Уважаемые пользователи Голос!
Сайт доступен в режиме «чтение» до сентября 2020 года. Операции с токенами Golos, Cyber можно проводить, используя альтернативные клиенты или через эксплорер Cyberway. Подробности здесь: https://golos.io/@goloscore/operacii-s-tokenami-golos-cyber-1594822432061
С уважением, команда “Голос”
GOLOS
RU
EN
UA
sergey13
6 лет назад

Воровской роман Сквозь Сибирский Тракт. Удачный выстрел. Глава 24.

Рано утром, чуть стало светать, Дядя Паша взял винтовку и пошел к небольшой поляне, которую насмотрел еще с вечера. Добравшись до места, вор огляделся по сторонам и тайком, вприсядку подполз к разросшемуся кусту. Полянка, на которой еще росла зеленая трава, просматривалась отсюда полностью. Именно сюда, на поляну, должны выходить лесные звери, чтобы полакомиться последними остатками зелени. Дядя Паша решил устроить засаду. Урка еще раз убедился в наполненности магазина и передернул затвор. Всего четыре патрона – промахнуться было нельзя. Неизвестно, сколько еще придется идти, чем питаться. Солнце еще не показалось, но серый свет уже медленно теснил сумрак. Ветра не было. Гигантские комары садились на руки и шею, мгновенно вонзая свои жала под кожу. Дядя Паша аккуратно убивал их, стараясь не хлопать. Вдруг послышался хруст веток. Урка внимательно вгляделся и увидел правее от себя, в конце поляны, большую тень. Через несколько секунд на свет вышел лось. Животное величественно ступало по земле, принюхиваясь по сторонам и иногда всматриваясь вдаль. Лось начал щипать траву, Дядя Паша вскинул винтовку. В ту же минуту лось пошевелил ухом, поднял голову и посмотрел на кусты, где сидел вор. Дядя Паша замер, ему казалось, лось смотрит прямо на него. Но животное, постояв немного, опять принялось пастись. Вор прицелился и нажал на спусковой крючок, раздался выстрел. Зверь вздрогнул и попытался бежать, но нога подломилась. Он осел и уже не мог подняться. Дядя Паша выскочил из засады и побежал к трофею. Подойдя ближе, он увидел, что лось уже умер – его остекленевшие глаза смотрели куда-то вдаль, не излучая жизни.
– Вот и еда! – обрадованно проговорил вор, – Осталось только как-то приготовить.
На выстрел прибежал Граф, радостно подошел к убитому зверю, нагнулся и, закашлявшись, радостно сказал:
– Надо разделывать.
Резанув тушу по горлу, воры спустили кровь и принялись разделывать лесного гиганта. Попив крови и съев печень сырой, урки стали отрезать кусками мясо и складывать его в рюкзаки. С рюкзаками, полными свежей лосятины, они пошли дальше. Мясо, которое не вместилось, бросили на месте – унести все не было возможности.
Днем, проходя возле песчаного обрыва, воры решили немного отдохнуть. Сбросили набитые мясом рюкзаки и упали на песочек. Солнце светило и пригревало. Граф лежал на спине с закрытыми глазами, раскинув руки в стороны и перебирая пальцами нежный песок.
Тут ему опять вспомнились Одесские гастроли, на которые они ездили малолетками. Именно так беззаботно, в чуть подвыпившем состоянии он любил валятся на пляже, слушать морские звуки и потягивать вино. В одно такое солнечное утро он, взяв по обыкновению бутылочку красного вина «Седьмое небо князя Голицына», лежал на песочке и наслаждался жизнью, в то время как его друзья после ночных ограблений спали у хозяйки. Молодой урка, прикрыв глаза, почти спал, когда вдруг почувствовал, что кто-то тихо подошел к нему и медленно начал тянуть пиджак. Граф лежал и с удивлением осознавал, что его в наглую хотят обокрасть. Не в силах терпеть этот беспредел, он быстро открыл глаза, схватил вора за руку и закрутил ее за спину, обездвижив негодяя. Это оказался чумазый малец лет девяти, в кепке и широких штанах. На ногах его не было обуви, видно, для того, чтоб беззвучно подходить к зазевавшимся жертвам.
– Ну что, бандит, веди к старшому, – Граф с усмешкой держал малолетнего вора, пытающегося вывернуться и убежать.
– Отпусти, гад! Ой-ой! – стонал от боли воришка.
– Тише, комса, я свой, нужен базар со старшим. Малолетний воришка, поняв, что в полицию его не поведут, успокоился.
– Яхши, отпусти только, больно, – пролепетал малец. Граф отпустил неудачника, сел на песок, закурил и
предложил ему вина, налив в кружку. Воришка взял кружку, залпом выпил и занюхал внутренней стороной кепки.
– Закури, – протянул он папиросу мальцу. – Как кличут тебя хоть?
– Гаваном, – беря папиросу, произнес малец.
– Меня Графом зови. Веди, дело есть до старшего. Гаван повел Графа по селу, потом – по узким улочкам
Одессы, через дворы, завешенные бельем, пока, наконец, не привел к старому дому. Подойдя к нему, малец взял камушек и кинул в окно второго этажа, дзынькнуло стекло. Граф заметил, как там немного дернулась штора, потом створка старой рамы приоткрылась и в окне показался человек в тельняшке, с фингалом под глазом и папиросой в зубах.
Почесав грудь и немного пожевав папиросу, он выплюнул ее вниз и застыл в ожидании.
– Здорово, Боцман, тут человек с разговором к Шелко́вому! – громким голосом крикнул Гаван, кивая на Графа.
Боцман оценивающим взглядом посмотрел на незнакомца и тут же скрылся за шторой. Через несколько минут снова вылез и махнул, давая понять, что можно заходить. Тут же Гаван открыл пошарпанную дверь парадной и бегом вбежал по деревянной лестнице на второй этаж. Граф следовал за ним. Стены подъезда были старыми, облезлыми и какого-то болотного цвета из-за подтеков и обшарпанности. Поднявшись на второй этаж, Граф увидел, что в дверях их уже встречает тот самый Боцман в тельняшке навыпуск и приторно-сиреневых штанах. Что Графа всегда удивляло в Одессе, так это безвкусно одетые в контрабандные товары люди. Никого не интересовало, какого цвета одежда и как она сидит на теле, главное было – надеть что-то новое, не такое, как у других.
Боцман внимательно следил за движениями Графа, как бы изучая его. Однако вор был спокоен, он готов был говорить о деле только с главным, иначе не имело смысла все остальное.
– Ежели имеете шо сказать, мил человек, то проходьте, – широко улыбаясь, пригласил Графа Боцман.
Граф заметил отсутствие двух верхних зубов в неровном пожелтевшем зубном ряду урки. Он молча зашел в квартиру, держа правую руку немного позади, чтоб в любой момент выхватить из-за пояса финку, хотя и понимал: если что, она может и не спасти.
– А ты, Гаван, брысь отсюда! – прикрикнул Боцман, доставая из пачки пару папирос и протягивая мальцу.
Гаван быстро схватил папиросы, одну сразу же взял в рот, другую засунул за ухо и побежал вниз по лестнице. Боцман сплюнул в сторону и закрыл дверь. Он показал Графу на дальнюю комнату и вразвалочку пошел туда за ним. Пройдя по небольшому темному коридору, оклеенному полосатыми темно-бордовыми, пропахшими табаком и перегаром обоями, они зашли в большую гостиную. Там в полутемной, наполненной табачным дымом комнате с плотно завешенным зелеными шторами окном, полулежа на оттоманке, отдыхал средних лет парень. Щеки его украшали узкие, аккуратно подбритые бакенбарды фавори, под носом красовались такие же узенькие черные усики, модные в Одессе. В левой руке он держал трубку кальяна, который стоял рядом на небольшом столике.
Это и был Шелковый – главарь одной из банд Одессы, которая промышляла всем, чем только можно. Свой бандитский путь он начал рано. Сначала воровал на базарах, потом, уже оперившись, стал с товарищами раздевать богатеньких купцов в темных переулках Одессы. Чуть повзрослев, обзавелся связями и занялся контрабандой тканей и других редких товаров на рынки и подпольные мануфактуры Одессы. Именно за нелегальные поставки изысканного китайского шелка он и получил свою кличку. Со временем Шелковый сколотил банду и промышлял в основном налетами и контрабандой, но не гнушался ничем, что могло принести прибыль. Банда его состояла из опытных одесских урок и малолетней шпаны, которая существовала вроде как сама по себе, но при необходимости пацаны шли на дело вместе со старшими.
Взяв трубку кальяна в рот, Шелковый затянулся. Тут же в емкости забулькало. Граф с интересом посмотрел на это устройство – ничего подобного раньше не видел. Хозяин квартиры не спеша выпустил дым и пригласил гостя присесть на стул напротив.
– Кальян, – увидев интерес Графа к булькающему аппарату, пояснил урка. – А ты кто есть таков, с чем пожаловал к нам?
– Граф я, из Петербурга. На гастроли прихряли, дело есть, – коротко и ясно изложил Граф.
– Шо ви говорите, ну а ко мне на кой? – спросил Шелковый, выпуская под потолок струю дыма.
– Тю, глянь, Шелковый, пришлые ворочиют на Одессе. Таки непорядок, – вставил с боку Боцман, злобно ухмыльнувшись.
– Сделай тишину, Боцман, мама большая, всем хватя, – осадил его Шелковый. – Посиманим таки, шо гость поведает.
Боцман перестал ухмыляться и сел недалеко от входа в гостиную, готовясь внимательно слушать пришедшего. Граф, убедившись, что больше ему никто не мешает, закурил папиросу, выпустил густую струю дыма и взглянул на Шелкового. Несмотря на то, что Графу было семнадцать лет, он вел себя как взрослый вор, расставляя акценты на главных вещах, не обращая внимания на мелочи, но и не игнорируя их. Именно поэтому его уважали многие, даже старшие воры. Он умел убедить, разложить по полочкам все плюсы и минусы предстоящего дела, а также найти адекватные решения возможных сложностей.
– Господа урки, – обращаясь больше к Шелковому, начал Граф. – Подметил я тут давеча на Дерибасовской лавку одну, ювелирную. И драгоценностей там можа не так грубо, но достаточно, – вор сделал несколько затяжек и замолчал.
– Можа ви не знаете за наш город, но тут лавок везде полно, на Дерибасовской и не только, – пользуясь паузой, вставил Боцман.
– Боцман таки прав, нам шо до этого? Сонька вон ловко ашманает эти лавчонки, – несдержанно, поддержал его Шелковый.
– Нечего нам баки вколачивать, – начал заводиться Боцман.
Граф сдержанно молчал все это время, докуривая папиросу и оценивая ситуацию. Наконец он затушил окурок в стоящей на столе тарелке, сдвинул на затылок кепку и молча посмотрел на Шелкового, не обращая внимания на возмущения Боцмана. Это волей-неволей заставило хозяев замолчать.
– Таки имеешь, что дельное сказать? – спросил Шелковый.
– Так вот, лавочка эта стоит аккурат в тихом месте, она неприглядная, драгоценностей, как я говорил, не так грубо – поэтому дело может клево пройти. Нам нужны тутошние люди, которые все закоулки тут знают и схороны, иначе не одолеем эту ювелирную вильду.
– Не делай мне смешно, это все полный халоймес, – недовольно высказал Шелковый.
– Ты погодь чураться, есть маза сработать верняк и под Соньку, без выстрелов и потерь, – ответил ему Граф.
– Таки уже интересно, продолжай, – проговорил Шелковый, нагибаясь вперед.
– Поэтому и говорю: нужны тутошние воры и левушница, которая будет работать под Соньку. Если вы даете добро делать дело разом, то погутарим.
– Ну шо, малый, я гляжу, ты правильный. Если дело верное, можно сработать, – ответил Шелковый, разливая водку по кружкам и предлагая Графу.
Они выпили, закусив жареной рыбой и абрикосами. Продолжив разговор, долго обсуждали подробности предстоящего дела и спорных моментов. Ближе к вечеру, договорившись о следующей встрече, Граф ушел из лежбища Шелкового пьяный, с надеждой сорвать большой куш в ювелирной лавке.
На следующий день они встретились уже в трактире, недалеко от той самой ювелирной лавки. Боцмана отправили на разведку, а сами заказали графин водочки и непринужденно беседовали. Вскоре явился Боцман, присел за стол, налил себе стопку водки и выпил залпом. Урки смотрели на него, ожидая информации о ювелирной лавке. Закурив папиросу, он сплюнул сквозь выбитые зубы прямо на пол и начал:
– В лавке только один хозяин, немолодой маланец, Соломон Адамович, он за всем смотрит, можно и налетом брать.
– А ты таки успел с ним чуть-чуть побурчать, – заулыбался Шелковый.
– Зашла одна мазиха, обру веснушную зекала, назвала его так, – ответил Боцман, беря с тарелки кусок жирной селедки с куском хлеба и отправляя его в рот. По небритому подбородку вора потекло масло; взяв со стола тканевую салфетку, он вытер ею подбородок и жирную руку.

– И шо дальше? – недовольно сказал Шелковый.
– Лавка небольшая, внутри столы вот так стоят с фиксами, – Боцман стал чертить на столе.
– Шлимазл. Не вот так, а литерой «П», – усмехнулся Шелковый.
– Ну звиняйте, мы в гимназиях не обучались, – ехидно ответил Боцман.
– Сколько там рыжевья? – не обращая внимания на ехидство, спросил Граф.
– Так и не скажешь... Ну, все столы с фиксами, что больше, не знаю, – пожал плечами Боцман.
– Ясно таки одно: рыжевье есть. Идея твоя, Граф, неплохая, надо сработать, – разливая водку по стопкам, заключил Шелковый.
– Не надо много люда собирать: одна левушница, я, ты, еще пару воров, Боцман на шухере.
Боцман в недоумении поднял глаза на Графа и хотел уже было что-то возразить, но Граф его опередил.
– Сам меркуй, какой из тебя сыскник, без зубов, буфер под глазом.
Боцман посмотрел на Шелкового, ища поддержки.
– Ша Боцман, Граф таки прав, ты на шухере, пропурим тыреное, все поровну раскинем, – закончил Шелковый.
Воры распили еще штоф водки, посидели, поговорили о предстоящем деле и расстались, договорившись о встрече. Через три дня в ювелирную лавку Соломона Адамовича Зильменсона зашла молодая, шикарно одетая девушка. Осмотрев витрины с драгоценностями, она выбрала несколько колец и попросила их примерить. Приветливый старичок Соломон Адамович услужливо приносил девушке на примерку кольца, затем колье, показывал бриллианты. Но старик не смог удивить покупательницу благородным металлом и камнями, и она ушла восвояси.
А через полчаса в лавку пришли четыре полицейских надзирателя. Они показали удостоверения, попросили закрыть лавку и разъяснили старику, что у него полчаса назад была сама Сонька Золотая Ручка, которая, по всей видимости, украла или подменила драгоценности. Но они быстро обрадовали старика тем, что она уже поймана, и ему, как добропорядочному господину, нужно только проследовать в полицейский участок для опознания. И тогда эта воровка будет отправлена на каторгу на долгие годы, а все владельцы ювелирных лавок Одессы будут спать спокойно.
Старик, естественно, обрадовался и засуетился, собираясь в полицейский участок. На улице их уже ждали два экипажа; Соломона Адамовича посадили отдельно. Кучера тронулись и поехали по веселым улочкам Одессы. Старик, окрыленный мыслями о пойманной знаменитой воровке, так замечтался, что и не заметил, как кучер привез его на край города и остановился. Поблизости почему-то не было второго экипажа с полицейскими. На вопросы, задаваемые кучеру, старик не получил никаких разъяснений – тот отвечал только, что ему заплачено и приказано доставить его в это место. В недоумении Соломон Адамович приказал ехать обратно, пообещав не обидеть кучера деньгами.
Каково было его удивление, когда, открыв свою лавочку, он увидел пустые витрины! Ювелир обомлел: большая часть его капитала, вложенного в золотые изделия, в одно мгновение куда-то улетучилась. Магазинчик был пуст, пропало все, даже серебряная ложечка, которой он размешивал чай. Он не мог понять, как это случилось – ведь закрывал магазин он сам, а полицейские должны были отвести его на опознание Соньки Золотой Ручки. И тут до него дошло, что это вовсе не полицейские. Старик побежал к заднему входу и с ужасом увидел, что замок сорван, а дверь просто прикрыта. Стало понятно – его обокрали, хитро обокрали средь бела дня.
В это время у Шелкового на лежбище воры сняли форму полицейских и нервно ждали. На столе стояла бутылка самогона. Все пятеро воров были немного на нервах и кого-то ждали. Тут с улицы раздался свист. Боцман выглянул в окно, улыбнулся во весь рот, махнул свистуну рукой и пошел к входной двери. Через минуту в квартиру зашел Гаван, неся в руках увесистый саквояж.
– Таки есть шо сказать? – несдержанно спросил Боцман.
– Малье! – запыхавшийся малец произнес лишь одно слово и положил саквояж на стол.
Воры облегченно вздохнули – куш был хороший. Рассчет был именно на старика еврея, который доверяет полицейским и в суматохе не заметит мальца, проскользнувшего в лавку и спрятавшегося за плотную штору, прикрывающую кладовую справа от входа. Форму полицейских Шелковый заказал у одной старой портнихи, которая умеет держать язык за зубами. В нее переоделись Шелковый, Граф и еще двое воров – в лавке должно было быть людно, чтоб Гаван незаметно пробрался и спрятался. Можно было обойтись и тремя «полицейскими», но тогда у старика бы возникло подозрение, почему его садят в отдельный экипаж, если в первом есть свободное место. Молодую, красивую воровку Симу подослали заранее, с уговором, что ничего брать не нужно. Дурная слава Соньки Золотой Ручки сыграла на руку уркам, так как любой ювелирщик хотел, чтоб ее наконец поймали, уж очень много убытков приносила она его брату. Как только дверь закрылась, Гаван открыл саквояж и сгреб все драгоценности и деньги, а потом, сломав замок, вышел через заднюю дверь. Ломать дверь снаружи средь бела дня было не просто рискованно, а глупо – прохожие бы сразу позвали полицейских. Вся операция была продумана Графом и Шелковым до мелочей, а урки не подкачали в ее выполнении.
Через несколько дней Шелковый сбыл краденные драгоценности и отдал Графу причитающуюся долю, поблагодарив за хорошую идею и предложив остаться в Одессе и поработать вместе. «Русь-матушка велика, а Одесса широка, душа вора просит ветерка. Благодарствуй, Шелковый, я в Петербург вернусь, там все родное, все свое, а к вам уж чекайте в следующем годе», – Граф тепло пожал руку контрабандисту и удалился.
Молодого вора, конечно, манил Одесский колорит, и, конечно, он мог тут прижиться и делать большие дела. Но он не любил долго находиться на одном месте. Да и тянуло его в родной Петербург.
...Придавшись веселым воспоминаниям, Граф не заметил, что Дядя Паша уже довольно долгое время отсутствовал поблизости. Вдруг он услышал радостный окрик медвежатника, и тут же появился он сам.
– Смотри, что нашел, – похвалился Дядя Паша, протягивая сидящему на песке Графу какой-то камень.
– Камень как камень, что на него зекать? – в недоумении проворчал Граф, недовольный, что его отвлекли от воспоминаний.
– Это кремень, моргас у нас в руках, – по-детски радостно ответил Дядя Паша.
– Ты его тереть будешь, как палочки тогда, – не сдерживая усмешку, подначил Граф, намекая на неудачный эксперимент старшего друга добыть огонь путем трения палок.
Дядя Паша с достоинством взял большой гвоздь и несколько раз сильно теранул кремень. Появились искры. У Графа от удивления улетучились остатки сна, он с надеждой посмотрел на медвежатника. Воры быстро собрали сухих веточек, Граф вырвал сухой мох, росший неподалеку, и, настругав ножом сухих стружек, они принялись добывать огонь. Сначала не выходило; потом, наловчившись, Дяде Паше все-таки удалось поджечь сухой мох. Тихонько, чтоб не потушить маленькую искру, Дядя Паша начал дуть и подкладывать сухих стружек. Через некоторое время костер пылал, а над ним готовилось лосятина.
Потом Граф ел и ему казалось, что нет ничего вкуснее этого полусырого куска мяса, готовившегося на костре, разожженном таким древним способом.
Солнце быстро садилось. Съев по куску жареной лосятины, воры решили сегодня никуда не двигаться, а пожарить остальное мясо, чтобы оно не протухло. Так и сделали. Этой ночью они не замерзали – время от времени то один, то второй подкидывали дрова в костер. Утром, хорошо отдохнувшие, поели и отправились дальше, в сторону, известную одному Дяде Паше – как он утверждал, на Казань. День за днем они шли, пробираясь по лесу, уже давно не надеясь наткнуться на село или город. Конец октября радовал на редкость солнечной погодой днем и редкими заморозками ночью. Граф никак не мог вылечиться от кашля, который особенно доставал его по утрам. Дефицита в еде воры не испытывали: когда закончилась лосятина, в один из капканов попалась куница, баловались и грибами. Вскоре начались дожди, земля и трава под ногами были мокрыми, разводить костер с помощью кремния становилось все сложнее – не было сухих веток. Дядя Паша приловчился с вечера высушивать мох у костра и потом нести его за пазухой, только так еще удавалось добыть огонь. Несколько раз у лесных озер и однажды – у ручья Дядя Паша согревал воду и добавлял туда каких-то листьев – получался горячий травяной чай. Правда, вкус у него был не чайный, но, как утверждал Дядя Паша, этот душистый кипяток должен был придать им сил и вылечить кашель Графа. На ночь они срубали еловые ветки, делали из них толстую подстилку, а также накрывались ими.
За последние недели скитаний по лесу воры заросли огромными бородами и стали похожи больше на леших, чем на людей. Обувь разваливалась, одежда тоже порядком пообтрепалась. В один из вечеров Граф, поедая у костра мясо зайца, попавшегося в капкан, задумчиво поглядывал на полную луну.
– Чего задумался, братишко? – спросил его Дядя Паша.
– Скорее бы до города добраться, – ответил Граф с тоской, переводя взгляд на старшего друга.
– Не со звездой же нам еще хилять... А дойти надо, у меня там много дел в Петербурге, и долгов много, – усмехнулся медвежатник. – А долги отдавать надо сполна, – он со злостью воткнул в землю нож.
– Я смотрю, кому-то не долго осталось дышать, – предположил Граф.
– Да есть у меня одна мыслишка, что взяли-то меня по наводке, когда я медведя на лапу брал на квартире купца Емельянова, – злобно сверкая взглядом, ответил Дядя Паша.
– С чего это ты так решил?
– То, что я на хавиру эту похлил, знала одна маруха. Случайно видела из-за спины, как я адресок зорил на бумажке. Вот и сплел я все в одну веревочку, которая к ней и тянется. И меркую я тепереча, что не часто Гуню встретил недалеко от домовухи этой марухи, – сплюнул сквозь сжатые зубы Дядя Паша.
– Надо мортовать... Если сука, то приткнуть и баста, – ответил Граф, обсасывая кость.
– Вот и я меркую... До Петербурга доберемся, буду разговор иметь с Гуней, если сука, то финку в бок ему.
Укрывшись еловыми ветками, они легли спать. Графу опять приснилась Людмила. Она шла по Садовой, удаляясь от него все дальше и дальше. Одета она была в свой каракулевый полушубок и длинные сапожки, белые волосы свободно лежали на плечах. Окликнув, он двинулся за ней, но девушка удалялась, даже не повернувшись на его окрик. Тут Граф ощутил холод. Он посмотрел на себя и увидел, что стоит в одной каторжанской робе, на руках кандалы, а на улице снег, ветер задувает под робу и невыносимо холодит тело. Он хотел побежать за Людмилой, но впереди ее больше не было. «Наверное, ушла. Надо схорониться, а то заметут в таком виде», – подумал он. Открылась дверь стоящего рядом дома, оттуда вышел Хмурый и направился в другую сторону. Граф догнал друга и стукнул по плечу. Вор обернулся, лицо его, как обычно, не выражало эмоций.
– Здорово, Хмурый, схорониться бы мне, – вполголоса обратился Граф к вору.
– Бойся холодного леса, – ответил Хмурый и пошел дальше, не оглядываясь.
– Стой, Хмурый, подожди! – вор быстро удалялся, и Граф хотел его догнать, но не мог – так сильно замерзли босые ноги.
С трудом поднимая то одну, то другую ногу, он медленно подошел к парадной, откуда только что вышел Хмурый, и дернул дверь, но та не поддалась, еще попытка – результат тот же. Граф начал прыгать на месте, но это мало помогало. Он замерзал. На заснеженной холодной улице было пустынно... Вдруг он проснулся. Действительно, было холодно; костер почти погас. Вор встал, подошел к углям и подкинул заранее нарубленных дров. Они не хотели гореть, тогда он нагнулся и подул на угли. Ничего не заго- ралось, пришлось подуть еще несколько раз, и лишь тогда они нехотя взялись гореть. Граф сидел у костра и грелся. Очень хотелось курить; он уже забыл, сколько дней они обходились без курева. Поначалу закручивали в бумагу сухую траву, но бумага, в которой до этого хранились взятые за иконой деньги и документы, быстро закончилась.
Лес жил своей осенней ночной жизнью, его не волновали беглецы, его вообще ничего не волновало. Здесь в лесу только один закон – звериный, и победит тот, кто сильнее, другого не дано. Сколько людей сгинуло в этих лесах, никто не знает. То тут, то там время от времени раздавались непонятные человеческому уху лесные звуки – поначалу они настораживали воров, но потом, когда привыкли, они все меньше обращали на них внимание. Иногда по ночам где-то вдалеке был слышен волчий вой. Граф подумал, что ведь эти волки как никто похожи на них, беглых каторжан, только голодные звери скитаются в поисках еды, а беглецы – в поисках свободы. Но, по сути, мы родственные души, – думал Граф, – такие же одинокие и вольные, и не сможет никто нас приручить, а успокоить навек сможет разве что сучья финка в подворотне, да полицейская пуля. Именно ради свободы нужно добраться до Казани, ну а там уж рукой подать до родного Петербурга.
Подкинув побольше дров в костер, Граф пошел спать. Он поплотней укутался в теплый сюртук и накрылся копной ельника.
Утро порадовало воров новой добычей: в капкан попался крупный соболь. Дядя Паша сунул трофей в рюкзак, и они отправились дальше. Три недели скитаний по Уральским лесам и горам не принесли никаких новостей. Косматые, с заросшими бородами, воры передвигались как привидения, иногда днями не разговаривая, чтоб беречь силы. Порой их хватало только на то, чтоб пройти день и поесть на ночь. Дядя Паша, прежде чем приловчиться добывать огонь с помощью кремния, ободрал себе все руки своим гвоздем-заточкой – зато теперь высекал искру мастерски. За последнее время сильно похолодало, злой кашель у Графа не проходил, при вдыхании холодного воздуха разражался с новой силой. Несколько дней назад Дядя Паша наткнулся на ветку и травмировал глаз, который завязали тряпкой. Но, несмотря ни на что, изо дня в день воры с упорством продолжали двигаться. Назад дороги не было, оставалось только собрать все силы, стиснуть зубы и идти вперед.

--------------------------------------

Если вам понравился мой роман, вы совершенно бесплатно можете скачать его по ссылке.

Беларусы могут заказать бумажный вариант книги напрямую у меня, вышлю наложным платежом (стоимость с пересылкой по всей Беларуси около 10 рублей). Роман объемом 300 страниц отпечатан на качественной бумаге, в твердом, ламинированном переплете. Пишите в сообщениях и заказывайте роман с автографом автора. 

С Уважением Сергей Устинов.

0
0.036 GOLOS
На Golos с September 2017
Комментарии (4)
Сортировать по:
Сначала старые