БЛС. Бежать. Лежать. Спать. Бегу. Лежу. Не могу. 2018

Александр Клименко
Киев Украина

Ненавижу тех кто на все вопросы отвечают: «Работаем».

• Понятно… – сдуваюсь я.
• Что тебе понятно? – наступило справа.
• Кто ты такой, чтобы в душу нам лезть? – наступило слева.
• Кто ты па жизни? – подошло прямо. – На кого работаешь?
• Простите… – зачем-то сказал я.
• Пусть нам заплатят, тогда мы простим! – отвечают они.
• Баре предпочитают плату в конвертах, коробках, чемоданах или мешках? – хотел спросить я, но промолчал.

Дальше стоим, молчим как друг друга не узнаем. Тут всё остановилось. Как умер я. Как я.
У кого никого не было, тому некого терять. У кого ничего не было, тому нечего терять.
А я… скольких людей потерял… Захотел умереть, уснуть. Уснуть так, чтобы смерть пришла за мной, а меня нет. Тело есть, а меня… а я… Стою. Нужно оживать, но как? Может растормошить себя, растанцевать, распеть… Но как? Что-то слишком много в моей жизни этих «как». Ненавижу всех и себя. Да. М-да. Мдля.
Спускаюсь в метро… Снизу как нефть потоком верх… Подымаюсь… Теперь сверху течет река серых людей в черных одеждах из нефти. Нефти, нефти… Всё из нефти. Ночь. И тут – просвет – девочка в беленькой шапочке… Радостно машу ей, мол: – Привет звездочка. Потянулся к ней… тянусь… но черная река окружает меня, липнет, утягивает… Сопротивляюсь, барахтаюсь, тону. Сижу на дне... думаю о девочке в беленькой шапочке. На неё вся надежда… но черное затягивает… воздух перекрывает… душу из меня вынымает. Морщусь, щурюсь, чмыхаю, фыркаю, моргаю, утопаю… Топну. Вижу ангела. Мираж марево… сквозь которое проступает девичье лицо. Открываю глаза... Вижу белую шапочку… Аллка из отдела продаж. Почему она?

• Здравствуй Таис, – говорю ей. А она сидит, молчит, улыбается.
• Меня Алла зовут, Аллой, – продолжает улыбаться она, – уже поздно. Все ушли. Ты идешь?
  Я трижды посмотрел на её грудь, и каждый раз она была разной.
• Ты идешь? – повторила она.
• А ты чего не того? – спросил я в потухший монитор, – сидела, меня рассматривала?
  Она как очнулась, опустила взгляд, стала торопиться, собираться... Я взял её за руку и сказал: – Здравствуй Таис… Вот и встретились.
• Так мы же каждый день здесь… – запнулась она…

Дальше гуляем по набережной… фланируем… Я рассказываю ей о ё прелестях, достоинствах и любви. Да. В этом можно с меня брать пример. Всем мужикам я бы посоветовал находить в женщине прекрасное, и рассказывать ей об этом, и рассказывать… Кто кроме нас расскажет им об этом? Кто самый честный? – мы. Остальные – выдумщики, придурки и брыхуны. Только мы – очарованные льстецы и вольные художники можем… Дальше гуляем… Не потому что, а потому что мы всегда вместе и что люди не меняются, и все ходят по кругу… что я искал её… из сил выбился… даже подумал, что в этой жизни нам уже не быть вместе… Не важно. Главное рассказываю, как мы из жизни в жизнь любили друг друга... Любим. Она плачет и повторяет: «Я знаю. Какой ты замечательный. Таких больше нет». И как же без: – Почему ты раньше на меня не обращал внимания?

• Я обращал, – не убедительно оправдываюсь я, – еще как обращал… Только не решался. Не решительный я, сомнительный… В смысле, сомневался.
• На всех смотрел, – скривилась она, – а на меня… Я даже шапочку беленькую купила, чтобы ты…
  Я обнял её. Видимо неправильно. Не так. Она задышала. По-другому обнял. Она выдохнула, яко тать вздохнула… Вполуха… вполслуха… Как понять этих женщин? Они так дышат потому что им хорошо или тяжело? – вопрос. Изменил положение, ракурс, захват, обним. Она как перестала дышать.
  Стоим. Молчим… О чем молчим? Зачем? Не понятно.
  Пауза. Антракт. Кайф. В нём я ти…хо…хонько посмотрел на нее... Она тишайше опустила ресницы… и стала не в себе, и не во мне. Где ты? И чего зря стоять? – мысленно спросил, в рифму ответил… покраснел и ужас как захотел погладить её. Дальше стоим. Был бы прибор – мягкомер, я бы незаметно приложил к её попе… подумал я, передумал и по-дружески обнял её… Просто. По-дружески. Стоим, ждем... Не знаю о чем она… а я вспоминаю как когда-то, почти любимая, почти моя Верка или Любка предложила мне дружбу… или остаться друзьями… Не расстаться, а остаться.
  Девушки-девушки, – подумал я, – знали бы вы, что мужики просто так дружат только с отцом своим, сыном и, куда ж без него, Святым Духом… С остальными – по делу.
• Друзьями будем дружить, семьями, – поясняет она застывшему мне.
• Конечно-конечно, – соглашаюсь я, – обязательно. Как же без дружбы? Периодически встречаться будем, брататься – подтверждать дружбу, скреплять… всячески… по-разному… крепко. Пока она молчала я добавил, что она права, ведь настоящий друг лучше семерых подруг. Еще сказал: «Ты слишком хороша для меня! Ты свята!» После чего попросил её познакомить меня с подругами, что умней и красивей тебя, в смысле – её. Сказал и посмотрел на неё с надеждой… Она озадачилась. Дальше рассказывал ей об идеальной любви, детях семье и как я всего этого хочу. И что люди нужны друг другу для энергии, любви и удовольствия… чтобы душа в душу… и одна душа на двоих… Дальше читал ей стихи: «Я люблю тебя за то, что ты есть, и ни за что другое…» В этом случае надеяться на понимание – надеяться что расцветет штакетник. Она села. Тогда я добавил дробного дыхания, жалких слов… У неё заблестели глаза, завьюжили мысли, и она почувствовала себя воткнутой в сугроб палкой… Тут я – палач – и сказал, что она самая… что я её недостоин… Сказал и посмотрел на неё самым дружеским взглядом, поцеловал в лоб… И сталась пустыня, пауза, капец, крест.
  Крест. Только стервятники кружат над распятыми на нем мечтами. Жалко её? – нет. Ненавижу её за шантаж сексом, кексом и борщом. Не жалко. Теперь пусть посидит у того креста, пусть подумает сколько пылких сердец она потушила своими представлениями о будущем, курсе доллара и цене любви.