Атаман Григорий Семёнов. О себе. Воспоминания, мысли, выводы. 1938 год. Часть 2. Глава 5

  Современники судят историю с позиций своего времени, политического режима, идеологии, на которых основаны воспитание и уровень образования человека, хотя истории безразличны суждения и политические пристрастия, а факты только подвигает человека к познанию и изучению.

Всё остальное – результат пропаганды политических режимов и партий, которые обычно расходятся с фактами и не способствуют развитию человека.

___________________________________

 5. ПАДЕНИЕ ОМСКА
Последний разговор с адмиралом. Задержка поездка Верховного Правителя. Экспедиция генерала Скипетрова в Иркутск. Столкновение с чехами. Указ о передаче власти. Выдача адмирала красным. Сибирская армия. Роль чехов. Грабеж и дезорганизация. Захват золотого запаса. Роль союзников. Отход армии на восток. Армия в Забайкалье. Интриги старшего командного состава. Генерал Сахаров и генерал Войцеховский. Вредное влияние генерала Дитерихса. Роль генерала Лохвицкого и его отставка. Генерал Вержбицкий. Переговоры об образовании буфера. Прорыв фронта. Оставление мною Читы.

По поводу представленного мною Верховному Правителю плана изменения тактики борьбы с большевиками, я имел длинную беседу по прямому проводу с адмиралом, который отстаивал важность наступления именно правым флангом сибирской армии и объяснил мне причины, почему он не счел возможным согласиться с моим мнением, изложенным в плане.
Адмирал Колчак не разделял безнадежности моего взгляда на настроение широких масс населения и считал, что оно будет изменяться в нашу пользу по мере продвижения вперед сибирской армии. Кроме того, адмирал полагался на полную и исчерпывающую поддержку  сибирской армии союзниками, не допуская мысли о том, что их многократные заверения и обещания об этом не будут выполнены. И лишь после провала наступательных операций и пышного расцвета иностранных интриг в связи с Версальскими переговорами, адмирал убедился в правильности моей точки зрения, о чем известил меня  в очередном разговоре по прямому проводу со стан8ции Татарская.
В это время Омск уже был оставлен. Неудачи на фронте генерала Деникина и разгром конницы генерала Маркова на юге дали возможность  красным произвести давление всеми силами на фронте сибирских армий, вследствие чего они должны были отойти назад, и Омск был эвакуирован правительством.
Прибыв на станцию Татарская, адмирал вызвал меня к прямому проводу и приказал в срочном порядке представить ему свои соображения о возможности практического осуществления мероприятия, предусмотренных моим планом, подготовив свой доклад ко времени прибытия Ставки в Иркутск. Одновременно    сообщая  мне о состоявшемся назначении моем на пост Главнокомандующего вооруженными силами Дальнего Востока и Иркутского военного округа, адмирал предупредил меня о возможности передачи мне всей полноты государственной власти в восточной Сибири и на Д. В., ибо он предвидел, неизбежность общего крушения национального движения в силу отсутствия согласованности боевых действий на разных фронтах, а также в результате вмешательства политических фактторов в дело помощи, оказываемой нам союзниками. Предвидя неизбежность крушения, адмирал предполагал, как можно было понять из этого последнего моего разговора с ним выехать за границу для переговоров с иностранными политическими деятелями, с целью склонить в пользу возобновления борьбы с красными в более широких масштабах.
Хотя наша разговор велся по изолированному проводу, тем не менее, он стал известен социалистам и чехам, полагаю, через агентов Дунина-Яковлева, который все еще пребывал в должности иркутского губернатора и вел двойную политику, будучи тесно связан с красными партизанами.
Предвидя возможность каких-нибудь затруднений в дальнейшем продвижении поезда Верховного Правителя на восток, я предлагал адмиралу бросить поезд и двигаться на лошадях в Урянхай, куда я вышлю надежный отряд монгол и казаков, под охраной которого Верховный правитель мог бы выйти снова на линию железной дороги восточнее Байкала. К сожалению, адмирал отклонил мое предложение, заверив меня, что, находясь под защитой пяти иностранных флагов, он рассчитывает в скором времени встретиться со мной в Чите.
Некоторое время спустя я получил телеграмму о том, что чехи не пропускают поезд Верховного Правителя и последний просит меня воздействовать на них и на генерала Жанен в нужном направлении. По получении такого сообщения, я немедленно приказал генерал-майору Скипетрову с тремя бронепоездами, Монголо-Бурятским конным и Маньчжурским стрелковым полками двинуться навстречу поезду адмирала и, приняв его под свою охрану, следовать в Забайкалье, до пункта по указанию адмирала.
К ночи 31-го декабря 1919 г. отряд генерала Скипетрова сосредоточился на ст. Михалево, что в 30 верстах от Иркутска. К  этому времени предместья города Иркутска («Звездочка» и «Глазково» на левом берегу Ангары и «Знаменское» - за р. Ушаковка) находились в  руках войск, образовавшегося в Иркутске эсэровского «Политического Центра». Войсками этими командовал капитан Калашников. В самом городе Иркутске еще держались юнкера, сотня иркутских казаков и добровольцы из офицеров и солдат. Что касается станции Иркутск, то она находилась в руках чехов. На ст. Иркутск стоял поезд главнокомандующего союзными войсками, французского гене рала Жанена.
Ранним утром 1-го января 1920 н. авангард Скипетрова подошел к Ирккутску, имея намерение с налета захватить станцию. Однако, чехи предательски пустили на наш головной бронепоезд паровоз. Произошло столкновение, в результате коего у броневика оказался испорченным паровоз и разбита передняя артиллерийская площадка. Ж. д. полотно также оказалось поврежденным и загроможденным двумя паровозами и разбитой платформой. Пришлось остановиться около входных стрелок на станцию и выгружать части из эшелонов.
Несмотря на эту непредвиденную задержку, части генерала Скипетрова начали успешно занимать предместья «Звездочку» и «Глазково», тесня калашниковцев к р. Иркут. Переправиться на правую сторону Ангары не было возможности, ибо Ангара еще не встала, а понтонный мост был разведен, так что связи между вокзалом и городом не было.
Только из Михалево удалось переправить в с. Листвиничное роту маньчжуров, которая из Листвиничного на автомобилях была переброшена в Иркутск.
В разгар боя на левом берегу Ангары, когда части Скипетрова уже заняли всю «Звездочку», в дело неожиданно вмешались чехи. Ссылаясь на приказание Жанена, они потребовали у ген. Скипетрова немедленно прекратить бой и отвести войска на ст. Байкал, грозя в противном случае применить вооруженную силу. В подтверждение свой угрозы, чехи выдвинули против наших частей свой бронепоезд «Орлик», который по своему вооружению и оборудованию был сильнее наших трех броневиков, вместе взятых.
Ввиду невозможности связаться с городом и малочисленности нашего отряда, генералу Скипетрову ничего не оставалось, как отвести части сначала на ст. Михалево, а потом и на ст. Байкал.
Отступление наших частей на левом берегу Ангары произвело самое тягостное впечатление на гарнизон гор. Иркутска, который тоже отступил на Листвиничное, а потом переправился на ст. Михалево.
8-го января, на второй день праздника Рождества Христова, части генерала Скипетрова были предательски разоружены чехами на ст. Байкал. До какой степени нападение чехов на наши части было предательским, показывает тот факт, что представители чешского командования за два часа до нападения были с визитом у ген. Скипетрова и заверяли его в своей лояльности.
Конечно, ген. Скипетров никак не мог предполагать такого вероломства со стороны «братьев-чехов» и не принял надлежащих мер предосторожности. Нападение на наши эшелоны чехи совершили в 12 ч. дня, когда солдаты обедали.
Я был в курсе всех событий под Иркутском, но не был в состоянии предпринять что-нибудь против чехов, ввиду того, что Штабом генерала Жанена было доведено до моего сведения, что, если я допущу перерыв железнодорожного сообщения и доведу дело до  вооруженного столкновения с чехами, союзники будут действовать против меня единым фронтом. несмотря на это, я все же привел в боевую готовность все силы читинского гарнизона и предъявил чешскому командованию требование о пропуске на восток поезда Верховного Правителя и об освобождении захваченными чехами офицеров и солдат отряда генерала Скипетрова. Не имея возможности оказать давление на чехов на линии дороги, я взял под угрозу обстрела поезд командующего чешскими войсками генерала Сырового, но, к сожалению, мог добиться только частичного успеха - освобождения чинов отряда Скипетрова. Несмотря на то, что представители японского командования в Иркутске предлагали генералу Жанен взять на себя охрану поезда адмирала Колчака и гарантировали безопасность его как в самом Иркутске, так и в пути следования его на восток, Жанен предпочел предать адмирала в руки красных.
Как известно, Жанен и чехи сбросили маски еще в Нижнеудинске, когда адмиралу было предложено перейти из его поезда в вагон с чешской охраной. В Нижнеудинске адмирал отчетливо понял, что он предан теми, кому он верил, что представитель «благородной и благодарной Франции» генерал Жанен и командующий чешскими войсками Сыровой решили взять на себя роль коллективного Иуды.
Между прочим, в Чите генералу Сыровому русские офицеры вручили под расписку 30 серебряных двугривенных -  символическую плату за предательство.

Чувствуя, что надежды на благополучный проезд на Восток нет никакой, адмирал Колчак 4-го января 1920 г., в городе Нижнеудинске подписал Указ о передаче мне всей полноты верховной власти на территории Российской Восточной Окраины.

 Верховный Правитель был расстрелян вместе со своим премьер-министром Пепеляевым в Иркутске, 7-го февраля 1920 года. На первый взгляд покажется странным, почему глава национальной власти, боровшийся так упорно против советов, не был даже увезен для суда в красную столицу, и с ним расправились втихомолку, как будто опасаясь, что не успеют сделать этого, если будут откладывать исполнение приговора до суда. Как будто его пленение  и суд над ним даже не интересовали тех, кто еще недавно с трепетом произносил имя адмирала. Ответ на это недоумение весьма прост. В это самое время сибирская армия подходила с запада к Иркутску. Большевики не имели сил оказать ей сопротивление и опасались возможности освобождения Верховного Правителя из красного плена, что неминуемо произошло бы, если бы армия атаковала Иркутск. К несчастью этого не случилось, хотя в случае атаки города, серьезного сопротивления так оказано быть не могло. Иркутская революционная власть уже готовилась к эвакуации города, но судьба, или ошибка каппелевского командования, заставили армию обойти Иркутск стороной, оставив Верховного Правителя в руках красных палачей.
Какими же образом могло случиться, что Верховный Правитель, находившийся под защитой союзных флагов, был выдан  красным?
Дело в том, что в этот период времени, по признанию самого командующего чешскими войсками, генерала Сырового, дисциплина в чешских полках была настолько расшатана, что командование с трудом сдерживало части. Грабеж мирного населения и государственных учреждений по пути следования чехов достиг степеней совершенно невероятных. Награбленное имущество в воинских эшелонах доставлялось в Хабаровск, где продавалось совершенно открыто чехами, снявшими для этой цели здание местного цирка и устроившими из него магазин, в котором продавались вывезенные из Сибири иконы, серебряная посуда, экипажи, земледельческие орудия, даже слитки меди и машины, вывезенные с заводов Урала.
Помимо открытого грабежа, организованного, как видно из предыдущего изложения на широких, чисто коммерческих началах, чехи, пользуясь безнаказанностью, в громадном количестве выпускали на рынок фальшивые сибирские деньги, печатая их в своих эшелонах. Чешское командование не могло или не хотело бороться с этим злом и подобное попустительство влияло самым развращающим образом на дисциплину в полках чешских войск. Что же удивительного в том, что, получив в свою власть состав Верховного Правителя, в котором, кроме вагонов Ставки, находился весь золотой запас Российского государства, чехи быстро пришли к соглашению с красными и продали им Верховного Правителя за наличный расчет в золоте? Сопоставляя данные о количестве золота, отправленного из Омска, с количеством принятого большевиками от чехов в Иркутске, мы можем восстановить более или менее точную сумму, в которую был оценен адмирал Колчак. Оставшийся у красных генерал Болдырев в своих записках указывает, что чехами в Иркутске было сдано красным всего двести пятьдесят миллионов золотых рублей, тогда, как, по сведениям лиц, сопровождавших этот литерный поезд, количество отправленного из Москвы золотого запаса превышало эту сумму более чем в два раза.
Изменивши своему императору в период Великой войны, сотнями тысяч сдаваясь в плен, чехи вторично показали себя предателями, на этот раз изменив общеславянскому делу, предав красным национальную Россию и ее Вождя - покойного адмирала Колчака.
Интересно отметить, что на мои решительные протесты против повального грабежа, который учинили чехи в Сибири, я долгое время спустя получил от союзного командования пояснение, что в его задачи не входит заботе об охране интересов населения кого бы то ни было, а оно стремится лишь к возможно скорейшей эвакуации чешских войск из Сибири, чтобы этим закончить свою миссию по интервенции в Сибирь.
Роковая ошибка Верховного Правителя, оторвавшегося от армии и вверившего свою жизнь союзному командованию, а также крупные неудачи на фронте, повели к тому, что сибирская армия, потерявшая связь с центром управления национальным движением и предоставленная самой себе, утратила силу сопротивляемости и не видела перед собой каких-либо возможностей к дальнейшему противодействию поступательному движению красных и восстановлению утраченного положения. Ею овладело стремление на восток, где дальневосточная армия продолжала борьбу с красными на амурском фронте и где частям сибирских войск представлялась возможность отдохнуть, переформироваться и вновь вступить в борьбу. Вся армия неудержимо стремилась на восток во чтобы то ни стало, пробиваясь силой в местах, где красные преграждали ей путь.
В конце января 1920 года в Чите начали циркулировать слухи о движении армии генерала Каппеля к Байкалу. Высланная на Байкал разведка подтвердила факта перехода расстроенных частей сибирской армии по льду через Байкал. Армия дошла до Забайкалья в совершенно расстроенном в материальном отношении состоянии, но сохранившей свою боеспособность и стремление к продолжению борьбы. Однако, продолжительный и тяжелый по своим условиям зимний поход через всю Сибирь, сопровождаемый чуть ли не ежедневными столкновениями с многочисленными партиями красных партизан, не мог отразиться на этой армии в смысле внешней дисциплины.
Все же должно сказать, что солдатская масса и командный состав ее, в общем, представляли великолепный материал, который мог бы быть использован для организации образцовых частей национальной армии. Только что, проделав легендарный по тяжести условий зимний поход через всю Сибирь, армия очистилась от всего слабого, непригодного, отпавшего от нее в пути. В Забайкалье пришли люди наиболее крепкие физически и наиболее стойкие в идеологическом отношении. С такой армией можно было не бояться никаких лишений, ибо все лишения она уже испытала, и никакой пропаганды большевиков. Нужен был только вождь, чтобы привести ее в порядок. Но такого вождя не было. Генерал Каппель не вынес тяжести похода, в котором он показывал пример доблести и самопожертвования и скончался от тяжелой болезни почти накануне прибытия армии в Забайкалье. С его смертью не осталось никого, то бы мог объединить армию и подчинить ее своему авторитету и власти. Утрата генерала Каппеля была тяжелым ударом для всего национального движения. Он пользовался заслуженной популярностью во всех слоях армии и силой своего авторитета сдерживал разношерстный и разнообразно мыслящий командный состав армии. 

 Общая численность пришедшей из Сибири армии достигала одиннадцати тысяч бойцов, находившихся в строю, и, примерно такого же числа больных тифом в различных его формах и стадиях. Эта незначительная по численности группа войск изображала из себя три армии, кои путем больших усилий мне удалось свести в два корпуса.
Сразу же после этой реформы против меня началась кампания со стороны высшего генералитета армии.
Покойный генерал-лейтенант Дитерихс, генерал-майор Ахинтиевский, генерал-майор Пучков, генерал-майор Сукин стояли во главе этой кампании, направленной, как против меня, так и против порядков, заведенных в Чите. Особенно искусным в области закулисной борьбы оказался Сукин, который пустил в обращение мнение, что, приняв после покойного адмирала руководство национальным движением, я взялся не за свое дело, не будучи офицером Генерального Штаба и не имея специальной подготовки для общественно-политической деятельности. Когда я узнал, где находился источник этих разговоров, я вызвал к себе генерала Сукина и спросил его, насколько справедливы дошедшие до меня разговоры и почему он, офицер Генерального Штаба, занимается безответственной интригой и разложением армии, вместо того, чтобы приложить свой опыт и знание к делу национального возрождения родины. В ответ генерал-майор Сукин решительно опроверг свое участие в кампании поднятой против меня, и просил дать ему возможность быть полезным общему делу на соответствующем его подготовке посту. Он был зачислен в мой Штаб на должность генерал-квартирмейстера, но оставался в этой должности недолго и не проявил себя в ней абсолютно ничем.
Генерального Штаба генерал-лейтенант Сахаров, бывший командующий фронтом в западной Сибири, предупреждал меня обо всех трудностях, ожидавших меня при попытках поднять дисциплину и реорганизовать пришедшие с запада части. По чувству долга он старался помочь мне правильно ориентироваться в хаосе настроений и политических течений, существовавших в армии, но, к сожалению, помощь его не могла быть продолжительной, так как он вскоре выехал в Европу.
Генерал-лейтенант Войцеховский привел армию в Чите, заменив скончавшегося в походе генерала Каппеля. Генерал Войцеховский не особенно стремился привести в порядок подчиненную ему армию, так как в то время он уже решил перейти на службу в чешскую армию и вследствие этого был мало заинтересован в исходе борьбы с красными в Сибири.
Войцеховский, безусловно, обладал всеми качествами выдающегося военачальника и при желании он бы крепко держать армию в руках, но вскоре он вышел в отставку и выехал на службу в Чехословакии, где, кажется, ныне занимает крупный пост.
Прощаясь со мной перед отъездом, Войцеховский подробно изложил мне причины волнений среди части командного состава пришедших частей сибирской армии.
Как на главнейшую он указал на вредную работу небольшой группы лиц из высшего командования армии, агитировавших за непризнание Указа Верховного Правителя о передаче мне власти.
Войцеховского также пытались втянуть в эту кампанию, но он от участия в ней уклонился самым категорическим образом.
После отъезда ген. Войцеховского, на пост командующего армией мною был назначен генерал-лейтенант Лохвицкий, взявший начальником Штаба к себе генерала Акинтиевского. Новый командующий армией быстро подпал под влияние группы генералов-оппозиционеров и повел политику отчуждения меня от моих коренных частей, составлявших 1-й корпус Д. В. Армии, под командой генерал-лейтенанта Д.Ф. Семенова и Азиатскую конную дивизию генерала барона Унгерна. Для достижения поставленных им себе целей, ген. Лохвицкий предложил мне ввести некоторые части сибирской армии в состав 1-го корпуса. Я не только согласился с этим, включив все пришедшие с запада казачьи части в состав 1-го корпуса, но пошел еще дальше, влив остатки 1-й кавалерийской дивизии в состав моей маньчжурской дивизии ( О. М. О. ) и назначив начальном этой дивизии генерал-лейтенанта Кислицына, пришедшего в Читу с частями сибирской армии.
Вскоре после этого, ген. Лохвицкий потребовал от меня удаления из армии генерала барона Унгерна, поставив вопрос так: или он, Лохвицкий, или барон. Я предложил Лохвицкому поехать в отпуск и сдать армию командиру 2-го корпуса, генерал-лейтенанту Вержбицкому.
Ген. Вержбицкий не принял решительных мер против интриганов и искусственно раздуваемая в армии рознь между «каппелевцами» и «семеновцами» не прекратилась и при нем.
После эвакуации японских войск из Забайкалья, моя ставка была перенесена в Даурию. В Чите оставался Штаб армии во главе с генералом Вержбицким, который принимал участие в переговорах, ведшихся в то время между независимым правительством Верхнеудинска, Читы и Владивостока. Переговоры эти велись по инициативе Народных собраний каждой области и касались образования самостоятельного буржуазно-демократического буфера на Дальневосточной окраине, совершенно независимого от советской России.
По настойчивому приглашению командующего армией генерала Вержбицкого, я, в конце октября 1920 года, отправился в Читу на совещание по вопросу о дальнейших переговорах с Верхнеудинском. Я прибыл туда в броневом поезде и оставался в Чите в нем же. Ночью я был разбужен начальником гарнизона Читы генералом Бангерским, который сообщил мне, что красные внезапно напали на железнодорожную линию в районе станции Карымской, захватили эту станцию и основательно разрушили пути и довольно значительный мост через реку Ингоду около этой станции. Броневые поезда и части Маньчжурской дивизии были срочно брошены в прорыв и вели бой с превосходными силами красных.
Вслед за тем я получил донесение от своей контрразведки, что член Народного собрания Забайкальской области, Виноградов с согласия Штаба армии ведет переговоры с правительством Верхнеудинска о капитуляции армии, одним из условий которой являлся мой арест и выдача красным.
Видя, что я не имею возможности рассчитывать на Штаб армии и части II-го и III-го корпусов, и не имея около себя никаких коренных своих частей, кроме бронепоезда, совершенно бесполезного при создавшейся обстановке, я был вынужден вылетел на аэроплане в Даурию, где меня ожидали части 1-го корпуса генерал-лейтенанта Мациевского, заменившего в должности командира корпуса генерал-лейтенанта Д. Ф. Семенова.
Аэроплан с пилотом полковником Кочуриным, был неисправен и в течение всего полета, продолжавшегося два часа пятнадцать минут, механик у меня в ногах паял бензиновый бак.

Продолжение следует.

_________________________________

Фотографии минувшего времени 

  Г. М. Семёнов во время попытки объединения монголов и создания государства под протекторатом Японии. Одет, видимо, в специально сшитый почётную бурят-монгольскую одежду. 25 февраля 1919 года. Чита. Съезд панмонголистов. 

 Родовой дом Г. М. Семёнова (третий слева) в Куранже. Ныне Ононский район Забайкальского края. Фото 1920 года. Первым слева стоит Алексей Юханов, по национальности курд, которого совсем маленьким усыновил Семёнов в Первую мировую войну, подобрав его на какой-то свалке. На все вопросы ребёнок отвечал словом "Юхан, юхан...". Так он стал по паспорту Юхановым. Впоследствии совершенно обрусел, жил за границей. Третий слева на снимке - сам Г. М. Семёнов.

 Г. М. Семёнов во Владивостоке в окружении американских и русских офицеров.

 На станции Борзя 1920 год.

 Полк красных партизан перед отправкой на Восточный фронт.
________________________________________________

  Архив: Г. М. Семёнов. О себе-1,  О себе-2,  О себе-3, О себе-4, О себе-5, О себе-6, О себе-7, О себе-8,  О себе-9,  О себе-10,  О себе-11,  О себе-12,  О себе-13,  О себе-14,  О себе-15, О себе-16,  О себе-17,