( 💯 апвот) Эра криптовалют: вызов Биткойна и блокчейна глобальному экономическому порядку — Часть 1

Сегодня мы начинаем небольшой экскурс по эссе на тему принятия криптовалют как современного денежного инструмента. Давайте проанализируем, что и в каком виде мы — человеческая раса — воспринимали как деньги, и для чего их использовали. А также посмотрим, как появление новых типов финансовых инструментов влияет на существующий экономический строй.

Это первая статья из серии, состоящей из 3 частей.

От Вавилона к Биткойну
Глаз никогда не видел, и рука никогда не прикасалась к доллару. — Альфред Митчелл-Иннес

Чтобы быть жизнеспособной, любая валюта, будь то эмитируемая компьютерной программой криптовалюта или эмитируемая правительством традиционная «фиатная» валюта, должна завоевать доверие пользующегося ею сообщества. Для поборников криптовалют, вся суть сводится к предложению альтернативной модели этого доверия. Они продвигают платежную систему, где получателям больше не нужно доверять сторонним институтам, будь то банки или правительства, чтобы гарантировать, что плательщик способен предоставить оговоренные средства. Вместо этого криптовалютные системы наделяют доверием ненарушимую децентрализованную компьютерную программу, неспособную, теоретически, обманывать людей. Однако всё это не ставит криптовалюты вне подозрений. Им тоже нужно завоевать человеческое доверие, чтобы стать актуальными.

Доверие лежит в основе любой денежной системы. Чтобы валюта работала, люди должны быть уверены, что другие будут относиться к ней с должным уважением. Поэтому, прежде чем мы доберёмся до драматического появления на сцене Биткойна с его заявкой на изменение нашего мышления о подобных вещах, нам нужно подробнее исследовать историческое развитие представления о доверии. В настоящей статье мы отправимся в путешествие по эволюции денег, одного из самых значительных, но плохо понимаемых изобретений общества.

Начнём с некоторых базовых вопросов. Что такое деньги? Что они олицетворяют? Как общество развило такую систему обмена товаров и измерения их стоимости? Как и в любой области исследований, для понимания того, как что-либо функционирует, часто лучше всего изучить случаи, где оно не работало.

Современным примером провала является Зимбабве, чьи недействительные многомиллиардные банкноты теперь лежат на столах финансовых репортеров и валютных трейдеров как напоминание о том, каким сумасшедшим образом могут вести себя деньги. Но сильнейший урок был преподан западному обществу ещё раньше: в Веймарской республике 1920-х годов. Тогда немецкое правительство, не желая развязать военный конфликт со своими европейскими соседями, но также не имея охоты расстраивать общественность повышением налогов, вместо этого для покрытия своих долгов печатало деньги, отправив немецкую марку в неконтролируемую нисходящую спираль. Когда инфляция превзошла всё, что кто-либо мог себе представить, дети складывали в игрушечные домики пачки бесполезных банкнот по 50 миллионов марок. Величайшее предостережение в связи со всем этим даёт знание, что этот денежный и правительственный хаос открыл дверь для Адольфа Гитлера.

Германия в дальнейшем превратилась в действующую, в целом миролюбивую страну, показав, что демократическое общество способно восстановить порядок после приступа финансового и политического хаоса. То же самое касается Бразилии, которая благодаря непростым реформам денежной политики оставила в прошлом инфляцию, превышавшую 30 000%, и диктатуру 1980-х. Но некоторые страны практически постоянно живут с денежной дисфункцией и платят за это огромную цену.

Из их опыта мы узнаём, что суть проблемы – не в безответственных политических решениях и печатающих деньги центральных банков, хотя именно посредством этого механизма создается гиперинфляция. Проблема скорее кроется в глубинном нарушении доверия между пользующимся валютой народом и эмитирующими её финансовыми органами. Поскольку обычно эти финансовые органы – это национальные правительства, данное нарушение отражает испорченные отношения общества со своим правительством. Поучительно будет подумать, ЧТО криптовалюта, с её «не требующей доверия» математической системой денежного обмена, предлагает в качестве альтернативы.

Если граждане не доверяют правительству представление своих интересов, то они не будут доверять и его валюте – или лучше сказать, что они не будут доверять денежной системе, на которой построена их экономика. Поэтому при возможности они будут продавать эту валюту и бежать от неё к чему-то другому, что они считают более надежным, будь то американский доллар, золото, либо какая-нибудь другая безопасная гавань. Когда эта дисфункция укореняется, такие убеждения становятся самосбывающимися. Потеря валютой стоимости истощает финансовые ресурсы правительства, что делает печатание денег единственным способом выплачивать долги и обеспечивать политическое выживание. Достаточно скоро избыток денег в обращении ещё больше подрывает доверие, что может породить порочный круг зашкаливающей инфляции и падающих обменных курсов.

Аргентина долго жила с такими нарушенными взаимоотношениями. Столетие неудачных попыток решить проблему доверия объясняет, почему Аргентина пережила много, много валютных кризисов, и почему она опустилась с седьмого места среди самых богатых стран мира в начале XX века примерно на восьмидесятое в середине 2014 г. Теперь Аргентина, много лет позиционировавшая себя как светоч европейской развитости среди отсталости Нового Света, оказалась на одном уровне с Перу.

Майк знает кое-что об Аргентине. Он продолжает рассказ:
Мы с семьёй провели шесть с половиной счастливых лет в Буэнос-Айресе. Солнце, стейки, вино мальбек – всё это довершало наш опыт. Самое замечательное – это наши новые друзья: люди, которые заключают тебя в медвежьи объятия, всегда из кожи вон лезут, чтобы тебе помочь, и не прочь провести четырехчасовой ланч за насыщенным разговором о положении дел в мире.

Но у меня с их страной были непростые отношения. При всем страстном обнимании аргентинцами друзей и родственников, их общество пребывает в состоянии постоянной войны с самим собой. Это обнаруживается в собачьих фекалиях на тротуарах Буэнос-Айреса, в граффити, обезображивающих былую красоту парижской архитектуры города, и в вечных уличных пробках, спровоцированных нежеланием водителей уступать. Погрязшие в ожесточенных разногласиях политики страны проповедуют устаревшие конкурирующие идеологии, тогда как в действительности они остаются верны коррумпированной выравнивающей политической машине, учреждённой полвека назад Хуаном Доминго Пероном. Система макиавеллевской власти перонизма заточила аргентинскую политику в порочный круг недальновидности и коррупции, и из-за этого провала у аргентинцев совсем не осталось веры в их правительство. Неуплата налогов считается нормой – люди рассуждают: зачем платить жуликам, которые украдут твои деньги? В такой среде укрепляется своекорыстие и разбазариваются богатые запасы природных ресурсов страны. Во время случающихся раз в много лет коротких взлетов те, кто достаточно смышлён, чтобы провернуть схему накачки и сброса цен, зарабатывают горы денег, но это лишь означает, что экономика примерно каждые десять лет устремляется к очередному обрыву.

Я приехал в Аргентину в 2003 г., когда последний такой кризис только-только утих. Банки, всё ещё державшие сбережения людей на замороженных счетах, принудительно конвертированных правительством из долларов в обесценившиеся песо, оградили свои центральные отделения листовой сталью, чтобы защитить окна от обстрелов кирпичами от протестующих вкладчиков. Когда я уехал, в 2009 г., назревал следующий кризис. Инфляция приближалась к 30% в год, но правительство открыто лгало о ней, и такой недобросовестный поступок только усилил недоверие аргентинцев к своей валюте и вынудил предпринимателей предусмотрительно повышать цены в самоусиливающемся цикле. Люди снова постепенно забирали песо из банков, а правительство накладывало ограничения на покупку иностранной валюты, что предсказуемо ещё больше подорвало доверие к национальной валюте. Такая игра в кошки-мышки, как аргентинцы очень хорошо знали, была обречена на плохой конец.

Из-за этого также возникли трудности при нашем отъезде. Через год после отъезда мы наконец продали милую квартиру, приобретённую нами в Палермо, зелёном пригороде Буэнос-Айреса. Но когда я вернулся в город, чтобы завершить сделку, оказалось трудно вывезти наши деньги из страны.

Жилье в Аргентине исторически продавалось за доллары – за реальные физические банкноты. История заставила аргентинцев с подозрением относиться не только к своей собственной валюте, но также к чекам, денежным переводам и всему остальному, что требует доверия. Холодные, плотные долларовые банкноты решали эту проблему. Этого-то и хотели наши покупатели. Отказываясь переводить деньги на наш американский банковский счёт, они хотели использовать этот старый, традиционный способ. Они предложили завершить сделку в «casa de cambio» в финансовом районе Буэнос-Айреса, одном из многочисленных обменных пунктов, помогающих аргентинцам вершить их сложные финансовые дела. Там наши только что вырученные наличные должны перевести на наш американский банковский счёт. Всё просто. Что может пойти не так?

Эти обменные пункты, со своими светлыми вестибюлями, викторианскими эмблемами и названиями, выражающими безупречность и надежность, могут напоминать банковские отделения, но они действуют вне банковской системы. Помимо обмена долларов на песо, они имеют сеть счетов для перевода денег за границу с меньшими комиссиями, чем у банков. Теперь, когда правительство накладывало жёсткие ограничения на банковские переводы за границу, эти места пользовались спросом как удобные неофициальные предоставители услуг денежных переводов.

Меня смущал этот, как мне казалось, сомнительный вариант, но Мигель, мой ближайший друг в Буэнос-Айресе, заверил меня, что эта casa de cambio еженедельно проводит для него совершенно легальные транзакции с его заморскими коллегами. Он полностью доверял им, а я доверял ему. Так уж всё обустроено в Аргентине: ты доверяешь тем, кого знаешь, и для решения коммерческих дел часто полагаешься на эти отношения больше, чем на правовую защиту коррумпированной судебной системы.

Но для уверенности я сначала посетил casa de cambio, где меня заверили, что международный перевод будет полностью легальным и поддающимся проверке, так как у нас будет в качестве подтверждающего документа договор о продаже недвижимости. Меня это удовлетворило, и я согласился на план покупателей. Через несколько дней в одной из секретных комнат фирмы для завершения сделки собралось восемь человек: двое сотрудников; пара, покупающая нашу квартиру; отец одного из них, который за всё это платил; официальный escribano, или нотариус, требуемый по закону, чтобы заверить транзакцию; Мигель и я.

Вошёл человек примерно с десятью пачками купюр и вручил их мне. Я никогда не держал в руках столько наличных, но всё равно поразился тому, как мало места занимают $280 000. Сотрудники casa de cambio пересчитали деньги, после чего началось подписание бумаг по переводу. После того как escribano подтвердил, что всё честно и справедливо, он и отец попрощались с нами, и началось оформление международного перевода.

Вдруг вбежал сотрудник, впопыхах выкрикивая: «Ничего не получится! Всё должно проходить через банковскую систему!» Я посмотрел на Мигеля, и мне всё стало ясно. Сотрудники неправильно поняли ключевое требование постоянно меняющегося валютного законодательства Аргентины касаемо документов. Или, быть может, – во мне проснулся аргентинец-конспиролог – нас подставили. Почему это произошло после того, как escribano ушёл, подписав документы о недвижимости? Как бы то ни было, мы оказались в ловушке.

Вот какие у меня были варианты: Я мог взять деньги, все наши сбережения, понести их через весь город – в чем? в рюкзаке? в носках? – и надеяться, что местное банковское отделение, где у меня был практически неактивный счёт, который я использовал для оплаты электричества, с радостью примет солидную кипу долларов, конвертирует их в песо с комиссией и по убыточному курсу, после чего тут же конвертирует их обратно в доллары с ещё одной комиссией и по ещё одному убыточному курсу, чтобы затем перевести деньги в мой банк с ещё большей комиссией. Мы рисковали безопасностью, и нас ждали дополнительные издержки на $15 000, если банковские контроллёры вообще пропустят этот план. Или же – предложили в casa de cambio – я мог завершить сделку у них, только без обещанных документов. Учреждение возьмёт мои деньги, а заграничный агент положит эквивалентную сумму на наш счёт, – но я не получу никакого письменного подтверждения передачи денег. Я должен доверять – опять это слово, – что через двадцать четыре часа я смогу позвонить в свой банк и получить подтверждение, что деньги находятся в пути на мой счёт, хотя понадобится три дня, прежде чем они действительно поступят.

Я напряженно обдумывал это. Десятки тысяч аргентинцев ежедневно проводят такие транзакции. Для них, как ни парадоксально, такой метод обмена стоимости более надёжен, чем иметь дело с банковской системой, неоднократно похищавшей их сбережения. Но главное, Мигель, человек, которому я доверял в Аргентине больше всех, доверял этой группе людей свои счета. У него всё было более прозрачно и честно, чем то, что рассматривал я, но он вёл с ними дела регулярно. И в самом деле, casa de cambio нужно было сохранить доверие Мигеля. Доверие клиентов было фундаментом их бизнеса. С другой стороны, я не был кандидатом в постоянные клиенты.

Я скрепя сердце согласился на неофициальную транзакцию. Единственное «подтверждение», какое мог дать мне обменник, – чек, напечатанный на обычном кассовом аппарате, где просто были указаны цифры прописью: общая сумма перевода минус комиссия, и больше ничего. В тот же вечер я его потерял.

На следующий день мы с Мигелем вернулись в casa de cambio, чтобы получить специальный код, по которому мой банк мог отследить платёж. Господина, с которым мы должны были встретиться, не было на месте, по крайней мере, так сказал сотрудник, охраняющий бронированный вход в служебные помещения. У меня подскочило давление, и я попросил о свидании с другим сотрудником. Охранник позвонил ему, после чего передал его ответ: деньги уже поступили на мой счёт. Я не поверил. Должно было пройти три дня. Моё сердце забилось сильнее. Неужели они врут? Неужели меня обманули? Очень сильно нервничая, я выбежал на улицу и позвонил агенту своего банка. В ответ я услышал: «Да, мистер Кейси, деньги поступили на ваш счёт». Мы с Мигелем обнялись.

Эта история иллюстрирует связь между доверием и деньгами, которая, в свою очередь, критична для понимания криптовалют и идеи о том, что они заменяют доверие правительственному эмитенту денег доверием компьютеризированному алгоритму. (В этом смысле называть Биткойн «не требующим доверия» неверно, хоть и это в целом удобная характеристика). Для функционирования денежной системы нужна та или иная модель доверия. Биткойн стремится решить эту задачу, предлагая пользователям систему доверия, полагающуюся не на людей, а на незыблемые законы математики. Но он столкнулся с другой проблемой доверия, заключающейся в том, что немногие доверяют общему имиджу Биткойна из-за ощущения ненадежности и волатильности. К тому же математика многих пугает, как и мысль о том, что всем управляют не люди, а компьютеры, – хотя выражение подобной обеспокоенности в применении к одному лишь Биткойну выдаёт неосведомлённость насчёт того, насколько компьютеризированными стали наши финансовые рынки, базирующиеся на фиатной валюте.

В странах с низким доверием политическим институтам, таких как Аргентина, проблема доверия решается путём развития общественного доверия родственникам, друзьям и отношениям, основанным на репутации. К сожалению, это крайне неэффективно. Такой круг доверия слишком мал для любой экономики, где имеется сложная сеть экономических взаимодействий, выходящих за рамки небольших общин, не говоря уже о такой, которая претендует на интеграцию с остальным миром. Более того, когда кризис заставляет всех бежать к выходу и избавляться от ненадежных песо, система оказывается под предельным напряжением.

Как раз эту проблему и стремятся решить криптовалюты. Они позиционируют себя так, потому что ни одна денежная система, управляемая правительством, не идеальна. Возможно, Аргентина – экстремальный пример, но, как показали события 2008 г., модель любой другой страны также уязвима к нарушению доверия.

Чтобы понять, почему доверие так важно для денег, и прежде чем погрузиться в принципы работы и многообещающее будущее криптовалют, давайте предпримем путешествие в историю и изучим конкурирующие теории денег, возникшие в разные века. Надеемся, что к концу вы получите представление о том, что такое деньги. Вы можете подумать, что ответ на этот вопрос должен быть простым, ведь люди использовали деньги тысячелетиями. Но в действительности практика денежного обмена настолько глубоко укоренена в культурной эволюции общества, что мы редко о ней задумываемся.

В недавней провокационной книге «Неофициальная биография денег» (Money: The Unauthorized Biography) Феликс Мартин утверждает, что фокусироваться на деньгах как на «вещи» – товарная, или «металлическая», концепция денег, о которой мы поговорим позже, – значит упускать из виду высвобожденную этим изобретением мощную силу, определившую лицо цивилизации. Называя деньги «социальной технологией», он заявляет: «Валюта сама по себе – это не деньги. Деньги – это система кредитных счетов и расчётов по ним, которую репрезентирует валюта». При таком подходе можно понять, как деньги сделали возможной новую форму общественной организации, превосходящую племенной строй. Они обеспечили универсальную систему стоимости, что означало, что системы власти доисторических племенных общин, где порядок поддерживался посредством угрозы насилия от рук того, кто был самым жестоким и сильным, могли уступить место чему-то позволявшему преуспевать не только физически сильным и приближенным к ним, а всем членам общества. Богатство, определяемое накоплением этой новой абстрактной меры стоимости, стало показателем могущества. Это полностью изменило правила игры.

Чтобы донести свою точку зрения, Мартин отсылает нас к микронезийскому острову Яп. Он описывает уникальную валютную систему, озадачившую ранних европейских визитёров, состоящую из каменных колес, известных как феи. Диаметр этих камней, добывавшихся на расстоянии трёхсот миль, достигал двенадцати футов. Нередко после обмена эти гигантские известняки было неудобно транспортировать к новому владельцу, поэтому они оставались у прежнего владельца. Однако в япском обществе существовало взаимопонимание насчёт того, что право собственности на эти увесистые символы богатства могло переходить от одного человека к другому в серии транзакций, предоставляя средство погашения долга. Мартин цитирует сообщение молодого американского авантюриста Уильяма Генри Фернесса III о том, как один феи утонул в океане по пути из Бабелтуапа, но всё равно признавался как валютная единица, которую её новый владелец имеет право обменять.

Система феи показывает, как далеко может зайти общество в создании абстрактных представлений о стоимости и могуществе. Данная концепция развивается в разной степени, по мере того как общества признают универсальную, пусть и воображаемую, ценность денег, и является невероятно влиятельной. Поэтому мы видим, как появление в Древней Греции денег и революционной системы демократии совпадает с разрывом с прежним обществом, где структуры власти были намного более жестокими и ограничивающими. Деньги раскрыли мир, создали возможности.

Но при всём влиянии на развитие цивилизации этого общественного акта принятия абстракции нашим умам, предпочитающим материальные объяснения мироустройства и особенно представления о стоимости, понять его трудно. Мы видим сейчас, как старшему поколению, выросшему среди физических магазинов и товаров, сложно понять, зачем кому-то покупать «виртуальные товары» – наподобие продающихся в онлайн-играх, таких как Second Life, – а тем более платить за них «виртуальной валютой». Мы можем вести интеллектуальную дискуссию на тему «Что такое деньги?», но нам сложно преодолеть укоренившееся представление о долларе или евро – или даже Биткойне – как имеющих полновесную материальную ценность.