Дон Кихот: Мнения исследователей (часть VI)

          

          Для тех, кто пропустил начало кликабельные ссылочки на:

           часть I
          часть II
          часть III
          часть IV
          часть V

          Ваше мнение выраженное лайком дизлайком или комментарием очень важно для автора. Иначе, вообще, зачем ему тут кропать свои тексты...)) Ну а мы"едем" дальше... 

           Особая роль в первой части романа отдается исследователями IX главе, в которой Сервантес вводит образ «подставного» автора романа – арабского историка Сида Ахмета Бененхели. Подобным образом, дистанцируясь от повествования и пародируя распространенный литературный прием рыцарских эпосов – придание своему повествованию достоверности путем утверждения того, что роман имеет некие «исторические» источники, в данном случае – является переводом некоей арабской рукописи, которая была куплена у старьевщика в Толедо и отдана на перевод кастильскому мориску. Благодаря этому, в романе появляется параллельная сюжетная линия – история создания повествования о хитроумном идальго. 

         Комическая нить подвигов «рыцаря» приостанавливается в главе XI, представляя нам абсолютно новый жанровый регистр, когда Дон Кихот и Санчо встречаются с козопасами и сначала знакомятся с историей любви Хризостомо и Марселе, а затем становятся свидетелями ее развязки, позже выслушивая историю в пасторальном стиле. В этих же «декорациях» произносится и одна из самых ярких и знаменитых речей идальго о Золотом веке – времени, когда все было общее, когда человечество довольствовалось дарами природы и всюду царили мир и согласие.  Послевкусием речи выступает понимание, что Дон Кихот увлекался не только рыцарскими романами, но и трудами ученых-гуманистов, базировавшимися в своих высказываниях и мечтах на заимствованном и идеализированном образе Золотого Века. 

          Несмотря на то, что слова идальго не находят живого отклика у козопасов, Дон Кихот ведет себя во время встречи как разумный и рассудительный человек, и читатель впервые наблюдает то самое явное смешение мудрости и безумия главного героя. 

          Постоянным композиционным центром первой части романа становится следующий постоялый двор. На который наши герои попадают после эпизода с козопасами, и который, по уже устоявшейся точке зрения хитроумного идальго кажется ему рыцарским замком. Обитатели постоялого двора «знакомятся» с повестью, забытой кем-то из предыдущих постояльцев трактира. «Повесть о безрассудно-любопытном», знакомство с которой прерывает сражением с великанами – бурдюками вина главный герой повествования, сам Сервантес называл единственной «вставной» новеллой в романе. 

          В отличие от других, «полу-пристроенных» новелл, какими считаются истории влюбленных, рассказанные на постоялом дворе. Эпизод «битвы» с бурдюками исследователи Сервантеса вновь наполняют сакральным смыслом, считая красное вино, как и упомянутый ранее хлеб – символами причастия. Апогеем посвященного причастию католического праздника – День Тела Христова – являлся карнавал, главными фигурами которого были большеголовые великаны. Собственно, эти головы Дон Кихот и рубил, спросонья приняв за великанов бурдюки с вином. 

          Однако, как и в случае с хлебом, аллюзия может быть трактована ошибочно, и иметь корни не столько классически католические, где вино являлось кровью Христовой, сколько францисканские, где пьянство жестоко порицалось. 

          В отличие от сомнения в изначальной религиозной принадлежности семьи Сервантес, связи с самого Мигеля с францисканцами являются подтвержденным фактом.   Последний эпизод первой части романа явно отсылает нас своей пародией к похождениям одного из рыцарей круглого стола Ланселота Озерного, который в свою очередь имеет корни сюжета в восхождении Христа на Голгофу. Заканчивается же роман пародийными стихами, якобы служащими эпитафией герою, однако, несмотря на это, автор не верит, что читатель всерьез воспримет смерть его героя, намекая на его последующие приключения.