Вкусные буквы. Просто вкусные буквы. Не сладкие

Давным-давно жила была в урочище Тунелькысэккы на самом берегу реки Вэркы-Чатылькы девочка Надя. У этой девочки были небольшие глазки, маленькие ушки, сивая гривка, тонкая шейка, шубка из выдры, платье из паутинки, дождевик из рыбьей кожи, зонтик из лягушачьей шкурки, лапотки, мягкий животик и корона из ивовых листьев.

Жила девочка у брода аккурат напротив впадения в Вэркы-Чатыльки ручья с поэтичным названием Большой. Домик Надежды стоял на высокой кочке под старой лиственницей. Весной Вэркы-Чатылькы разливалась и иногда заливала домик по самую крышу, печка тогда оказывалась в воде, а стол и стулья плавали под потолком, потому что не умели выскочить в дверь и унестись на волю с мутным потоком среди щепок и прошлогодних листьев. В такие времена Надежда, захватив пушистое заячье одеяло, переезжала повыше на лиственницу, в дупло, где жили две сойки, кедровка и одна гостеприимная белка. Тогда по вечерам все пили чай с прошлогодними орехами из белкиных запасов и малинишным вареньем из клюквы, которое по осени на всю зиму заготовляла Наденька. Когда вода спадала и приходило время возвращаться домой, всё варенье, как правило, кончалось. Но это было ничего, потому что уже начинало наступать лето, и в реку на низкую воду приходила рыба.

Надя любила ловить рыбу. Она ловила её корзинами из тальника, как научила в своё время бабушка – знатная рыбачка-корзинщица. Изловленную рыбу Наденька ела сырую, чтобы волос блестел ярче, варёную, чтобы голос был звонче, копчёную, чтобы глаз смотрел зорче, жареную – просто так и вяленую – с бражкой. А ещё – коми-посолом, для запаха. Некоторых рыб, с синим отливом, без пузыря, с жёлтым глазом, красными плавниками и пушистыми ресницами Надя учила петь на закате и выпускала обратно в Вэркы-Чатылькы.

Длинными летними вечерами, когда все дела бывали переделаны, а солнце никак не хотело закатиться за высокие лиственницы, лохматые ели и стройные кедры, Надя надевала шубку из выдры, раскрывала зонтик из лягушки, садилась на крылечко своего домика и щёлкала орехи, кедровые и лещину. На треск орехов к домику выходили из лесу бурундук с лосем, тоже присаживались на крылечко, сопели, смотрели, как ходит под берегом ручной таймень в тёмной воде, и слушали истории ветерков, что прибегали по стремительной поверхности Вэркы-Чатылькы с юга и с севера.

Истории ветерков были похожи одна на другую, как яйцо на две капли воды. Южные ветерки рассказывали про глухие леса на крутых берегах, про мрачных воронов на старых елях, про глухарей в борах на краю болот, про песца, что крадётся через кочки в истоках ручьёв и ворует птичьи яйца из гнёзд. Северные ветерки свистели про бескрайние плоские болота, торфяные холмы, укрытые сочным гонобобелем и красной брусникой; озёра, голубые, как небо, и морозы, которые подбираются к озёрам всё ближе, хотят заковать их в ледяные панцири, чтобы ветеркам было веселее носиться, но пока ещё далеко.

Ближе к полуночи лось и бурундук неторопливо вставали. Бурундук взлетал лосю на голову, устраивался промеж разлапистых рогов, и они медленно, словно уплывая в туман, уходили в темноту леса, чтобы следующим вечером вернуться и опять смотреть на тайменя, слушать ветерков, щёлкать орехи. Осенью, когда дни становились короче, а вечера – длиннее и тоскливее, лось и бурундук приходили всё реже. А потом, однажды под вечер, лось приходил один, приносил на рогах колоду мёда, нюхал тёмную воду, по которой проплывали жёлтые берёзовые листья, и прощался: они с бурундуком уходили на юго-восток, в лесистые холмы, где снег не становится плотным среди сосен, и ещё дальше, в края соболей и куниц.

За уходом лося и бурундука как-то незаметно, и в то же время стремительно, наступала зима: наваливало снега, сначала по щиколотку, затем по колено, потом по пояс, а потом наступали предновогодние коротенькие деньки.
Наденька проснулась поздним декабрьским утром, когда замерзшее ярко-жёлтое солнце запустило несколько веселых лучей в заледенелое окошко её домика. Наденька потянулась под беленьким заячьим одеялом и перевернулась на другой бочок, уж больно неохота ей было вставать. Она даже посильнее зажмурила глазки и подумала, не впасть ли ей в спячку в следующем году. Однако, спячка была всего лишь нереальной мечтой, и Наденька знала об этом: уж очень сильно портила спячка фигуру. В домике тем временем начинало холодать, затопленная с вечера печка съела и щепки, и шишки, и лиственничную кору, и поленья, предусмотрительно понапиханные Наденькой в глубокое прожорливое печное брюхо через узенький зев.

Наденька выскочила из постельки, наскоро умыла рожицу холодной, и оттого одновременно бодрящей и мерзкой водой, и закинула в печку порцию дров. На каминной полке (хотя камина никакого не было, но как водится, каминная полка имелась в наличии, специально для такого случая) Наденька обнаружила конверт. Отрывной календарь над столом свидетельствовал, что пошли последние сутки старого года, а это значило, что в конверте было письмо от Деда Мороза.
Наденьке редко приходили письма: в конце апреля от бурундука и лося, с сообщением об их скором возвращении; в июле – от бабушки (кое-какие новостишки, за здоровье, приветы знакомым белкам, советы по рыбалке); в ноябре – от незнакомой сойки, которая писала вовсе и не Наденьке даже, а какой-то сороке-воровке. Ну а в последний день декабря приходило письмо от Деда Мороза. Наденька всегда вскрывала новогоднее письмо за 15 минут до полуночи, перед самым наступлением Нового Года. И всегда в письме было одно и то же. Но в этот раз, как и обычно, впрочем, Наденька ощущала – что-то обязательно изменится, письмо будет особенным.

В доме потеплело. Наденька заправила постельку, умылась, почистила зубки глухариным хвосточком, причесала сивую гривку лапкой копылухи, позавтракала еловой хвоёй и кедровыми орехами, намазала рожицу барсучьим жиром и пошла гулять за хворостом и просто так. В последний день года Наденька всегда так гуляла. Как обычно в этот день, она пошла вниз по реке, поздравляя всех встречных и поперечных с наступающим Новым Годом. Ей встретились заяц-с-пушистым-хвостом, заяц-с-длинными-ушами, белый заяц-с-короткой-лапкой, песец-прожорлик, глухарь-задумчик, два лемминга, безрогий лось, налим-в-полынье и заяц-попрыгаец. Наденька, конечно, поздравила с НовымГодом всех, но про себя отметила, и где поставить петли, и в каком месте живёт налим, чтобы как-нибудь в феврале одолжить у него печень. Наденька страсть как любила налимью печёнку, с лучком, на сковородке, жареную…

Солнышко, тем временем, покраснело от стыда за короткий рабочий день и начало прижиматься к верхушкам лиственниц. Наденька засобиралась домой: пора было готовить праздничный ужин. На одном из притоков Вэркы-Чатылькы стояли у Наденьки сети на куропаток. И сейчас, по дороге к дому, Наденька обнаружила трёх жирных глупых птиц. Она пооткусывала им головы и сложила в подарочный мешок: мелко нарубленные куропатки с брусникой и хвоёй были традиционным новогодним блюдом в семье Наденьки.

В этот новогодний вечер Наденька сидела за столом одна. Как полагается – при свечах, палочки-вонялочки, пирог с черникой, малинишное варенье из клюквы, мелко нарубленные куропатки, немного грусти в душе, ожидание… Ожидание чего-то нового, хорошего… Обязательно хорошего. Ну и чай, конечно.

Без четверти двенадцать Наденька вскрыла конверт с немногословным, как обычно, письмом от Деда Мороза: «Ровно в 12. На пороге», - прочла Наденька. Сердечко ея ёкнуло. За оставшиеся четырнадцать минут она успела сварить и выпить маленькую чашечку кофе, чтобы немного успокоиться. Непонятно почему, Наденьку, как всегда охватило какое-то необъяснимое волнение. Предвкушение чего-то неизвестного, но приятного и неотвратимого завозилось где-то в её мягком безволосом брюшке, а пяточки запокалывало, будто иголками.

За пятнадцать секунд до двенадцати Наденька, не дожидаясь сигнала часовой кукушки, метнулась к входу, замерла на мгновенье, и решительно распахнула дверь навстречу ветру, снегу, холоду и чему-то ещё, обещанному Дедом Морозом…
На пороге стоял абсолютно голый розовый енот в сине-зелёных татуировках немножко заспанный барсучок. Лапками в ужовых рукавицах он протягивал Наденьке тарелку дымящейся овсяной каши с ежевичным вареньем и курагой и улыбался:

• С Новым Годом!

Идея текста - Глухарь, Лось и Соболь.
При поддержке:

• Вэркы-Чатылькы
• Тунелькысэккы

Посвящается Алфимычу.
Опубликовано на прозе