КОНКУРЕНТНЫЙ АВТОРИТАРИЗМ: ВОЗНИКНОВЕНИЕ И ДИНАМИКА ГИБРИДНЫХ РЕЖИМОВ ПОСЛЕ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ (23)

МЕКСИКА: СВЯЗЬ БЕЗ ИЗМЕНЕНИЯ

Мексика отличается от предыдущих случаев тем, что рычаг был слабым. Действительно, демократическое давление США было «заметным из-за его отсутствия». Следовательно, внутренние силы играли более важную роль, чем в Доминиканской Республике, Никарагуа и Гайане. Тем не менее, эффект связи явно облегчал и, возможно, ускорил демократизацию. Связь побудила Институциональную революционную партию (ИРП) к недоиспользованию своей принудительной власти и созданию авторитетных избирательных институтов. Инерционные асимметрии власти позволили ИРП оставаться в силе в течение 1990-х годов. Однако, когда возникновение сильной оппозиции вынудило ИРП выбирать между риском международного скандала и риском поражения, он выбрал последнее - и потерял власть.

Связь, рычаг и организационная мощь

Мексика - это случай слабого рычага и высокой связи. Слабый рычаг был продуктом размера и стратегического значения страны. 11-я по величине экономика в мире в начале 1990-х годов, Мексика не зависела от помощи США. Более того, потенциальное воздействие Мексики на Соединенные Штаты в таких областях, как торговля, финансы, безопасность, наркотики и иммиграция, было «на уровне с Японией, Германией, Китаем и Россией». Учитывая этот уровень взаимной зависимости, Соединенные Штаты часто не желали «довести весь спектр своих мощных возможностей до достаточного уровня воздействия» на ИРП. Действительно, Соединенные Штаты редко стремились навязать политические результаты в Мексике, и демократизация Мексики «никогда не была главной целью политики США».

Связь была высокой по всем измерениям. В экономической сфере Соединенные Штаты «были практически единственным торговым партнером Мексики» в 1980-х годах, на долю которых приходилось более 80 процентов торговли и 60 процентов прямых иностранных инвестиций (ПИИ). Экономическая интеграция достигла кульминации заключением Соглашения о свободной торговле в Северной Америке 1994 года (НАФТА) - превратило Мексику в «штат Северной Америки». Мексика стала торговым партнером Соединенных Штатов Америки номер два, а доля США в экспорте Мексики выросла до 88 процентов. Межгосударственные контакты «проникли на все уровни», поскольку около 50 двусторонних комиссий были созданы для работы по вопросам труда, здравоохранения, окружающей среды, таможни и транспорта. Социальные связи были чрезвычайно высокими. Мексика была ведущим источником иммиграции в Соединенные Штаты в конце 1980-х годов, отправляя в три раза больше иммигрантов, чем любая другая страна. Мексиканцы поддерживали «личные связи с Соединенными Штатами на уровне, не имеющем себе равных ни в какой другой стране, за исключением, возможно, Израиля». В начале 1990-х годов одна треть мексиканцев посетила Соединенные Штаты, а у половины из них проживали там близкие родственники. Кроме того, туризм - почти все туристы были из Соединенных Штатов - был вторым по величине источником Мексики по притоку иностранного капитала, что усилило её зависимость от восприятия США как агента политической стабильности. Проникновение СМИ также было обширным. В большинстве крупных газет США были полноправные корреспонденты в Мексике, и мексиканцы уделяли такое пристальное внимание событиям в Соединенных Штатах, что один телевизионный канал транслировал вечерние новости NBC.

Технократическая связь также была поразительно высокой. В обзоре «элиты власти» Мексики было установлено, что 50 процентов младенцев, рожденных после 1945 года, впоследствии учились в Соединенных Штатах. Президенты Мигель де ла Мадрид (1982-1988 годы), Карлос Салинас (1988-2004 годы), и Эрнесто Цедильо (1994-2000) все получили дипломы выпускников Лиги Плюща, и каждый заполнял свое правительство кандидатами из Гарвардской, Йельской, Чикагской, Стэнфордской школы и Массачусотского технологического института. Элита ИРП «свободно владела английским языком [и] придерживалась американской культуры», многие из них занимали или стремились занимать должности в американских университетах или международных организациях. Следовательно, они внимательно следили за развитием за рубежом и были очень чувствительны к международному мнению. Деловые и оппозиционные элиты также поддерживали тесные связи с Соединенными Штатами.

Наконец, отношения США и Мексики характеризовались «все более плотным двухнациональным гражданским обществом». Мексиканские правозащитные и продемократические НПО получили широкое распространение в 1980-х годах, и многие из них имели “политическую, организационную и финансовую поддержку со стороны союзников в США”. Эти группы завоевали прочные позиции в американских СМИ и политических кругах, которые принесли “повышенную видимость . . . нарушений прав человека” и создали “гораздо более благоприятную среду для несогласных, чем это было бы в противном случае.”
Организационная мощь была высокой. Мексиканское государство обладало значительным коэрцитивным потенциалом. Хотя и относительно небольшой армии, которой удалось разработать впечатляющие возможности для наблюдения и установления “повсеместного присутствия” в сельской местности. На протяжении послереволюционного периода и в 1980-х годах, силовики разгромили партизанские движения и последовательно подавляли забастовки, крестьянские восстания, послевыборные беспорядки и другие формы протеста. Армия также была очень сплоченной – это явление, которое широко объясняется его революционным происхождением. В течение десятилетий, все высшие военные посты занимали чиновники с “революционные полномочия”. С течением времени, революционные связи были заменены узкопартийными связями, но военная дисциплина оставалась безупречной. Там не было никаких военных мятежников-Львов после 1939 года, и силовики постоянно выполнял заказы для подавления оппозиции, в том числе репрессии были высокой интенсивности в 1968 году и в начале 1970-х годов.

Сила партии была средне высокая. Сплоченность была высокой. ИРП сохранила “корни в каждом уголке мексиканской жизни”, партия создала “гигантскую человеческую сеть клиентеллистских отношений”, основательно проникла в сельскую местность, превращая партию в “одну из самых известных в мире машин по получению голосов”. Хотя корпоративные базы страдали при эрозии в 1980-е годы, они успешно реорганизовались по территориальному признаку. В начале 1990-х годов было 8,3 млн. членов с “бесподобной мобилизационной силой.” Сплоченность партии была средней. Изначально революционная партия, ИРП была “феноменально сплоченная.” Со дня своего основания элита получала революционный и военный опыт. С течением времени, партия превратилась в машину покровительства с узаконенной процедурой для карьерного роста и преемственности президентской власти. ИРП остался дисциплинированным в 1980-ых. Там не было никакого серьезного дезертирства между 1952 и 1987 годах, и директивная дисциплина была почти на 100 процентов. Однако, поскольку революционное поколение вымерло к 1990 году, то результат сплоченности стал средним.

Происхождение и эволюция режима

Мексика поддерживала стабильный электоральный авторитарный режим в период между 1920-х и серединой 1980-х годов. Хотя Национальная партия действий (НПД) и другие оппозиционные партии участвовали в выборах, гегемония ИРП, основанная на сочетании кооптаций, репрессий и правительственного давления снизила электоральную неопределенность почти до нуля. Долговой кризис 1982 года положил конец гегемонии ИРП. В 1983 году ряд побед НПД на выборах в северных муниципальных районах «изменил условия политической конкуренции» и начиная с законодательная гонки 1985 года, выборы «перестали быть просто ритуалами». Президентская гонка 1988 года была «наиболее энергично оспариваемой в истории Мексики». Перед лицом беспрецедентного вызова Куаутемока Карденаса, «популярного политика, покинувшего партию в 1987 году, ИРП прибегла к «мошенничеству основных пропорций». Хотя кандидат от ИРП Карлос Салинас был официально объявлен победителем с 50 процентами голосов, мошенничество вызвало массовые протесты, и только разделенная оппозиция и сильная поддержка США позволили Салинасу преодолеть кризис.

Таким образом, Мексика вступила в эпоху после холодной войны с конкурентным авторитарным режимом. Мошенничество и репрессии продолжались в 1990-е годы, и сохранение «пуповины», связывающей ИРП с государством, исказило игровое поле. ИРП использовала свой контроль над лицензированием, кредитами и субсидиями для мобилизации поддержки сторонников и наказания противников, и она «пользовалась практически неограниченным доступом к государственным средствам». В начале 1990-х годов ИРП, как сообщается, осваивала государственные деньги в размере 1 млрд. долл. США в год. Хотя государственная реформа привела ИРП к приватизации большей части своих сборов, в 1990-е годы слабые законы о финансировании избирательной кампании позволили ей привлечь сотни миллионов долларов в виде незаконных пожертвований от бизнес-магнатов со связями с государством. Повреждение СМИ также привело к искажению игрового поля: практически все крупные СМИ находились в руках «симпатичных частных владельцев». Доминирующая телевизионная сеть Мексики, Televisa, была «глубоко вплетена» в ИРП, предоставляя правительству «поразительно сочувственное освещение», в то время как противники попадали в черные списки. Радио также было сосредоточено в дружеских руках, а владельцы СМИ «постоянно подвергались угрозе, что их лицензии … [будут] отозваны», если они не согласятся работать на правительство. Наконец, газеты были кооптированы посредством субсидий, платных новостей (gacetillas) и денежных взяток (chayotes).

В начале 90-х годов ИРП не испытывала непосредственного давления для осуществления демократизации. Силы оппозиции были относительно слабыми. Самая известная оппозиционная партия, НПД, «не представляла угрозы ни для ИРП, ни для государства», а только что образованная партия Демократической революции (ПДР) Карденаса не располагала ресурсами и инфраструктурой на большей части территории страны. В то же время внешнее давление было минимальным. Внешнеполитические учреждения США «закрыли глаза, чтобы помочь в консолидации администрации Салиноса», а администрации Буша и Клинтона «оставались в внутриутробном» состоянии по вопросам демократии на протяжении 1990-х годов. Действительно, когда в 1990 году начались переговоры НАФТА, официальные лица США прямо заявили, что демократия «не входит в нашу повестку дня».

Тем не менее, связь создала мощное косвенное давление на реформы. Технократы, возглавлявшие ИРП, разделяли веру в «важность интеграции, в отличие от изоляции, как в средство продвижения национальных интересов». Убежден, что «Мексика может рассчитывать только на процветание … только тесно привязавшись к Соединенным Штатам», они сделали НАФТА центральным элементом своей программы, став политическим будущим ИРП в экономической интеграции. Хотя НАФТА не влекло за собой никаких политических условий, оно вызвало интенсивный международный контроль. NAFTA "расширил общественный интерес США … «Мексиканских дел», до точки, где «каждая деталь мексиканской жизни … стала объектом внимания из-за рубежа. Это также увеличило число групп в Соединенных Штатах, которые пришли к убеждению, что их интересы могут отрицательно сказаться на Мексике». Вопросы демократии и прав человека занимали центральное место в дебатах НАФТА в Конгрессе США. Критика договора привел к тому, что лидеры мексиканской оппозиции дали показания перед Конгрессом, предоставив им важную платформу. Фактически, тогда НАФТА вынудило ИРП «принять пристальное внимание Конгресса США, групп общественного интереса и несметного числа комитетов и комиссий».

NAFTA также создала новые формы ограничений на основе связей. Например, большая зависимость от потоков капитала усилила чувствительность правительства к «имиджу проекта» ключевым руководителям мнений и менеджерам фондов на внешних рынках капитала» и стала «более чувствительна, чем когда-либо, к течениям мнений в исполнительной власти США и Конгрессе». Иностранные инвесторы стремились к стабильности, и в 1990-х годах Уолл-стрит стала рассматривать электоральное мошенничество как большую угрозу стабильности, чем поражение в ИРП. NAFTA также ускорила «поток общения, людей и идей». Резко выросло проникновение средства массовой информации США и НПО, беспрецедентное внимание уделялось случаям мошенничества и злоупотреблений. Международное воздействие «усилило влияние мексиканских оппозиционных организаций» и помогло «укрепить внутренние требования демократии». Даже без выдвигаемых условий связь «Ограничила диапазон решений, которые могли быть сделаны мексиканскими политиками». Ставя на интеграцию, лидеры ИРП «были готовы принять ограничения, которые «интеграция влечет за собой». Впредь они будут стремиться сохранить власть международно-приемлемыми средствами.

Стремление к международному доверию привело к тому, что ИРП предприняла два стратегических изменения. Во-первых, она недоиспользовал свою принудительную способность. Под Салинасом ИРП была «более чувствительна к внешним обвинениям в правах человека, чем когда-либо в своей истории». Вопросы прав человека были очень важны в начале переговоров НАФТА. В мае 1990 года убийство активиста по правам человека Нормы Короны «положило мексиканскую ситуацию с правами человека на первые страницы» американских газет, и доклад Американского наблюдательного комитета по правам человека в Мексике за 1990 год, привлекли к себе значительное внимание в Вашингтоне». В том же году Конгресс США провел свои первые слушания по ситуации в области прав человека в Мексике. Осознавая, что права человека «могут стать мощным инструментом для многих слоев в Соединенных Штатах, которые выступали против торгового соглашения», Салинас создал Национальную комиссию по правам человека и пригласил уважаемого юриста Хорхе Карпизо, чтобы возглавить его. Хотя она создана для международного употребления, Комиссия «завоевала уважение широких слоев общества», документируя сотни злоупотреблений.

Принудительное сдерживание ИРП было четко видно в его ответе на восстание Национальной освободительной армии (EZLN) 1994 года. В военном отношении сапатис-тас не соответствовали правительству: армия быстро окружила повстанцев и погнала их в деревню. Однако восстание получило «пристальное внимание общественности» в Соединенных Штатах. Сапатисты сделали «изощренное использование … международных СМИ», и «широко использовали Интернет», это позволил им «распространить информацию» …по всему миру». Повстанцы также использовали «обширную транснациональную сеть», состоящую из сотен групп прав человека, религии и солидарности. В течение нескольких недель после восстания более 100 международных делегаций НПО находились в Чьяпасе. Интернационализация конфликта - один из официальных лиц назвал «войной с чернилами и Интернетом» - исключила применение принуждения. Таким образом, начало репрессий:

… вызвало международную озабоченность и привело к притоку правозащитных организаций из-за рубежа. Распространение информации CNN о событиях в Чьяпасе, несомненно, повысило стоимость первоначального военного реагирования правительства. Потому что чиновники и инвесторы США «не интересовались перспективой того, что их новый партнер НАФТА окажется вовлеченным в телевизионную кровавую баню», «стало невозможно» … использовать репрессии в больших масштабах». Обеспокоенный тем, что репрессии будут «пугать инвесторов» и «создавать реакцию, которая может уничтожить НАФТА», правительство выбрало мирные переговоры.

Вторая стратегия ИРП заключалась в создании надежных избирательных учреждений. Опираясь на тщательный контроль со стороны средств массовой информации и Конгресса США, лидеры ИРП стали «все более чувствительными к обвинениям из-за рубежа в распространении электорального мошенничества». Здесь сила оппозиции сыграла важную роль. Несмотря на то, что в начале 1990-х годов НПД и ПДР не располагали сильными национальными организациями, они развили способность мобилизовать массовые протесты в своих региональных опорных пунктах. В нескольких штатах оппозиционные партии «обездвиживали правительство ИРП, заполняя улицы и здания правительства протестующими». Международный протест и протест оппозиции взаимодействовали в важном ключе: «беспорядочные протесты против мошенничества» позволили «слепить [образ ИРП] в Соединенных Штатах» и дать «темы для критиков НАФТА».

Стоимость мошенничества побудила ИРП провести избирательную реформу. Впервые правительство стало признавать победы НПД на губернаторских выборах. Кроме того, реформы 1989 и 1990 годов создали новый избирательный орган, Федеральный избирательный институт (IFE) и наделили его щедрым бюджетом, сложными технологиями и набрали большой профессиональный персонал. Реформы в 1993 и 1994 годах обновили реестр избирателей, внедрили «удостоверения личности с фотографией», удостоверяющей личность, расширили автономию IFE (потребовав, чтобы его Совет управляющих был избран большинством в две трети голосов в Конгрессе) и создали новый Федеральный избирательный трибунал в качестве независимого арбитра споров по выборам. Реформы ярко улучшили качество национальных выборов, фактически устранив мошенничество к 1994 году.

Стратегия реформ первоначально окупилась. Неравномерное игровое поле и разделенная оппозиция позволили ИРП выиграть выборы без существенного мошенничества или репрессий. Например, в законодательной гонке 1991 года ИРП злоупотребляла государственными ресурсами и доминировала в доступе к финансам и средствам массовой информации, но выборы сами по себе были «необычайно чистыми». ИРП выиграла легко, почти 60 процентов голосов.

Президентские выборы 1994 года составляли высокую оценку стратегии реформы ИРП. Выборы были тщательно изучены средствами массовой информации и Конгрессом США. Более того, восстание сапатистов и убийство кандидата в ИРП Луиса Дональдо Колози в марте 1994 года «сильно потрясли доверие инвесторов», что привело к бегству капитала в размере 11 млрд долларов. В этом контексте, технократы ИРП боялись «кошмарного сценария», в котором оспоренная победа «развязала бы гражданское насилие и продолжительную политическую нестабильность … отгоняя иностранных инвесторов и ставя под угрозу страну … и отношения с Соединенными Штатами». В поисках «свидетельства о «добросовестном демократическом поведении», ИРП использовала Хорхе Карпизо - международного уважаемого руководителя Национальной комиссии по правам человека, отвечающего за ФИИ (Федеральный избирательный институт). Впервые она также позволила международным наблюдателям превратить выборную гонку в «самые наблюдаемые» выборы в истории Мексики».
Выборы 1994 года были «чистыми, но не справедливыми». Несмотря на то, что ИРП не только не смягчала мошенничество, она широко злоупотребляла государственными ресурсами и получала сотни миллионов долларов в виде незаконных взносов, это позволяло ей значительно превосходить все другие стороны в совокупности. Более того, анализ освещения в СМИ выявил «явное предвзятое отношение к ИРП». На выборах, которые были «признаны прозрачными большинством наблюдателей», кандидат от ИРП Эрнесто Цедильо выиграл 49 процентов голосов, чем значительно опередил Канденаса и кандидата от НПД Диего Фернандеса. Стратегия ИРП по сохранению власти на международных авторитетных выборах в конечном итоге подрывалась изменением внутреннего баланса сил. К 1980-м годам социально-экономическая модернизация породила «большой и разнообразный средний класс, бизнес-сообщество», которые заложили основу для надежной оппозиции. Поскольку частный сектор приобрел силу и автономию, ведущие предприниматели и бизнес-ассоциации все больше поддерживали НПД. К 1990-м годам НПД была «сравнительно богатой» партией с обширными связями с частным сектором. Тем не менее, только модернизация не объясняет быстрого роста оппозиции: самоограниченность коэрцитивной мощи также позволила процветать гражданским и оппозиционным силам. По мере ослабления репрессий разрастались независимые СМИ, правозащитные и продемократические НПО; толерантность ИРП к губернаторским победам НПД позволила ей использовать свой контроль над правительствами штатов для укрепления своей организации и репутации. К середине 1990-х годов НПД стала «избирательной силой, с которой нужно считаться». Аналогичным образом НПД расширила свое членство от 70 тысяч членов до 2 миллионов в течение 1990-х годов. В то же время ИРП ослабел. Финансовый кризис в 1994-1995 годах в Мексике дал «окончательные удары по гегемонии ИРП». Общественная поддержка ИРП снизилась, и в 1995 и 1996 годах она проиграла ряд государственных и местных выборов.

Изменение баланса сил сковало ИРП. Чтобы избежать поражения, ей пришлось бы участвовать в уровне мошенничества, которого не видели с 1988 года. Тем не менее, в отличие от 1988 года, мошенничество потребовало бы репрессий в отношении хорошо организованной оппозиции и демонтажа престижных избирательных учреждений. Более того, такой шаг вызвал бы международную критику, подвергая риску иностранные инвестиции и даже НАФТА. Не желая идти на эти риски, президент Зедильо начал многопартийные переговоры, кульминацией которых стал пакт 1996 года под названием «Национальное соглашение». Пакт выровнял игровое поле в нескольких критических отношениях. Во-первых, акторы выборов были полностью независимы. Мало того, что Генеральный Совет ФИИ будет выбран главным большинством законодательных органов, но также и президент ФИИ, будет выбран из Совета. Во-вторых, были установлены строгие ограничения на взносы и расходы в кампаниях, а ФИИ была предоставлена возможность обеспечить их соблюдение. Кроме того, новая система государственных финансов сделала распределение ресурсов более справедливым, предоставив «самое щедрое (на душу населения) финансирование общественных кампаний в мире». Наконец, оппозиционным партиям также были гарантированы сотни часов бесплатного времени на телевидении и радио во время кампаний, а ФИИ получила широкие полномочия по мониторингу освещения в средствах массовой информации для обеспечения справедливости.

Национальное согласие демократизировало Мексику. После 1996 года избирательные институты были независимыми и эффективными. Под руководством уважаемого академика Хосе Вольденберга ФИИ «разработал схемы регистрации, голосования и табулирования, которые, возможно, не имеют аналогов в любой точке мира для их полноты и непроницаемости». К концу 1990-х годов ФИИ пришел к «полной уверенности в основных оппозиционных партиях». Действительно, когда орган начал действовать против ИРП и расследовать злоупотребления со стороны правительства, должностные лица правящей партии пришли к мнению, что это предвзято и относится к оппозиционной деятельности. Тем не менее необходимость, заслуживающих доверия выборов, оставила ИРП мало возможностей для маневра, кроме как выполнить его постановления. ИРП «создала чудовище избирательного учреждения», чей профессионализм, престиж и автономия стали очень дорогостоящими для неё самой.

Выборы после 1996 года были демократическими. Выборы в среднесрочной перспективе 1997 года, в которых ИРП потеряла свое законодательное большинство, были свободными и справедливыми, а выборы 2000 года были «первой президентской кампанией в Мексике, в которой кандидаты от оппозиции смогли представить себя наравне с ИРП». Покрытие СМИ было сбалансировано, и стороны соревновались в «необычайно равных финансовых условиях». Кроме того, контроль ФИИ в отношении процессов голосования и подсчета голосов «вероятно, не имеет аналогов в мировой истории. Кандидат от НПД Висенте Фокс выиграл выборы, и ИРП оставила власть мирно. Мексика была полностью демографической после 2000.

Таким образом, демократизация Мексики основывалась как на силе связи, так и на рычаге. Этот анализ отличается от недавней работы по демократическому переходу Мексики, такой как Магалони и Грин, которая фокусируется исключительно на изменении внутренних условий. Действительно, внутренний толчок демократии был сильнее, чем в Доминиканской Республике, Гайане и Никарагуа. Тем не менее переход был «сверху» из-за элиты ИРП в то время, когда оппозиционные силы по-прежнему были относительно слабыми. Ключом к пониманию того, почему они это сделали, является взаимодействие между внутренними и международными факторами. В своих стремлениях к международному авторитету правительство ИРП недоиспользовало свой принудительный потенциал и вкладывало средства в сильные избирательные структуры. Когда оппозиционные партии получили достаточные силы для победы на выборах, ИРП оказалась в ловушке собственных институциональных рамок. Курс реверсирования вызвал бы внутренние и международные издержки, которые технократы ИРП не желали платить.