Экономика циклична — возможно, Россия просто находится в неудачной фазе? Нет

На вопрос отвечает Владимир Коровкин, руководитель направления в Институте исследований развивающихся рынков — совместном проекте бизнес-школы «Сколково» и компании Ernst&Young

Источник: Open Economy

Идея экономических циклов, мягко скажем, не нова. Впервые на них обратили внимание в 1830-е годы, а к началу ХХ века признание цикличности экономики и изучение причин взлетов и кризисов стало научным мейнстримом. Существует множество теорий, объясняющих экономические колебания как на коротких («волны Китчина» — 3–4 года), так и на средних и длинных («волны Кондратьева» — до 55 лет) временных интервалах.

И тем не менее, история экономики, пожалуй, не знает ни одного реально предотвращенного или хотя бы быстро купированного кризиса. «Никогда так не было и вот опять», — именно эта бессмертная фраза Виктора Черномырдина точнее всего описывает ситуацию.

Так что же: если спады неизбежны, тогда, возможно, правительство не особенно и виновато? Некоторые считают: если бы Владимир Путин ушел после двух президентских сроков в 2008 году, он остался бы в истории «русским Дэном Сяопином» («архитектор» китайских экономических реформ).

Чтобы объяснить, почему циклы все-таки не снимают ответственности с руководителей страны, нужно ответить на четыре вопроса.

Был ли ожидаем нынешний кризис в России?

До 2008 года ВВП страны на протяжении 9 лет рос со среднегодовым темпом 6,2% — из крупных экономик мира уступая лишь Китаю, Россия уверенно поднималась по доходу на душу населения, догоняя бедные станы ЕС (цель — Португалия — была уже в пределах достижимости), рубль входил в число самых стабильных валют мира и выглядел неплохим кандидатом на звание новой резервной валюты. Уверенно рос внутренний спрос и потребительский оптимизм, размещение акций и облигаций российских компаний на международных биржах было поставлено на конвейер, внутри страны кредит становился все доступнее потребителям, модернизация пенсионной системы должна была обеспечить уверенное будущее средним слоям населения.

Но картина не была совершенно безоблачной, в числе проблем активно обсуждались вывоз капитала, низкий уровень инвестиций, коррупция, слабость промышленности и зависимость от экспортных цен (которые как раз находились на пике).

При этом правительство осознавало зависимости от весьма изменчивой конъюнктуры цен на нефть. Идею государственных «заначек» — стабфонда и резервного фонда — много критиковали в 2000-х, но в нынешней ситуации именно она смягчает социальные последствия рецессии. Необходимость развития промышленности и сектора услуг неизменно декларировалась с того момента, как нефть выползла из ценовой ямы 1990-х.

Весьма серьезные инвестиции были сделаны в стимулирование современного внутреннего спроса через «мега-проекты» — от Игр в Сочи до модернизации здравоохранения. Но несмотря на все это еще до политического разрыва с Западом и наступления эпохи санкций российская экономика начала уверенно сокращаться.

За период 2008–2015 гг. среднегодовой рост российского ВВП составил 0,26%. Из заметных стран мира меньшие показатели были лишь у кризисных экономик Южной Европы. Даже стагнирующая на протяжении 20 лет с лишним Япония росла за этот же период в среднем на 0,46% в год.

Структурные проблемы экономики России предельно усугубились, сокращается и без того слабая обрабатывающая промышленность, внутренний спрос сжимается, несмотря на дешевеющий кредит и рекордно низкую инфляцию, пенсионная реформа свернута таким образом, что наиболее трудоспособные и эффективные сейчас поколения россиян неизбежно столкнутся с резким падением уровня жизни в старости.

Можно ли выделить общую для всех кризисов причину?

Если посмотреть на страны, показавшие наиболее высокий рост ВВП на душу населения на протяжении последних 40 лет, то мы увидим чрезвычайно пеструю группу, в которой окажутся как довольно известные широкой публике случаи — например, Китай, Сингапур, Индонезия, Саудовская Аравия, так и гораздо менее «распиаренные» — Швеция, Австрия, Турция, Австралия или Ирландия. У некоторых из этих стран не было ярко выраженного периода экономического «бума», но по итогам сорокалетнего марафона они обогнали многих из тех, кому в свое время присваивали ярлык «экономического чуда».

Самое поразительное, что приведенные примеры демонстрируют настолько широкий спектр экономических структур, политик и подходов, что поначалу трудно отделаться от мысли, что их устойчивый длительный рост — не более, чем результат исторической случайности, из которого нельзя сделать серьезных политических выводов на будущее.

Однако, именно эта разнородность позволяет по-новому взглянуть на природу кризисов в экономике и способы их преодоления. Если экономические спады имеют причиной смещение структуры — то почему их столь сложно предсказать? Если причина — в неправильном наборе действий по управлению экономикой, то почему эти действия столь упорно и масштабно применяются в мире на протяжении стольких лет?

После некоторого размышления становится очевидно, что общей причиной кризисов может быть такое известное в экономике явление как «трагедия общины» — взятые вместе участники системы заинтересованы в ее стабильном и уверенном росте, однако каждый индивидуально мечтает о том, что рост его доходов превзойдет средний рост системы, только такой вариант обеспечит социальное повышение. Этот стимул «взять от системы максимум» подталкивает к тому, чтобы искать повышения личного дохода в моменте в ущерб инвестициям в будущее. Когда такие действия превращаются в повсеместную практику — система стремительно разбалансируется. Единственным противоядием является такая степень уверенности в будущем общем благе, которая делает психологически невыгодным поиск небольшого сиюминутного выигрыша.

Иными словами, независимо от отраслевой структуры или конкретных правительственных шагов экономика страны будет иметь устойчивый рост лишь при наличии в обществе согласия относительно целей и направления развития и высокого уровня доверия граждан друг к другу и формальным институтам власти, проводящим экономическую политику.

Почему усугубляется кризис доверия в России?

Этого доверия не удалось выстроить в России 2000-х, более того парадоксальным образом, чем лучше становилась воспринимаемая экономическая ситуация, тем меньше согласия наблюдалось в обществе относительно причин успеха и методов его закрепления. Наиболее зримым финансовым выражением был разрыв между кредитными ставками в рублях и валюте: несмотря на то, что рубль стабильно укреплялся на протяжении середины 2000-х относительно доллара, долларовые займы обходились существенно дешевле. Участники экономической системы упорно не верили, что рост отечественной экономики окажется достаточно долгосрочным.

Но почему не произошло восстановление доверия? Успешное насыщение деньгами самых проблемных секторов в результате монетизации льгот и реформы энергетики, введение плоского умеренного подоходного налога довольно быстро дало рядовому гражданину пожать плоды экономического роста. С определенной точки зрения социальная политика начала 2000-х была обязана вернуть доверие к государству, как экономическому актору.

Однако, похоже, создание доверия никогда не мыслилось как цель. Вместо него государство стало искать способы максимально эффективной покупки политической лояльности электората и формировать его картину мира соответствующим образом. Как-то незаметно в повестке дня оказался призрак «успешного и благополучного СССР», а социальный контракт стал близок к тому, чтобы было «как при Брежневе, только с товарами на полках».

Именно в этот момент реальное экономическое развитие — неизбежно связанное с модернизацией — выпало из поля общественного доверия. Проекты «мирового финансового центра» или «российской Силиконовой долины» были несовместимы со все более популярной моделью жизненного успеха — клерк или рабочий в «стабильной госкорпорации».

Попытки наиболее энергичной части общества стать самостоятельными экономическими акторами через создание бизнеса сталкивались с совершенно другой стороной государства. Из заботливого и доброго защитника оно в мгновение ока превращалось в рэкетира, требующего откатов и подношений, и презрительно раздающего в обмен на них подачки госконтрактов.

Экономический рост не возникает сам по себе (за исключением редких периодов конъюнктурного счастья, вроде цен на нефть в 2008-м), он требует от общества серьезных усилий. В российских реалиях 2010-х эти усилия оказалось некому предпринять: самостоятельные экономические игроки разочаровались и погрузились в апатию, а те, кто принял правила игры экономики под государственным покровительством, в принципе не склонны осложнять себе жизнь действиями, требующими серьезного напряжения.

Может ли наша экономика выйти из депрессивной апатии?

Безусловно да, такие примеры в истории есть. Целенаправленные программы преодоления экономического спада — как, например, в Ирландии в 1980-х — фокусируются на укреплении общественного согласия и взаимного доверия экономических акторов по модели «цель — платформа — институционализация — фокус».

В начале общество находит разделенную большинством участников цель реального экономического роста, сформулированную в простых и осязаемых терминах: «Автомобиль в гараже и курица в супе каждый вечер» (Джон Эдгар Гувер в США), «Стакан молока каждому ребенку ежедневно» (Сальвадор Альенде в Чили) и т.д.Чтобы эта цель не была голословной декларацией, необходима национальная платформа обсуждения средств и путей ее достижения, объединяющая все три ключевые силы экономики: общество (часто представленное профсоюзами), бизнес и государство. Необходимо создать институты, которые будут непосредственно отвечать за цели экономического роста и прежде всего обеспечивать «быстрые победы», которые убедят всех участников экономики в том, что она движется в правильном направлении.

Наконец, необходимы точки фокуса, невозможно наступать сразу по всем фронтам. По большому счету неважно, что будет поставлено в приоритет — транспортная инфраструктура как в Турции или инновационное сельское хозяйство как в Бразилии. Важно, чтобы области фокуса были:

а) непосредственно связаны с экономикой,

б) общественно значимы,

в) в них действительно достигался бы прогресс, обеспечивающий прямые выгоды максимальному количеству экономических акторов.

Программа такого рода стояла практически за каждым случаем долгосрочного опережающего роста национальной экономики.

Опубликовано с разрешения издания OpenEconomy

Голосуйте за эту статью, подписывайтесь на канал и получайте доход вместе с нами!