Информационное перенасыщение: (часть 2) Краткая история слишком широкого выбора

Возможно, общество XXI века действительно дезориентировано бесконечными реками информации; возможно, новые технологии действительно оказывают разрушительное воздействие на наш мозг. Но подобные опасения высказывали и наши предки, и было бы глупо считать, что они-то ошибались, а вот мы правы. Вполне возможно, корень проблемы не в количестве потребляемой нами информации, а в том, что мы не знаем, для чего нам эта информация.

Изучив историю чтения, я пришел к выводу, что люди с самого изобретения письменности были озабочены возможностью потреблять и понимать написанное. В древних обществах Греции и Рима мудрецы, не могущие еще представить себе цифровые гаджеты, глобальную сеть и концепцию Big Data, уже задумывались об опасностях, скрытых в бурных потоках информации. Первым о проблемах, связанных со свободной циркуляцией текстов, написал Платон, вложив, впрочем, эти опасения в уста Сократа. Платоновский Сократ предвидел опасность, скрытую в самой технологии записи информации. В отличие от устного общения, письмо не выбирает свою аудиторию, но «путешествует свободно». Письмо не делает различий между теми, кто может осознать написанное и извлечь из него пользу, и теми, кого написанное смутит и собьет с толку. Сократ предупреждал, что письмо доносит информацию «и до понимающих, и до тех, кто к этому не способен». В духе патернализма своего времени Сократ указывает, что знание в случайных руках станет угрозой общественному порядку. Именно Сократ первым предсказал, что люди станут зависимы от написанных текстов и что это ослабит их память.

«В души научившихся им они вселят забывчивость, так как будет лишена упражнения память: припоминать станут извне, доверяясь письму, по посторонним знака, а не изнутри, само собою. Стало было, ты нашёл средства не для памяти, а для припоминания. Ты даёшь ученикам мнимую, а не истинную мудрость. Они у тебя будут многое знать понаслышке, без обучения, и будут казаться многознающими, оставаясь в большинстве невеждами, людьми трудными для общения; они станут мнимомудрыми вместо мудрых»

Платон (428 - 348 до н. э.) диалог «Тевт»

Так думали не только древние греки. Древние евреи придерживались того же мнения. Долгое время раввины противились записи Устного Закона, метода толкования святых писаний, позже ставшего первой частью Талмуда: Мишной. После создания Мишны история повторилась: новые поколения раввинов не желали предавать бумаге толкования Мишны, из которых позже была создана вторая часть Талмуда, известная как Гемара. Свое нежелание записывать толкования раввины обосновывали аргументами, которые мало чем отличались от аргументов Сократа. Они считали, что знание по природе своей диалектично и может быть результатом лишь устной и живой беседы. Если же знание записано, оно умрет и окаменеет, приводя будущие поколения к ошибкам в его понимании.

Платон тоже предупреждал об опасности свободного хождения текстов. Он сомневался в возможности среднего человека отличить морально полезный текст от вредного. Платоновский страх перед книгами, способными изменить читающего, находил выход в рассуждениях о слишком большом количестве книг и манускриптов, находящихся в свободном обороте. Огромное количество книг порождает сложность выбора, что в свою очередь поднимает вопросы о том, какие тексты полезны человеку, а какие — вредны.

Именно поэтому моралисты с древних времен до наших дней предостерегают людей от неограниченного чтения. Римский философ-стоик Сенека в письмах Луцилию, написанных между 63 и 65 годами нашей эры, предупреждал, что «во множестве книги лишь рассеивают нас». И вновь — эти слова звучат в унисон с мнениями ранних раввинов. Раввины указывают на слова самого царя Соломона: «составлять много книг — конца не будет, и много читать — утомительно для тела» (Еккл. 12:12). Сенека же считал, что «нужно долго оставаться с тем или другим из великих умов, питая ими душу, если хочешь извлечь нечто такое, что в ней бы осталось». Советы Сенеки до конца XIX века цитировались по всех книгах по саморазвитию.

«Но взгля­ни: раз­ве чте­нье мно­же­ства писа­те­лей и раз­но­об­раз­ней­ших книг не срод­ни бро­дяж­ни­че­ст­ву и непо­сед­ли­во­сти? Нуж­но дол­го оста­вать­ся с тем или дру­гим из вели­ких умов, питая ими душу, если хочешь извлечь нечто такое, что в ней бы оста­лось. Кто везде — тот нигде. Кто про­во­дит жизнь в стран­ст­ви­ях, у тех в ито­ге госте­при­им­цев мно­же­ст­во, а дру­зей нет. То же самое непре­мен­но будет и с тем, кто ни с одним из вели­ких умов не осво­ит­ся, а про­бе­га­ет все вто­ро­пях и наспех.Не при­но­сит поль­зы и ниче­го не дает телу пища, если ее извер­га­ют, едва про­гло­тив­ши. Ничто так не вредит здо­ро­вью, как частая сме­на лекарств. Не заруб­цу­ет­ся рана, если про­бо­вать на ней раз­ные сна­до­бья. Не окрепнет рас­те­ние, если часто его пере­са­жи­вать. Даже самое полез­ное не при­но­сит поль­зы на лету. Во мно­же­ст­ве кни­ги лишь рас­се­и­ва­ют нас»

— нравственные письма Луцилию, письмо второе