ЭССЕ. Вдали от процессов. На границе

Дорогие читатели! В этой рубрике вас ждут тексты-размышления, небольшие зарисовки фрагментов жизни, вопросы, которые пока без ответа, симбиоз прозы, публицистики и поэзии, ваши наблюдения и пожелания... Тематика свободная, ждем ваших "полетных" статей!

Когда меня знакомые литераторы и журналисты спрашивают: почему я удалился от активной жизни и не участвую в разных мероприятиях, то отвечаю, что скрываюсь от процессов. Понимают они или недоумевают, не знаю. Но я действительно и, возможно, навсегда удалился от процессов, которые мне и раньше были непонятны и противны моему духу.

Активный процесс жизни, особенно литератора и журналиста, – это обязательная взаимосвязь, взаимодействие и постоянное общение с властями, для которых надо обладать аномальными способностями и талантами лицедея и лицемера. Я применяю такие определения и дополнения для того, чтобы не оскорбить чьи-нибудь чувства и не употреблять более грубых выражений, близких к матерщине и говорящих, по выражению той же власти, о «низкой социальной ответственности».

Дело даже не в том, что надо жить в глухой провинции, далеко от всяких цезарей, что не нужно торопиться, трусить, лебезить, а в том, что относительная свобода возможно только без таких процессов. В моей удалённости встречи с вышеуказанными качествами маловероятны, а единственное ограничение – граница, на которой я родился, вырос, живу.

Вообще, считаю, что настоящая история возможна только на границе. Середка, как правило, сыта, глуха и слепа. Зоркость и видение перспективы – это свойства границы. Смешение нравов и нравственности, народов и национальностей – это граница. Пульс времени – это граница. Талантливые люди – это всегда окраины и граница.

Долгое время прожив на стыке России-Китая-Монголии, однажды я передвинулся на северо-юг и оказался только напротив Китая. Несколько полученных там уроков пригодились на всю жизнь.

Тридцать с лишним лет тому назад я мчался на мощном мотоцикле «Урал» вдоль проволочных заграждений, за которыми сверкала, извиваясь казачьей шашкой, река, а за ней начинался Большой Хинган. Над Магниткой грохотал гром. Так называли наши люди гору на китайской стороне. Гора притягивали тучи и молнии. Если там грохочет, то жди дождя.

Выпросив у знакомых офицеров бинокль, я выбирал удобное место и подолгу лежал, высматривая китайскую сторону. Особенно мне нравилось поле на склоне сопки. Людей я там видел только по утрам и вечерам. Они выходили почти с рассветом и неутомимо обрабатывали поле до тех пор, пока солнце не начинало припекать. Потом появлялись снова, но уже вечером, вместе с прохладой. И работали до самой темени. В одном месте не то лошадь, не то осёл ходил кругами и крутил ворот. Видимо, качал воду.

– Там половина людей, кажется, русские, – заметил как-то начальник второй заставы майор Красников.

Напротив первой заставы находится китайское селение Шивэй. Высокие русские парни купались в Аргуни, но говорили на китайском языке. Откуда мне было тогда знать, что здесь находится единственная на весь Китай русская волость, где основное население – русские.

Уже в 1989 году я стал проникать за «проволоку», то есть инженерные сооружения, где до самой китайской стороны была пограничная зона, на которой не могло быть никаких построений и скоплений людей. Там всегда было много всякой дичи, начиная от перелётных птиц и заканчивая раками в реке. Трава всегда вырастала по пояс.

– На той стороне живут только наши люди. Китайцев мало, - всё повторял мне майор Красников, которого неизвестно за какую вину руководство задерживало в начальниках заставы уже в третий раз.

Участок заставы – примерно 20 километров, на протяжении которых до пяти ворот. В разное время, опять же, выпросив у знакомых офицеров «ключи от границы», я открывал ворота и шёл на Аргунь с единственной целью – послушать речь людей. Может быть, это и не положено. Но я – местный житель, журналист, пограничники меня хорошо знают. Проблем с границей у меня в те годы не возникало.

Китайские сёла зачастую имеют такие же названия, как и на нашей стороне. Напротив Дамасово (раньше было Дамасу), там находилась китайская ферма, за ней – поле, работу на котором я и высматривал.

В тот раз, дойдя до берега Аргуни, я поднял бинокль, увидел большую старинную избу, загон для скота, два сарая. Старый советский трактор ДТ-54, плуг, бороны. Неожиданно появились люди, человек тридцать. У каждого в руке не то тяпки, не то ручные бороны. Половина из них были явными европейцами, другие, кажется, азиаты. По прямой от меня до них было не более трехсот, а то и меньше, метров. Над речной гладью речь была слышна довольно отчётливо. Да и ветерок был с их стороны. Говорили на китайском, но иногда улавливались русские и монгольские, очень близкие к бурятским, слова.

– Ну и что? – Спросил меня майор Красников, когда я вернулся.
– Наши, – ответил я устало.

Прошагать по траве и кочкам десять километров не так-то просто.
На нашей стороне поднимали огромные клубы пыли мощные колёсные и гусеничные трактора, К-700. Но поля были жидкими, растения высыхали и вяли на глазах. Начальство, агрономы и население жаловались на засуху.

С каждой неделей я замечал, что китайское поле наливается мощной зеленью. Кажется, там был картофель. В то лето я насчитал – они обрабатывали поле больше десяти раз. То есть, я столько раз наблюдал.

Через десять лет, в голодные 1990-е годы, сажая картофель, я размышлял о своих наблюдениях 1986 года. Утром земля влажная, и вечером – не совсем сухая, солнце в это время не палит и не сжигает растения. Выкопал я и колодец, достал из глубины в 10 метров воду. Прошёлся по своему полю шесть раз. И выкопал осенью с одного мешка по двадцать с лишним мешков картофеля. Потом стало правилом: при влажной погоде работаю с землей, при сухой – с деревом и другими материалами.

В 2000 году была страшная жара. На нашей стороне появились китайцы. Мои земляки, как и десять, и двадцать лет тому назад, жаловались на засуху, проклинали небо, солнце и ещё что-то и кого-то.

Сразу за селом, где жили мои родственники, в тот год поселились китайцы. Вдоль федеральной трассы они выстроили огромные теплицы. И очень скоро начали продавать моим землякам огурцы, морковь, редис, перец, помидоры, укроп, капусту. Земля вдоль федеральной трассы на китайской стороне была завалена овощами и разной зеленью.

Засуха начиналась через дорогу, метров через двадцать, там, где начинались дома моих земляков, возле которых ржавели остовы тракторов и нескольких К-700.

На поле

В один из дней я специально отправился в это село, к родственникам, за домом которых жили китайцы. Родственники служили только поводом. Мне надо повидаться с китайцами. Просто мне не с кем было говорить о жизни, работе, земле. О человеческом труде и результатах труда. Мне всю жизнь было приятно приблизиться к процессу, где человек и может быть по-настоящему счастливым. Особенно, если зримы результаты.

Среда, в которой я жил, говорила о политике, депутатах, правительстве, Государственной Думе, «Единой России», справедливости и несправедливости, выборах, возможности куда-то устроиться, кого-то пристроить, что-то продать и ещё о многом другом, то есть была в активном процессе.

Подъехав к лагерю китайцев, я увидел, что они уже возвели огромное овощехранилище, и теперь штукатурили стены. Они работали и пели.

Были трезвыми. Работали. И пели.

Лет десять тому назад я ставил на границе памятник своим предкам, утвердившим границу. Нанимал китайцев. Они возводили стелу и пограничный маяк напротив своей границы. Были трезвыми. Работали и пели. Может быть, у них такая традиция?

Утвердившим рубежи России