён грех! — послышались голоса в ответ. — Ты, уважаемый Сейф аль-Малюк, можешь уходить! Тебя не тронем! Только пусть выйдут Асия и иноверец-кяфир!
— С чего вы взяли, что здесь совершён грех? — опять крикнул Сейф аль-Малюк. — Я отвечаю своим добрым именем: здесь ничего подобного не произошло!

Люди на улице погалдели, пошумели, поспорили некоторое время и снова раздался голос, но уже твёрдый и требовательный:
— О совершенном грехе нам сообщили слуги Асии. А ты, Сейф аль-Малюк, уноси ноги и дай нам войти в дом.
— Заходить в чужой дом без спроса харам!
— Тогда выдай нам этих людей!

Опять в дом влетел большой камень и, ударившись об стенку, разнёс посуду расставленную на полке. В женской половине послышался плач без вины виноватой женщины. Наконец, проснулся и Мустафа. Он стоял в проёме двери, рассматривая обстановку в комнате ничего не понимающими глазами. Абу Али тут же подскочил к мальчику и прикрыл его своим телом. В это время небольшой камень, умело запущенный с улицы, попал в голову слуги. Хлынула кровь, заливая его глаза. Абу Али уронил саблю и схватился за рану.
— Мустафа! — крикнул Мицкевич. — Иди ко мне!
Он закрыл руками мальчика и присел в углу, куда камни не попадали.
— Что будем делать, Абдалла Хан? — спросил Сейф аль-Малюк. — В дом они побоятся зайти. Харам. Но в то же время мы не можем здесь всё время сидеть. Надо выбираться.
— А мы не можем послать за помощью в Мингору?
— Кого? — спросил в ответ Сейф аль-Малюк, кивнув в сторону раненого. — Его что ли?! Ему самому требуется помощь!
— Я смогу! — сказал со стоном Абу Али. Он, сидя на полу, перевязывал себе рану разорванной рубашкой.
— В любом случае, это надо сделать ближе к утру, когда у собравшихся притупится внимание, — сказал Мицкевич. — Некоторые, потеряв терпение, уйдут домой, а остальные не будут бодрствовать всю ночь. Будем ждать.

Но собравшиеся возле дома Асии были организованы лучше, чем предполагал Мицкевич. После некоторого времени, данного на раздумье Сейф аль-Малюку, на улице вдруг стало ярко от множества зажжённых факелов. Через секунду они с рёвом полетели в окна. Времени на раздумье уже не было — надо срочно выбираться из дома. Позвали голосом Асию и выскочили на задний двор. Из-за дувала, разделяющего соседский дом, показалась седобородая голова.
— Э-ээ! Асия ханум! Мустафа! Идите к нам. Я вас спрячу. Не бойтесь!

Только что подвергнувшихся нападению людей долго не надо было упрашивать. К дувалу быстро подтащили арбу и, воспользовавшись им как подставкой, перебрались на соседский двор. С той стороны к стене была приставлена лестница. Асия сразу ушла в женскую половину. Оттуда снова послышался её плач и успокаивающий голос хозяйки.
— Это люди Шариф Хана, — сказал старик. — К нам тоже заходили, звали на улицу. Но я не поверил, что Асия ханум согрешила. Мы её знаем давно.
— Надо послать за подмогой, — заявил Сейф аль-Малюк. — Иначе они нас и здесь найдут. И лошадей жалко — сгорят ведь.
— За лошадей не волнуйтесь, — ответил старик, оглаживая бороду. — Я к людям сына отправил. Он умеет убеждать, да и Аллах силой не обидел. Не боится он Шариф Хана. А люди глупые — всему верят. Скажут согрешила такая-то, вот начинаются крики, визги, обвинения… А придёт другой и расскажет по-другому — все устремляются к нему.

Действительно, не прошло и получаса, как голоса на улице поутихли, а пожару в доме не дали разгореться — стали тушить. Здесь, похоже, постарался сын старика, защищая от огня и свой дом. Несколько человек вывели из стойла лошадей и привязали на безопасном месте. Потихоньку люди стали расходиться по домам, остались только человек пять людей Шариф Хана. Но и они не решились зайти в дом Асии. Долго спорили между собой, но так как самого предводителя не было среди них, то тоже решили убраться с места преступления, посчитав, что женщина и иноверец задохнулись в дыму. Завтра узнают посветлу. Об этом рассказал вернувшийся домой сын старика.
— Рахим, сынок! — сказал старик. — Иди, сходи за лошадьми гостей, да ещё запряги в нашу арбу пегую кобылу. Потом проводишь до окраины города. Гостям пора в путь.
— А может нам дождаться помощи из Мингоры?! — засомневался Сейф аль-Малюк.
— Можете, конечно, остаться, — ответил старик. — Мой дом — ваш дом. Но когда придёт ваша помощь? По этой темноте пока доберёшься до Мингоры — пару часов пройдёт. И обратно два часа. К этому времени уже утро наступит. Я больше, чем уверен, что Шариф Хан заставит людей вернуться к дому, проверить…
— Да, согласен! — прервал старика Сейф аль-Малюк. — Зря я не взял с собой охрану. Зовите, уважаемый, Асию! Надо уезжать!

Мустафа с матерью и раненым слугой сели в арбу, а мужчины вскочили в сёдла. Тепло поблагодарив старика и попрощавшись, тронули поводья. Взвихрилась пыль под копытами скакунов и по ночной городской улице умчались прочь всадники, а за ними покатила арба, гремя колесами по каменной мостовой. До окраины добрались быстро. Там расстались с сыном старика Рахимом. Он предлагал сопроводить их до Мингоры, но Сейф аль-Малюк поспешно отказался. 

Оказалось — зря. За отъездом людей из дома старика из темноты наблюдала пара внимательных глаз. Удостоверившись, что процессия направилась в сторону Мингоры, всадник в чёрном одеянии вернулся за товарищами. Догнать беглецов, связанных неторопливостью кобылы, запряженной в арбу, не стоило большого труда. Первым пал Абу Али от стрелы, со свистом прилетевшей из темноты. Он с удивлением посмотрел на оперение древка, торчавшего из груди, и, охнув, опрокинулся на спину. Заверещала Асия, увидев рядом мёртвого слугу, заплакал Мустафа, но больше испугавшись за маму. И только Мицкевич предрассудительно нырнул с седла под брюхо лошади, как над крупом просвистели несколько стрел. Сейф аль-Малюк, бросив всех, умчался в темноту. Очередной раз тоненько звенькнула тетива и стрела оборвала крик Асии. «Так нас перестреляют, как куропаток, — подумал Ян. — Хоть бы какое оружие! Э-эх…»

Мицкевич снова залез в седло, поравнялся с арбой, выдернул из неё плачущего мальчика, посадил перед собой и, гикнув, погнал лошадь вперёд. Другого способа спастись не было. Он слышал сзади топот нагоняющих его всадников; пару раз со свистом пролетели стрелы; один раз спотыкнулась лошадь, но удержалась на скаку. Больше всего Мицкевич боялся этого — как бы скакун не попал копытом в яму. Но бог или аллах миловал, ему удалось на некоторое время оторваться от преследователей. Он свернул с дороги к кустарнику, заставил лошадь улечься на землю (так обычно делают казаки) и, приставив палец к губам, попросил Мустафу замолчать. Тот понятливо кивнул. Через некоторое время на дороге появился силуэт одинокого всадника. Из-за поворота навстречу ему выехали преследователи Мицкевича.
— Стойте! — воскликнул одинокий всадник. — Вы что, потеряли их?
— Они же за вами поскакали! И вы не встретили?!
— Шайтан вас подери! Не можете выполнить простое поручение! Я всё сделал для того, чтобы вы смогли захватить мальчика и убить этого уруса. Вместо этого убили всего лишь слугу.
— Ещё нами убита Асия, уважаемый…
— Вот! — прервал собеседника одинокий всадник. — Всё, на что вы способны. За что я заплатил столько рупий? Чтобы убить слугу и женщину?!

Мустафа услышав про гибель матери захныкал, но Ян своевременно зажал ему рот и снова прижал палец ко рту.
— Тс-сс! — сказал он шепотом. —Тихо Мустафа, прошу тебя, потерпи!
Мальчик немного успокоился и сам зажал себе ручками рот, показывая, что будет молчать. А Мицкевич снова стал прислушиваться к разговору незнакомцев. Одинокий всадник уж больно по силуэту и голосу напоминал Сейф аль-Малюка, но Яну не хотелось этому верить. Поэтому он старался услышать и увидеть сквозь листья кустарника побольше. Наконец его ожидания были вознаграждены, когда один из бандитов громко воскликнул:
— Всё, уважаемый Сейф аль-Малюк, мы свою часть договора выполнили! Это из-за вашего упрямства нам не удалось выкурить их из дома! Надо было забрать мальчика и выйти к нам. Тогда не пришлось бы гоняться за ними в темноте.
— О чём ты говоришь Шариф Хан? Меня ни в коем случае нельзя впутывать в эту историю. Всё должно было случиться как планировали. Впрочем, это уже не важно. Надо найти мальчика. Они не должны далеко уйти.
— Тогда надо будет ещё заплатить моим людям. Мы бесплатно не работаем.
— За этим дело не станет. На, держи мешочек! Здесь есть немного серебра. Остальное по исполнению. И запомните: мальчик мне нужен живой, а урус — мёртвый.

Продолжение следует

Начало

@ramzansamatov

От  редакции: По ходу написания романа он обрастает новыми событиями и героями, поэтому,  что бы не ломать хронологию событий, периодически будут добавляться  новые части ранее опубликованных в "Сообществе авторов исторической прозы" глав данной книги.