ПРОЗА. Счастливый день. Часть 18
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 6
Часть 7
Часть 8
Часть 9
Часть 10
Часть 11
Часть 12
Часть 13
Часть 14
Часть 15
Часть 16
Часть 17
На следующий день, в воскресенье, отец встретил всех за поздним завтраком бодрым, свежим и явно в приподнятом расположении духа. Оказалось, он давно уже поднялся и даже успел куда-то сходить. Куда – так и осталось для всех загадкой.
Он напомнил, что сегодня они всей семьей идут в гости и чем раньше, тем лучше вплоть до того, что следует собираться сразу после завтрака.
-- Да кто это в гости ходит в такую рань? – недоумевала Валентина Матвеевна. – Хозяева еще спят, небось?
-- Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро! – отвечал Федор Константинович с интонациями Винни-Пуха.
-- Брось шутить, - допытывалась Валентина Матвеевна хоть какого-то вразумительного ответа, куда же им все-таки следует собираться сразу после завтрака, - скажи ты, наконец! И что за тайна такая, не пойму? Людям, в любом случае, нужно как-то подготовиться. А тут мы привалим, не свет, ни заря. Не дело это.
-- Дело, и дело небыстрое. Так что хватит рассуждать. Объявляю шестидесятиминутную готовность.
Борис и Аня молча следили за разговором отца с матерью, разделяя недоумение Валентины Матвеевны и ее непременное желание выяснить детали.
Отец тем временем направился в комнату и достал из шкафа свой самый лучший костюм, осмотрел придирчиво и остался доволен. Глядя на него все поняли, что форма одежды самая парадная.
Анечка думала и никак не могла решить, что же ей надеть. И вовсе не оттого, что выбор был велик, а как раз напротив. И она металась между скромненьким костюмчиком, в котором каждый день ходила на работу, меняя для разнообразия только блузки, которых всего-то было две, и нарядным вечерним платьем, которое ей подарили к Новому году. Платье было шикарное, но для утренника явно не подходило. К такому наряду и макияж требовался соответствующий, то есть вечерний. И она не знала, как поступить.
-- Боря, скажи, что мне надеть? Даже не знаю.
-- Надевай самое лучшее, что у тебя есть?
-- Только платье…
Анечка вытащила из шкафа чудесное темно-синее бархатное платье по фигуре с глубоким вырезом на спине. Смотрелась она в нем просто сногсшибательно, в чем Борис смог убедиться в очередной раз не далее как вчера, сопровождая жену в ресторан. К платью прилагался палантин и замшевые туфельки на шпильках.
-- Отлично! – воскликнул Борис, полностью одобряя выбор. – Ты в нем такая…
Он приблизился и обнял жену более чем откровенно. Она отстранилась:
-- Отстань, я у тебя серьезно спрашиваю. По-моему, это все-таки слишком, тебе не кажется?
-- Не кажется, - он снова повторил попытку.
-- Боря! – прошептала Аня. – Не теперь. Давай лучше вернемся пораньше, как договорились?
-- И вернемся пораньше… - он увлекал ее за собой. – Давай…
-- Я так не могу, вдруг кто войдет?
-- Не войдет. Анечка…
Одевшись и накрасившись, Анечка сияла. Она была так хороша, что все невольно любовались ею. С каждым днем она расцветала все больше, превращаясь из молодого бутончика в прекрасную алую розу, день за днем разворачивающую свои лепестки, под каждым из которых – тайна.
Отец по случаю вызвал такси, из чего все в очередной раз сделали вывод, что случай сегодня особенный. Сойдя вниз благородное семейство расселось в поданной к подъеду машине.
-- Оладина, дом двадцать шесть, во двор, - скомандовал Федор Константинович, и машина тронулась.
Дорогой и Борис и Валентина Матвеевна каждый про себя думали и пытались припомнить хоть одного общего знакомого на площади Оладина. Борису этого сделать не удалось, как, впрочем, и Валентине Матвеевне. Итак, все трое, включая Анечку, у которой на площади Оладина никаких знакомых не имелось тем более, неслись в неизвестность, то и дело подпрыгивая на дорожных выбоинах и корявых заплатках.
Через четверть часа довольно скорой езды, машина подъехала к внутреннему подъезду большого сталинского дома на центральной площади города. Этот дом представлял собой могучее десятиэтажное угловое здание на пересечении улицы Демьянской и Центрального проспекта.
Это был тот самый дом светло-желтого охристого цвета в рустах и лепнине, с ажурными коваными балкончиками и арочными окнами по фасаду, на который Анечка обратила свое внимание в самый первый день, когда они с Борисом гуляли по городу. Она еще подумала тогда, что вот ведь и в такой глуши кто-то когда-то тоже возводил прекрасные и величественные здания.
Старая тяжелая дверь с большой латунной ручкой скрипнула, нехотя пропуская гостей в подъезд. За дверью открылся просторный холл с полом, выложенным красивой многоцветной плиткой и широкой лестницей с перилами, тремя ступенями поднимавшейся в первый этаж.
Гости поднялись по ступеням и оказались на площадке между четырьмя дверьми, ведущими в квартиры. Федор Константинович остановился перед одной из дверей высотой около двух с половиной метров, с темно-коричневой кожаной обивкой и золоченой цифрой сорок семь. Он действовал уверенно, так что становилось понятно, что он бывал здесь не раз.
Валентина Матвеевна же, напротив, никогда не бывала в этом доме и даже не представляла себе, зачем находится здесь и теперь. Борис смотрел на все с удивлением, но особенно голову не ломал, отчего и почему. Анечка держала его под руку и во всем полагалась на мужа.
Федор Константинович надавил на кнопку звонка. Послышался мелодичный звон с эхом, словно старинный часовой бой в пустом и высоком зале, и через некоторое время дверь перед ними раскрыла довольно молодая миловидная женщина с химической завивкой на светлых волосах, ореолом окружавших ее удлиненное и с мелкими чертами лицо.
Она была одета в длинный до пола расписной халат наподобие старинного шлафрока, отороченный по низу и по вороту натуральным норковым мехом, с поясом в несколько оборотов обвивавшим ее тонкую длинную талию. На ногах у нее были сабо на высоких каблуках, так же отороченные мехом.
-- Здравствуйте, дорогой Федор Константинович, милости просим! – женщина лучезарно улыбалась перламутровыми губами, обнажая мелкие жемчужные зубы. – Здравствуйте, дорогие мои! Ну, что же вы стоите, проходите, прошу вас, сюда.
Она проводила гостей в обширную прихожую, из которой в неизвестном направлении выходило два бесконечных коридора – прямо и налево, терявшихся где-то в необъятных дебрях квартиры. В полумраке светило хрустальное бра, паркетные полы были наполированы до блеска.
Гостям предложили оставить верхнюю одежду в шкафах, и не снимая ботинок, пройти в гостиную. Анечка присела на пуфик у зеркала, чтобы надеть свои туфельки. Ей казалось, что она попала в фойе театра, а не в квартиру, в которой живут: так здесь было широко, просторно, свежо и блестяще.
Солнечный свет, казалось, не проникал сюда извне, так что недостаток его приходилось компенсировать множеством различных светильников, которые светили каждый на свой манер, создавая атмосферу праздника. В своем вечернем платье Аня смотрелась здесь как нельзя лучше. Каблучки гулко стучали по паркету.
-- Проходите, прошу вас, прямо и направо. Туалетные комнаты прямо по коридору, - предусмотрительно сообщила хозяйка.
Федор Константинович прошел по-свойски в большой зал за стеклянными дверьми, распахнутыми настежь, где ему навстречу поднялся господин лет пятидесяти с небольшим, довольно высокого роста и плотного телосложения, видом своим напоминавший аристократа на отдыхе, то есть одетого свободно, но дорого, изыскано и слегка эксцентрично. Он был в цветастой шелковой сорочке и надетом поверх нее жилете, с платком на шее, в шароварах и турецких домашних туфлях.
-- Здравствуй, дорогой Федор Константинович! – произнес он, поднимаясь с низкого диванчика наподобие оттоманки. – Давно ждем-с! Как сам? Жив-здоров?
Федор Константинович отвечал любезностью на любезность. Следом за отцом в комнату вошел Борис.
-- Здравствуйте, - произнес он, стараясь держаться свободно, но в то же время чувствуя себя неловко, ступая уличными ботинками по коврам. – Борис Лунгин, - отрапортовался он, как в армии.
-- Знакомься, Виталий Альбертович, это мой сын Боря, - сказал Федор Константинович, не без гордости поглядев на сына.
-- Каков орел, - ответил хозяин, - совсем взрослый, не мальчик но муж, как говорится, -он подошел к Борису и протянул руку: - Очень рад, очень рад.
-- Взаимно.
Мужчины крепко пожали друг другу руки, и Борис непроизвольно отметил, что рука у хозяина очень мягкая и теплая, словно это не рука вовсе, а нечто отдельно живое и без костей. Странное ощущение, и Борис, удивленный, стал невольно присматриваться к этим рукам.
Следом вошли женщины в сопровождении хозяйки. Виталий Альбертович поспешил представить хозяйку гостям:
-- Знакомьтесь, это Лариса Павловна, моя жена, - сообщил он.
Лариса Павловна вновь лучезарно улыбнулась, осветив всех присутствующих своей счастливой улыбкой, и сделав едва заметное движение в направлении книксена, прощебетала:
-- Можно просто Лалочка.
Федор Константинович представил своих. Хозяева таинственной квартиры, действительно больше похожей на театр, чем на жилище, и вели себя, как на сцене: проявления их чувств были преувеличены, позы картинны, наряды стилизованы и декоративны – но все это самую малость, так чтобы не слишком бросалось в глаза. В общем же были они людьми вполне нормальными, живущими в каком-то своем особенном мире.
Их жизнь подчинялась несколько иным законам, и царили в ней порядки, не свойственные простому большинству граждан провинциального городка. Бывает, что и старое цирковое трико с наполовину обсыпавшимися блестками может показаться кому-то царским платьем, но, тем не менее, продолжает оставаться все тем же трико.
Автор: @maryatekun
Редактор: @maryatekun
Публикация: @stone
02.07.18
