Обидно...
Сегодня предлагаем вам воспоминания Александры Никифоровны Мастеровой (Моховиковой). Голодное детство, не сладкая взрослая жизнь, в 18 лет-ткачиха, потом колхоз, трактористка, работа на военном заводе, на шахте, потом уже здесь, в нашем районе - в сельпо, больнице, колхозе, в КБО (комбинат бытового обслуживания)…
Больные ноги, спасенные пихтовым маслом. Замужество, сын и дочь, смерть мужа. Второе замужество и еще двое детей. Теперь пенсия. Внуки… И воспоминания.
Нашу семью сослали сюда с Алтайского края. Мы только новый дом построили. А за что? По злу. Отец был председателем сельского Совета. Увидал, что лесник лес вырубал, продавал, пропивал и сообщил об этом в область Лесник узнал, пригрозил:
Ну, Никифор, погоди. Пожалеешь.
Вот и раскулачили. Я тогда маленькая была. Не помню, а старший брат рассказывал: везли сосланных на лошадях, обоз был - конца-края не видать. Впереди и сзади - люди с пулеметами. В нашей деревне в Старо-Бородинском районе 350 дворов было. Мы ездили с сестрой туда - 16 семей живет. Попили со своей речки воды. А дома-то нашего уже нет…
Повезли нас в Городецк, отца с матерью и пятерых детей. Мама зиму прожила и родила еще сына. При родах застудилась и умерла, маленький братик на месяц ее пережил. Отец понял, что не прокормит нас: работал много и тяжело, но, как и все, за свой труд ничего не получал.
Тогда многие умирали от голода, рассказывали, в Полуденовке дети мать свою съели. И сбежал на Алтай. Нас и взяли в детдом. Отец надеялся, что заберет к себе, да не судьба. Его в 1934 году забрали строить КВЖД, а уж потом этапом пригнали в Кузурово в 1945 году, тогда только связь у нас с ним и наладилась.
В детском доме кормили три раза в день. Смертности почти не было.
В детдоме были лошади, коровы, боров - Борисом звали, готовили его на сельскохозяйственную выставку. Сено мы сами ставили. Но с помощью взрослых. Картошку садили, овощи, огород почти до самой реки тянулся. Помню, зимой каждый день по морковке давали - витамины. Колбу заготавливали, ягоду - всем домом. Дадут набирки: кому- чашку, кому – кастрюлю - и в Карбинский бор. Глухарями кормили, овсянкой - до сих пор запах помню. Конину ели, почему-то махан звали.
Учились всему: и на кухне работать, и полы мыть, и вязать…
Принижали нас, что из кулацких семей. В профсоюз вступала, куда уж всех принимали, и то заставили биографию рассказывать. После мытарств по свету вернулась в Палочку и уже сама работала в детдоме, а ночью посылали нас молотить. Пробовала возражать. Товарищ Карнаухов, председатель сельского Совета, рассердился:
Я тебя знаю, Моховикова!
Что я кулацкая дочь? Нечего попрекать…Надо было сразу убить!
Обидно все это…