Древнерусский детектив. Князь Борис и печенеги

Официальная канва государственной истории уже столько раз пройдена и зачитана-перечитана до дыр, что стойкие стереотипы, давно вдолбленные в голову и сложившиеся в красивые, стройные паттерны исторического мировоззрения с одной стороны несколько притупляют понимание отечественной истории, а с другой позволяют искателям сенсаций, привлекающим внимание к собственным персонам, разворачивать целые псевдоисторические альтернативные концепции.

В этой ситуации человеку, интересующемуся историей, всегда хочется найти некий компромисс между желанием отринуть достижения академической науки в пользу захватывающего альтернативного чтива и давлением общепризнанных истин, сомнение в которых может быть воспринято, как антинаучность и необоснованные фантазии.

И вот, иногда, спокойно так это, перелистывая знакомые до боли страницы Древнерусской истории, натыкаешься на мимолетное упоминание, которое до этого и не вызывало особого интереса из-за упомянутого уже притупления в восприятии.

Недавно меня зацепила картинка с изображением из «Сказания о Борисе и Глебе», взятая с лицевых миниатюр в Сильвестровском сборнике XIV в. Под названием – «Борис идёт на печенегов».


С00

Обращаясь к неискушенному читателю, хочется спросить, какой образ возникает в голове при упоминании об этих знаменитых древнерусских персонажах? Правильно! Это первые русские святые великомученики, безвинно убиенные своим старшим братом князем киевским Святополком, прозванным за это «Окаянным»!

Всё сказание о высоком нравственном подвиге убитых князей буквально пропитано христианской патетикой, являясь, скорее даже не источником, а пламенным призывом к прекращению бесконечной русской усобицы и не прекращавшегося на протяжении столетий братоубийства и жесточайшей борьбы за власть. А вот здесь, как раз прямое указание на историческое событие – поход против старых врагов Киева – печенегов.

Вот, что пишут в источнике:



Итак, в 1015 году должно было состояться сражение или, хотя бы, столкновение. Тем более, сведение о приходе печенегов вроде бы не должно было быть выдумкой или дезинформацией. Докладывали все-таки, хоть и приболевшему, но Великому князю Владимиру Крестителю. Значит, опасность была, и послать на врага любимого, послушного сына сам бог велел. А между тем, пока князь ростовский Борис, он же Роман (во крещении), искал на просторах степной границы злых печенегов, его отец скоропостижно умирает.

Читаем дальше:



Так и хочется воскликнуть – О, если бы ты был там! Может быть, и смог бы ты помешать смерти отца своего! Или, по крайней мере, не допустить такой ее скоропостижности.

Это, конечно, может показаться смелым предположением и, как бы желанием повесить на Окаянного Святополка еще одну безвинную смерть. Святополк в то время как раз находился под стражей по приказу Владимира, и как только тот умирает, сразу выходит из заключения. Вот только напрашивается вопрос, а чего это тогда Борис тут же начинает рассуждать о своей близкой кончине?

Читаем:



И вот здесь всплывает фраза сказанная, как бы кстати, но много позже, Данилой Багровым: «Брат! Ты брат мой! Ты ж мне вместо отца был!»


Кадр из к/ф «Брат»

Но, похоже, что бытовавшие среди сильных людей, боровшихся за власть в те жестокие времена, нравы, были таковы, что родственные чувства в счет не шли.

И, казалось бы, должен был расстроенный князь Борис ответить словами все того же эпичного героя из 90-х: «Не брат ты мне…» А он, взял, да и проявил христианское смирение, распустивши большую дружину и отправившись на заклание, на радость христианским пропагандистам XIV века.

Но вдруг попалась мне на глаза очень интересная версия тех трагических
событий. Познакомиться с ней можно здесь>>>>>>>>>>>>>>>

Автор данной версии использует еще один источник - рассказ о смерти Бурислейфа в Эймундовой саге. Так вот, в ней говорится, что прототип князя Бориса Бурислейф двигался по направлению к Киеву в сопровождении печенежского отряда.

Интересно, правда!? Это, конечно, одна из версий. Классически считается, что Бурислейф это некий собирательный образ польского короля Болеслава Храброго и князя Святополка.

Но есть еще один момент. Автор говорит еще и об упоминании некоего католика-миссионера Бруно Кверфуртского о заключенном еще в 1007 году мире с печенегами, по которому великий князь Владимир должен был отдать своего сына им в почетные заложники. Такая практика действительно имела место в средние века. Мало этого, была выгодна той стороне, которая получала контроль над потенциальным наследником. А в случае чего, могла и поддержать его претензии на престол.

Так что, если посмотреть с другой стороны, то картинку-миниатюру можно и отзеркалить.



И вот, как могла бы выглядеть предполагаемая история: «Находившийся какое-то время в почетном плену у печенегов сын великого князя Владимира Борис, узнав о тяжком недуге отца, отправляется в Киев. Печенеги отпускают его на родину, практически, как своего выдвиженца в предстоящей борьбе за престол. Затем, видимо, кто-то доносит Владимиру о внезапном нападении печенегов, и он просит сына (а кого еще просить, ведь тот знаком со степняками и знает, как разрулить ситуацию) выдвинуться в степь и разобраться с нарушившими мир кочевниками. Борис, не видя никакой угрозы, а может и, недоумевая от необъяснимого печенежского нападения, послушно отправляется выполнить волю ослабевшего великого князя.

Но, как говорится в источнике, не встретив врага (а может и встретив, но не врагов, а своих недавних союзников), решает возвращаться обратно. И тут же узнает страшную весть о смерти отца. Он, скорее всего не без оснований, подозревает старшего (сводного надо сказать) брата Святополка в ускорении смерти Владимира и подготовке к убийству других претендентов. Странное поведение дружины, которая после отказа Бориса биться за престол расходится и оставляет его беззащитным, объясняется простым непониманием воинов нежелания князя взять свое. Однако, скорее всего, здесь сыграла свою роль быстро изменившаяся политическая обстановка, в которой Святополк уже заручился поддержкой населения Киева, а шаткое положение «печенежского» претендента Бориса уже было довольно шатким. И развязка оказалась близка».

Вменять в вину Святополку, что он боролся за власть способами широко принятыми в то время, наверное, не совсем правильно. Тем более, если принять предложенную «печенежскую» версию, то выходило, что Святополк Окаянный в данном случае встал даже как бы на «патриотические» позиции.

И в таком случае, уже князь Святополк мог выразиться в стиле эпичного героя 90-х: «Не брат ты мне…» и далее по тексту.


Кадр из к/х «Брат»

Хотя, истины ради, нужно отметить, что этих опостылевших уже всем печенегов уже сам князь Святополк потом приводил на Русь еще на раз, ведя кровопролитную войну за власть со своим братом Ярославом, позже названным Мудрым, который, в свою очередь, опирался на норманнских наемников. Кстати, есть сведения, что умиравшего князя Бориса добили именно подосланные к нему варяги. Так что тень, в некоторых версиях падает и на Ярославовы происки, что тоже не исключено.

Но, по мысли позднейших летописцев, именно Святополк больше подходил на роль одного из главных злодеев древнерусской истории. Оно и понятно. После победы и окончательного вокняжения Ярослава, его линия должна была быть максимально обелена. Ведь время правления Ярослава Мудрого по праву считается временем расцвета Древнерусского государства.

Все предположения, сделанные в данном посте, являются отражением глубочайшего ИМХО их автора)

С уважением @zaxar

[author=zaxar]