[Проза] Источник жизненной силы
Автор: @mgaft1
Редактор: @nikro
Новый рассказ @mgaft1.
Как всегда - жизненный и немного ироничный.
@nikro
Источник жизненной силы
Дверь открыла сухая и костистая медсестра, от которой пахло формальдегидом. С непроницаемым выражением лица птицы секретаря она сказала:
– Проходите. Он там.
Он полулежал на ортопедической кровати. Его длинные руки и ноги казалось, были ветвями засохшего дерева, росшего по дороге, идущей к дому старика.
Тело лежало неподвижно. Про таких обычно говорят: «В чем только душа держится?» И только его глаза – маленькие, но живые – буравили вошедших девушек. Они поздоровались и Cэм (так звали старика) отпустил шуточку о красивых девочках, что не перевелись в предместьях Чикаго. Голос у него был низкий, чуть с хрипотцой. Манера разговора раньше, видимо, была внушительной и твердой, но сейчас голос звучал слабо, как будто произносимые слова были отзвуками уходящей жизни. Когда он усмехнулся над своей шуткой, все лицо его ото рта и носа до висков пошло рябью морщин.
«Ух, какой старый», – подумала Донна. В комнате, однако, не было противного сладковатого «трупного» запаха. От Сэма пахло чистотой и пряным дезодорантом. Видимо, «вобла», как мысленно окрестила Донна медсестру, делала свою работу на совесть.
Час назад Мартина, полногрудая латинос, отвечающая низким голосом на звонки в их модной парикмахерской, подозвала Донну и спросила её, прикрывая микрофон ладошкой:
– Хотите пойти стричь на дом?
– А почему на дом?
– Клиент старый совсем. Медсестра говорит, ему 98 лет.
Видя, как Донна наморщила нос с отвращением, она добавила, – мы берем тысячу долларов за такой визит. Двести – компании, четыреста – тебе и четыреста – напарнице.
– А зачем напарница? – Донна выразила недоумение.
– Так положено. Они могут быть, – Мартина округлила глаза, – со странностями, понимаешь?
Донна кивнула. – А далеко?
– Тут рядом, через улицу. В кооперативных квартирах Doubletree отеля.
– Хорошо. Только спрошу Люси, не занята ли она сейчас.
Донна провела расческой по жидким беспорядочно расползшимся волосам Сэма и улыбнулась.
– Вы интересный мужчина для своего возраста, Сэм.
– Вы находите? Не вижу ничего особенно интересного в старости.
– Вас постричь коротко? – Сэм встрепенулся и быстро закинув голову назад, поднял глаза на стоящую у изголовья Донну.
– Нет, нет. Много не состригайте. Приезжают дочери с мужьями и моими внуками. Мне нужно предстать перед ними во всей красе, – и в шутку два раза двинул седыми бровями.
Донна шепнула на ушко Лили: «Ишь ты, ему 100 лет в обед, а он все молодится». Люси передала Донне «No-Rinse» шапочку, которую «вобла» вынула из микроволновки, и надела её Сэму на голову.
– К тому же, – он продолжал, – что если больше не вырастут? – он закашлялся, – кхе, кхе, кхе. – Девушки захихикали. – Смейтесь, смейтесь. Мне нравится, когда вы смеётесь, даже когда это на мой счёт.
– Это не на вас счёт, Сэм, – втирая ему шампунь и кондиционер в волосы, Донна добавила, намеренно сделав вид, что не поняла его, – ваш счёт останется без изменений.
– М-м-м-м-м-м... вырвалось у него. – Хорошо. И манеры у вас такие изысканные, – продолжал он, не распознав шутки, - поверить не могу, что вы работаете парикмахершами. Вы такие хорошенькие.
Теперь Сэм разговорился так, что девушкам даже не нужно было отвечать, а только вставлять в разговор восклицания, что побуждало Сэма не останавливаться. Говорил он с удовольствием, и тембр голоса, прежде вымученный и шероховатый, теперь звучал легко и свободно.
– Моя жена тоже была красавица, – он мечтательно закрыл глаза. – И хорошо воспитанная. Я встретил её уже здесь, в Чикаго. Знаете, так случилось, что её родители приехали из России, из того же местечка, что и мы. Как оно называлось? Что-то вроде Аникщай [1]. Только мой дед был из богатой семьи. Работал ювелиром и лавку имел. Большие заказы получал. Самому литовскому генерал-губернатору на свадьбу обручальное кольцо сделал. Знали его там все. А её семья – так, бедной была. Её дед был сапожником, а отец, здесь в Штатах уже, чертёжником работал. Ну да это не беда. Мой дедушка специально из Нью-Йорка знакомиться приехал. Это неважно, говорил он, что она из бедной семьи. Главное, чтобы семья хорошая была, здоровая. После чего, по истечении двух месяцев, он дал нам свое благословение. Старый был к тому времени мой дедушка, но соображал прекрасно.
– Когда приехали в Америку? Это было давно. Еще в тринадцатом году. Мне в те времена только четыре года было. Тогда в нашем местечке намечался большой погром. Дед был человеком со связями, заранее узнал о погроме и принял решение бежать. Всю семью взял, ну и меня и маму, конечно. А Отец? Нет, его с нами не было. Он на каторге умер. Революционер, знаете. Деньги и драгоценности дед в кожаных поясах разместил. Вокруг поясницы под одеждой носили. Помню, как через какую-то реку на лодке переправлялись. Потом на поезде ехали в Ригу. А там сели на пароход, большущий. Я помню, вышел из кабины на палубу, стал на волны смотреть. Но дед меня нашел и накричал на меня. Сказал, чтобы я ни на шаг от него не отходил. Всё наготове был, чтобы в случае чего... сразу в шлюпку. Боялся того, что на Титанике случилось. Плыли долго и приплыли в Нью-Йорк. Дед там ювелирную мастерскую открыл, потом производство выросло в фабрику. У него, знаете, старые связи были. Оборудование в Германии купил. И меня ремеслу обучил. Я уже потом сюда приехал и чикагское отделение фабрики основал.
– Нет, Аль Капоне я не застал. Его уже в 31-м посадили, а я приехал в Чикаго в 33-м. И с тех пор мы здесь живем. Две дочки у нас родились. Я все эти годы много работал на фабрике. Непросто это. Конкуренция большая. Но мне нравилось. Я не как Аль Капоне. Все своим умом, вкусом и трудом нажил.
– В доме? Раньше там с женой и дочками жил, а теперь... на что мне он? Большой и пустой. Там сейчас один из моих внуков живет. Фабрикой управляет. Молодец, хороший парень. Нет, не женат еще. Не хочет пока, не встретил подходящую. Так... одна, вторая. С шиксами[2] якшается. Но придет время образумится. Я с ним поговорю.
– Теперь уже вот десять лет как я удалился от дел. Тяжело стало. Глаза видят, душа хочет, а тело вот не может. Внук иногда звонит, советуется. Но у них сейчас новые технологии, компьютер. Я в этом не разбираюсь.
– Мне уже недолго осталось. Моих друзей и соратников уже нет. Не с кем даже поговорить, вспомнить былое. Но моя семья, мой корень жив. Что ж, я прожил хорошую жизнь. Мои внуки уже выросли. Некоторые имеют свои семьи. Завтра все должны приехать. Хочу их еще раз увидеть, порадоваться и объявить о моем завещании, как я распределю между ними свои сбережения: фабрики, дома, деньги, ценные бумаги. Да. Ото всюду приедут. Из Нью-Йорка, Бостона, Филадельфии, Лос-Анджелеса. Это моё право. В последний раз. – Грусть, казалось, выливалась из его глаз на одеяло.
«100 долларов за стрижку и 900 за психотерапию», – шёпотом прокомментировала Донна на ушко Люси. Они захихикали.
Теперь волосы были подстрижены и голова выглядела аккуратно.
Донна поставила зеркало перед лицом Сэма, пока Люси собирала инструменты и укладывала их в сумку.
– Неужели это я? – Сэм сделал бровями выражение «грустный ослик», отчего стал похож на Иа из сказки «Винни Пух и все, все, все...», – сколько с меня? – спросил он с ноткой грусти в голосе.
– Тысячу долларов. – Донна подняла брови. – Разве вы не знали?
– Тысячу долларов! – Вскричал Сэм. Все силы, которые еще были в его теле, казалось, собрались в один последний мощный энергетический поток и выбросили его тело в сидячее положение. От благородной сдержанности и выдержки не осталось и следа. Лицо перекосилось от выплеснувшихся эмоций. – Тысяча долларов? Чтоб руки служили вам только для ревматизма!
[1] Аникщай - В прошлом еврейское местечко
[2] Шикса - Не еврейка
