О доброте душевной
На днях мне сказали, что я очень добрый. Прямо тут, на Голосе мне это сообщил человек, которого я безмерно люблю и уважаю. Не в том смысле, в котором я использую эти слова по отношению к некоторым голосянам, а по-настоящему. А потом и горячо обожаемая мною Настенька сказала, что я «по натуре не злой человек», хотя и пользую ненавистный ей сарказм и в хвост и, как говорится, в гриву.
На подобные оценки моей личности я стараюсь отшутиться, но получается, честно говоря, не очень. Ибо если даже Голос за полтора месяца исхитрился заметить мою чрезмерную доброту, невзирая на пресловутый сарказм, то проблема однозначно имеет место.
Но в Интернете-то ещё бог с ним, не велика беда. Ну, да, я рассыпаю копеечные апвоуты в комментариях к своим постам, как добросовестный дачник на приусадебном картофельном участке (брось-ка в эту лунку пару клубней – чтобы точно взошла). Хотя некоторые комментарии и комментаторы, безусловно, не заслуживают такой щедрости. Никто меня к этому не принуждает, но одинокий апвоут уже стал моим фирменным знаком для собеседника: разговор окончен, и мне больше нечего добавить. В любом случае я никогда не знаю, куда пристроить свои сорок священных апов.
И я не обижаю дурака. Я лишь могу его слегка куснуть и сбить с толку, и беспечное солнечное дитя даже не почувствует боли, решив, что с ним играют. В следующий момент я аккуратно ставлю дурака на ножки, целую в темечко, и с широкой улыбкой дурак шагает дальше, довольный собой и окружающим миром. Самообладание отказывает мне редко, а если это всё же происходит, то в конечном итоге я всегда раскаиваюсь, жалею дурака и остро переживаю за него.
Повторюсь, для сети Интернет это, возможно, оптимальная тактика во славу сбережения нервных клеток. Но что касается реальной жизни, то здесь всё гораздо сложнее. Благими намерениями часто мостится дорога в ад, и ад этот заготовлен персонально для благодетеля. По традиции в качестве примера я приведу эпизод из моей жизни.
Я мог бы рассказать о том, как однажды повстречал своего бывшего одногруппника, который по несчастливой случайности оказался и бывшим наркоманом. За пару лет до этого однокашник вернулся из какого-то обособленного поселения, где он успешно избавился от героиновой зависимости и стал «другим человеком». Вот только работу бедняга теперь никак не мог найти. Проникнувшись сочувствием к положению человека, я пристроил его в свой отдел, где состоял руководителем. Стоит ли говорить, что это очень предсказуемо, очень скоро и очень плохо кончилось для нас обоих?
Или, опять же, я мог бы поведать о том, как однажды к нам в гости заявилась воспитательница моего сына и с дрожью в голосе поведала историю о смертельно больной сестре, которой срочно были нужны деньги на операцию, а банки не работают, потому что на дворе долгие новогодние каникулы… И, в общем, шестьдесят занятых тысяч были не такими уж большими деньгами даже по тем временам, но поскольку в ту пору мы оформляли ипотеку, то это был в некотором роде финансовый удар под дых. Ведь никакой больной сестры в реале не было, тётенька находилась в чёрном списке у всех возможных финансовых организаций, категорически не могла вернуть долг в условленные сроки и вообще оказалась нездорова на голову. В её защиту, однако, могу сказать, что деньги она, в конце концов, вернула почти полностью, но мелкими частями и в бесконечную рассрочку. В свою защиту мне сказать нечего. В очередной раз жалость перекрыла дорогу разуму.
Но эти истории чрезмерно драматичны, пожалуй. Я лучше расскажу про своего иркутского соседа и «вынужденного» товарища. Там тоже не сахар, но как-то более оптимистично, по крайней мере.
Когда мы переехали в ту самую, богатую на тараканов квартиру, мы с женой очень скоро познакомились с целой галереей персонажей, являвшихся нашими новыми соседями. Давно известно, что странные и необычные люди непостижимым образом склонны оказываться рядом и жить бок о бок, и поэтому концентрация подобных людей в некоторых местах превышает всякие нормы.
Одним из таких странных персонажей среди наших соседей оказался Руслан – больной мальчик-подросток, с трудом передвигавшийся, обладавший странной мимикой и с трудом произносивший слова. Он не был умственно отсталым, нет. Я до сих пор не знаю, в чём его проблема, но неполноценность его была сугубо физиологического толка, психики это касалось только постольку, поскольку физическая неполноценность может повлиять на отношение ребёнка к жизни и окружающим.
Руслан всегда и везде ходил с мамой. В те дни мама вызывала во мне больше сочувствия, чем собственно больной ребёнок. Маленькая, сгорбленная и серая, она с огромным трудом вела своё больное дитя под руку и опускала глаза, прячась от взглядов людей. Неровными и дёргаными шагами шёл Руслан, хаотично выбрасывая ноги вперёд и в сторону, неестественно выгнув свободную руку и перебирая в воздухе тонкими пальцами. А мама старалась держать его прямо, и казалось, что она молит бога, чтобы их совместная прогулка закончилась как можно быстрее.
Так и перемещались они по району по каким-то своим личным делам, и я никогда не видел их по отдельности. Но спустя несколько лет я стал замечать Руслана во дворе одного, без матери. Тощий, смуглый и коротко стриженый, он располагал к себе окружающих или, может быть, просто вызывал жалость, и часто можно было увидеть, как какой-нибудь случайный собеседник терпеливо стоит и ждёт, пока Руслан безуспешно пытается что-то ему сказать. Руслан растягивает мокрые губы в какой-то дикой улыбке и закатывает глаза на лоб, но слова выходят с большим трудом. В одной кривой руке его тлеет сигарета, а в другой он держит бутылку с пивом. Мальчик вырос.
В это может быть трудно поверить, но примерно годом позже у Руслана появился автомобиль. Старый Марк в девяностом кузове, известный в народе как «Самурай» (смотри фото). Кузов был помят, протектора на резине не осталось, не было передних поворотников и одного бокового зеркала, но машина ехала, и сам владелец был за рулём. Это было и удивительно, и страшно одновременно, потому что Руслан и со своим собственным телом едва справлялся, а тут он управлял вполне серьёзным зверем на заднем приводе с парой сотен лошадей под капотом. Странный экипаж ездил только по родному району, вероятно, по причине отсутствия прав и документов у водителя, но от этого не становилось спокойнее, а скорее даже совсем наоборот.
Собственно, автомобиль и стал поводом для моего более близкого с Русланом знакомства. Зимой машина была просто оставлена на парковке. Зимней резины у новоявленного автолюбителя не было, летняя была абсолютно лысой, и авто в целом оказалось совсем не готово к зиме. Но время от времени Руслан зачем-то пытался завести своего «железного коня», и, когда окончательно установились сибирские морозы, попытки эти стали бесплодными. В этот момент Руся и обратился ко мне за помощью. Дескать, прикури, брат.
Отказать я, разумеется, не смог. Русины провода оказались очень плохими и короткими, машина стояла неудобно, мордой в сугроб, и поэтому я решил, что лучше всего будет снять мой аккумулятор и с его помощью завести бедного Марка. От Руслана толку не было, поэтому всю операцию я произвёл единолично, включая поиски и установку подпорки для капота его автомобиля. Марк завёлся. Я искренне недоумевал: неужели Руслан собрался куда-то ехать? Спрашивать напрямую мне не хотелось, потому что ответ надо было ещё дешифровать, и это могло оказаться мне не по силам.
Но Руслан никуда не поехал, к счастью для себя и окружающих. Погазовав вволю, он заглушил машину и отправился домой. Я последовал его примеру. А через пару недель он вновь обратился ко мне с той же просьбой. Опять было необходимо реанимировать Марка. Зачем – неизвестно. За всё это время машина не сдвинулась ни на миллиметр и не изменила своего положения. Но я снова не смог отказать больному ребёнку. Вечером мы созвонились, и я повторил операцию. Марк снова ожил. Руся снова посидел за рулём, погазовал немного, а потом оставил машину в покое.
С той поры пару раз в месяц мы совершали этот странный ритуал. Мы заводили Марка. Обязанности были распределены в соответствии со способностями: я перекидывал аккумуляторы, Руся поворачивал ключ зажигания. Я не видел во всём этом никакого смысла, но не задавал лишних вопросов. Была такая работа – заводить Марка. И на самом деле всё это было совсем не тяжело, просто очень странно.
Но по весне наше плодотворное сотрудничество стало набирать обороты. К тому времени я уже успел выяснить, что Русина мама недавно скончалась из-за раковой опухоли, и Руся остался совершенно один в своём общаговском пенале площадью девятнадцать квадратных метров: объединённый санузел – душевая и туалет, балкон отсутствует, кухня объединена с прихожей.
Весной мы с Русланом ездили за бензином для стационарного Марка. Позже мы гоняли с ним до платёжного терминала, и я помогал ему набрать номер договора на экране, чтобы он смог заплатить за Интернет: своими непокорными и кривыми пальцами он не мог попасть в нужные кнопки на виртуальной клавиатуре. Ещё мы ездили в супермаркет за продуктами, и по прокуренным подъездным лестничным маршам я поднимал огромные пакеты со жратвой в его маленькую одинокую квартиру, потому что Руся не мог ничего нести. Это не были его прихоти. Он действительно ничего не мог.
Я никогда и ни о чём его не спрашивал, потому что разговор с ним оставался для меня мучением. Но он говорил, не переставая: про каких-то друзей, про какой-то бизнес с ними, про тачки, про то, что он якобы работает (или работал?) программистом и ведёт «крутую холостяцкую жизнь». Не всё можно было понять, но общий месседж был в следующем: «Я нормальный пацан. У меня есть какие-то дела, друзья, заботы и личная жизнь». Я молча кивал и со всем соглашался, но мне было просто жаль его оттого, что всего этого у него не было и быть не могло. У него не было ничего, кроме тесной квартирки в бывшей общаге и старого замученного Марка, которого он постоянно собирался «на днях обменять в ключ на Марка в кузове 100». И ещё у него были соседи и знакомые, готовые ему помочь, потому что Руслан, похоже, и жил только благодаря таким людям, как я.
Особенно меня потрясали его рассказы про какую-то любимую, с которой у него по хорошей молодёжной традиции было «всё сложно». В Любимую я отказывался верить категорически, но сила фантазии, способной породить такое явление, производила впечатление. У Любимой якобы был ребёнок от предыдущего брака – девочка десяти лет, и якобы они из Братска. Больше я ничего не мог о ней понять из русиных речей.
В один из дней Руся мне сообщил, что с Любимой у них произошёл очередной разлад, в связи с чем он собирается ей отомстить и просит меня подвезти его до места проживания некоей подруги из холостяцкой жизни (!). И я вновь согласился. Подруга проживала в неплохом и даже престижном микрорайоне Иркутска. Дело было поздним вечером, и я опять же согласился подождать героя-любовника с часок на улице. Я подумал, что русина «подруга», наверное, является заурядной проституткой, работающей на дому.
Оставшись в машине в полном одиночестве и оглядев летний уютный двор, залитый светом косых солнечных лучей, я подумал, что вся эта ерунда с Русей слишком далеко зашла. Мне действительно было нетрудно ему помочь, и мне действительно было его очень жаль, но вот только Русе было всё равно. Он давно привык и не стеснялся вызывать жалость. И, встречая безотказных людей, он просто «исчерпывал их до дна». Глупо было рассчитывать, что он на чём-то остановится, и просьбы его со временем станут только более частыми, нелепыми и затратными.
С другой стороны, уже через месяц-другой мне предстоял отъезд в Новосибирск, и проблема должна была отвалиться сама собой. Поэтому в тот вечер я не принял никакого решения.
А напоследок Руслан всё же смог меня удивить и втянуть в очередной неприятный эпизод. Легендарная Любимая совершенно непредсказуемо оказалась частью реального мира и внезапно приехала к Руслану в гости вместе со своим ребёнком. По прибытию в столицу области она сразу взяла быка за рога и возжелала шопинга. С просьбой «эх прокатить» его странное внезапное семейство до вещевого рынка Руслан снова обратился ко мне. И что бы вы думали? Конечно, я согласился.
Любимой оказалась короткая, коренастая и кудрявая тётка с круглым лицом. И если Руся, подобно попрошайкам на улице, давно привык давить на жалость, то Любимая просто нахально брала то, что плохо лежит. По ней это было видно сразу. Но, по крайней мере, девочка её сидела на заднем сидении, не отсвечивая. Руся же изо всех сил старался угодить Любимой, и от всех этих декораций меня буквально тошнило.
День был воскресный, вечером я со своим семейством планировал навестить моих родителей, проживающих на другом конце города, и Руслан заверил меня, что поход на рынок займёт не больше часа. Фактически же я проторчал на парковке два с половиной часа, Руслан не брал трубку, моя жена была готова меня проклясть вместе с моим неполноценным товарищем, и сам я уже тоже был на взводе.
Когда они, наконец, появились, между ними тоже проистекала какая-то перебранка. Результаты шопинга чем-то не устраивали Любимую. Запрокинув голову и посмотрев куда-то ввысь, Руся предложил мне заехать на заправку и залить в бак десять литров за его счёт. Я угрюмо поддержал эту затею. После заправки Любимая завела разговор о поездке в супермаркет. Я, было, отказал, но в баке уже плескался бензин, и в голове вертелись дурацкие мысли о том, что я чем-то кому-то обязан. В результате я отпустил их в супермаркет на пятнадцать минут, которые по итогу превратились в сорок.Блестяще.
Когда, в конце концов, я довёз их до дома, на душе у меня было смешанное гадливое чувство. С одной стороны, я досадовал на себя за свою чрезмерную мягкость и неготовность твёрдо сказать НЕТ. Потому что Руся – это ладно, его действительно жалко. Но Любимая – на редкость неприятное создание, подставляющее больного парня и, похоже, шикующее за его счёт, и по совести её следовало бы обломать.
А с другой стороны, я не мог избавиться от мыслей о том, как там у них всё это происходит в пределах русиной общажной комнатушки. И вне зависимости от того, динамит ли Русю Любимая, или отвечает ему взаимностью, это было противно. Если сам по себе Руслан не вызывал отрицательных эмоций, то Любимая делала его отвратительным и мерзким. И поэтому я рад, что с того дня я больше не видел эту парочку. Я уехал из Иркутска и не знаю, кто сейчас помогает Русе, кто возит его за продуктами, и заводит ли он по-прежнему свой усталый Марк. Всё это осталось в прошлом.