igorhoroviy
7 лет назадБЕЖАТЬ, ЛЕЖАТЬ, СПАТЬ (БЛС 2017) Книга напечатана.
Та же комната, та же она. Ничего не изменилось. Та же Люба, только моя, и плачет.
Плачет и проклинает свой...
- Целлюлит ты мой, целлюлит… Айлюлит он тебе и свербит.
Думаю, ей нужно играть в плохом театре. Там таких любят, а я люблю стихи.
Голубиными крыльями, выбивают они из меня:
Грязные кадры на серой пленке.
В душе оскал полуживого льва.
Кружат во мне мысли странные.
Иных уж нет, прости.
Она: – Целлюлит ты мой, целлюлит…
Я:
За спиной сложить бы крылья битые,
И унесть их, оставить, забыть.
Снова уносят меня птицы белые…
Если нужен тебе приди, забери.
Она: – Целлюлит ты мой, целлюлит…
Я:
Как нас друг к другу прибило?
Внутри ледяная дзынь.
В душе как коты насрали.
Может это всё ты…
Не ты?
Дальше страшно захотелось прокашляться и прокричать: «Революция! Всё, взрывайте дороги, жгите мосты! Назад дороги нет. Там бабы страшные!»
Прокричал и снова подался к друзьям…
И там не нашел покоя и покою я.
В этот раз всем заправлял Пашка. Черт его дернул Юрца спросить:
- Интересно, когда они спят, она, в смысле синтетическая грудь не сдвигается, в смысле, не мнется?
- И сдвигается и мнется, – попытался съехать Кирилл, – ничего особенного. Расслабьтесь.
- Как ничего особенного? – возмутились все. Мы ему вопрос наш секретный доверили, а он нам: – Ничего особенного. Так что давай, друг ты или кто? Сам говорил, что у тебя была… Даже две.
- Ладно! – сдался Кирилл… Ладно, была у меня одна… Спали вместе, пересыпали. Уснули. Вообще-то она на спине спит, но храпит. Я легонько толкнул её. Она резко перевернулась на живот. Да так перевернулась, что грудь оказалась на спине. Одна на спине, другая на боку. Я поправил, чтоб хоть как-то вместе сложить их. Интересно, правильно сказать: сложить или скласть?
- Не отвлекайся! – очнулся до сих пор спокойный Вовчик.
- Ладно, – согласился Кирилл, – я, что б параллельно – не перпендикулярно – не в разброс они.
- Задолбал уточнениями! – возмутился Сашка или Пашка.
- Всю ночь поправлял их, до кучи сбирал… Бо, пацаны, страшно… Особенно ночью. – вздохнул Кирилл.
- Действительно, как-то совсем жутковастенько, – понимающе закивали все. Особенно ночью.
- Днем и ночью, – согласился Юрец… Бо если их не поправлять, уползут резиновые, ускачут.
- А другая, в смысле вторая? – спросил Сашка.
- Вторая… – нехотя повторил Кирилл… Вторую я любил. Конечно, любил. Если первая любила полежать… Придет с работы, ляжет и мазями себя натирает. Синяки у нее от шлеек. Нелегко носить прелести. Да уж. Если первая плавная и ленная, то вторая быстрая и выносливая. Каждое утро бегает. Даже ходит быстро. Ходит, ходит, а грудь всё ниже и ниже, сползает и сползает. Ползет, пока пояс ё не остановит. Мне даже снилось, что грудь та за мной ползет. Доползает, догоняет, обнимает и душит. Кормит и душит. Душит и воздух из меня сосет. Просыпаюсь... Чувствую себя спущенным скатом. Во рту как всю ночь клей пил. Рот слипся, язык онемел. Так целый день с закрытым ртом и хожу.
- Капец… – донеслось со всех сторон… – крындец. Страшно, стремно… Бесовшина какая-то.
- Зато большие… – мечтательно сказал Сашка…
- А я люблю маленькие и много… – тек же мечтательно сказал Пашка.
- А если и маленькие по ночам ползут? – задышали все… – Теперь как?... Теперь мы всех девушек будем подозревать.
Сказали и посмотрели на меня. - Вот зачем ты начал? – спрашивают.
- Это не я.
- Не ты? Не ты ли принес весь тот силикон? Как теперь жить? Кому теперь верить? Рукам или глазам.
Я растерялся и поспешил домой.