Уважаемые пользователи Голос!
Сайт доступен в режиме «чтение» до сентября 2020 года. Операции с токенами Golos, Cyber можно проводить, используя альтернативные клиенты или через эксплорер Cyberway. Подробности здесь: https://golos.io/@goloscore/operacii-s-tokenami-golos-cyber-1594822432061
С уважением, команда “Голос”
GOLOS
RU
EN
UA
molchanina
6 лет назад

Война глазами маленькой девочки 1 часть

НИНА МОЛЧАНОВА

                            ВОЙНА
         ГЛАЗАМИ МАЛЕНЬКОЙ ДЕВОЧКИ
                                            Часть 1
                                                                                                                                    
       












            


                                             Самиздат 
                                Россия, 141142, МО 
                                            2015

Моя "Девочка" - это очень точная зарисовка с натуры,
практически – фотография. Людям моего времени нравится, но мне-то хотелось бы показать молодым, что такое ВОЙНА.
Пусть у нынешней молодёжи будет возможность сравнить это со своим детством!

"Война глазами маленькой девочки". В этом повествовании будут изложены события до 1953 года. Хотя Война закончилась в 45-ом, жизнь наша мало чем изменилась: первое время приходили ещё запоздавшие похоронки, уведомления военкомата о "без вести пропавших", с нами оставалось недоедание, нищета, убогость быта, отсутствие игрушек, книг, школьных принадлежностей, холодные классы и тяжёлый, иногда даже непосильный труд в помощь нашим матерям и бабушкам. К нам не вернулись наши отцы. А мы всё ещё оставались детьми, детьми ВОЙНЫ...

Война! Она вмешалась в жизнь нашей семьи ещё до того, как начались первые выстрелы и бомбовые удары на границе и в приграничных районах. Это только потом стали говорить, что Гитлер напал вероломно и внезапно.
На самом деле о приближении войны знали все, кому это было положено. Были проведены массовые мобилизации врачей и других медицинских работников. Их места в больницах и роддомах заняли пенсионеры и недоучившиеся студенты. То же самое происходило в других отраслях: учителей брали на должности комиссаров, строителей и других инженеров в военно-инженерные войска. Их места в школах и на предприятиях занимали третье- и второкурсники и глубокие пенсионеры.
Муж моей тёти был призван из пединститута и, после небольшой подготовки, стал комиссаром в части, воевавшей впоследствии на Коломенском направлении. Уже в декабре тётя Аня стала вдовой, а их трёхлетний сын Юра потерял отца. Моего отца тоже мобилизовали, и мама осталась одна, беременная мною.
Не знаю и никогда теперь уже не узнаю, почему роды у неё начались преждевременно и потребовали безотлагательного хирургического вмешательства. Операция по спасению её жизни продолжалась 11 часов. Всё это время мама была без сознания. Бабушка, Ирина Тимофеевна, работала в той же больнице санитаркой.
Когда старенький хирург вышел на несколько минут перевести дух, между ними состоялся следующий диалог:

  • Как моя дочка?
  • Плод уже вынули. Сейчас спасаем мать.
    "Плод" - это я, значит. Но бабушка не могла назвать меня "плодом" и снова спросила:
  • А ребёночек-то живой?
  • Когда вынимали, был живой.
  • Так отдайте его мне!

И они отдали. А мама ещё месяц пролежала в больнице, так что ни о каком грудном вскармливании не могло быть и речи. А через 43 года выяснились ещё некоторые подробности этой, с позволения сказать, операции. Мама пришла на очередной профилактический приём к гинекологу, и женщина, видимо ещё не до конца убитая медицинским цинизмом, воскликнула:

  • Да кто же Вас так изуродовал?!
  • Роды были сложные, ребёночка щипцами вынимали.
    Врачиха спросила, как моя бабушка:
  • А ребёночек-то живой?
  • Живая, у самой уже трое школьников. Вот только глаз они ей повредили при "вспоможении" – всю жизнь смотрит на Мир одним глазом. Хорошо ещё, что на лице незаметно.
    А если бы не готовились к Войне, не мобилизовали всех хороших врачей . . .

Но вернёмся на 43 года назад.
Моей первой колыбелькой была картонная коробка, засланная всяким тряпьём и поставленная в духовку. Печь была не топлена со вчерашнего дня, и всё же в духовке было теплее, чем в других помещениях. А за окнами буйствовала черёмуха, цветение которой как всегда сопровождалось последними весенними заморозками. На календаре было 13 мая 1941 года.
Бабушка после рассказывала мне, что голова у меня имела форму восьмёрки, сильно щипцами сдавили, когда вынимали. На затылке и поперёк всего лица два больших кроваво-красных пятна – там, где щипцы прикладывали. Вот тогда-то и повредили мне нерв левого глаза. Лечить эту травму было можно, но в три-четыре года. Но кто бы это делал? Все больничные койки, даже в глубоком тылу, были заняты тогда ранеными. Врачи? Их и так не хватало – на фронте они погибали как солдаты.
Сразу же встал вопрос: чем кормить? Почему-то детский врач посоветовала выпаивать меня слабым костным бульоном. Это уже потом, на втором году жизни, когда удалось накопить денег на козу, стали мне давать по полкружечки молочка, размачивая в нём кусочки хлебного мякиша. Я потихоньку росла, крепла. На дворе вовсю зеленела травка. Ночи становились всё короче. И вдруг в одночасье Мир перевернулся! Грянула Отечественная!!! Мне было 40 дней.
Что-то понимать и помнить я начала не ранее как в 44-ом. Одно из первых воспоминаний: стою на табуретке, рядом две женщины в белых халатах: одна крепко прижимает мои руки к спине, вторая колупает чем-то острым у меня в носу. Кровь течёт из носу струёй, я ору и, чтобы не захлебнуться кровью, в перерывах между орами, стараюсь выдуть кровь, попавшую в рот. Красные пузыри на губах, на подбородке, белый халат весь забрызган кровью, моя одежда тоже.
Оказывается: я "помогала" бабушке пришивать бельевые пуговицы к наволочке и, не удержавшись, в качестве эксперимента, засунула одну из них в нос. Как только она туда влезла? Попытки вытащить только усугубили ситуацию: пуговица "засунулась" ещё глубже! Перепуганная бабушка укутывает меня в старое пальтецо, сажает в жестяную детскую ванночку, ставит все это на санки и - "дай Бог ноги" – мчится в детскую консультацию. Далее происходит то, что описано выше.
К счастью, всё оканчивается нормально: пуговица благополучно пришивается на своё место, нос, в конце-то концов, заживает, и только повышенная курносость остаётся на всю жизнь. Но я – оптимистка: отношусь к ней, как к первой боевой награде!

Ещё помню сводки СовИнформБюро. Не сами сводки, конечно, что я могла тогда понимать?! А то, как все взрослые, а с нами жили ещё и эвакуированные, собирались у чёрного говорящего кружка – называли его почему-то "тарелкой", и внимательно слушали непонятные слова. Мне же приказывали сидеть тихо и ни к кому не приставать.
Я всё время с бабушкой. Маму этих лет плохо помню, да я и не видела её почти. Все без исключения взрослые работали тогда без отпусков. Мама преподавала математику в школе: 6 уроков в первую смену, 6 – во вторую и ежедневная проверка тетрадей – это уже ночью. А в воскресенье приходили отстающие ученицы (школа была женская): всё искали с мамой какие-то "корни". Но я-то точно знала, что искать их надо в огороде, на грядках – они, обычно, прятались в земле.
Самым любимым моим "корнем" была морковка. Горох я тоже очень уважала и гордилась, когда бабушка называла меня "помощницей" и в награду давала 2-3 стручка. Позже, когда уже стала постарше, научилась втихаря от бабушки добывать эти "корни" самостоятельно. Помню, вытащишь это чудо за хвост из грядки и бежишь скорее прятать ботву в траве. Саму морковку мыла в бочке с дождевой водой, что стояла под водосточной трубой.
Вытирать приходилось о голые ноги, высоко задрав платьице: не приведи Господь, было его запачкать! Разоблачение последовало бы неминуемо, а вслед за ним и наказание. Впрочем, ни битьё и никакое другие наказания в нашей семье не применялись, достаточно было строгого взгляда. Вряд ли бабушка не знала о моих проделках! Она только делала вид, что не знает.

Любовь к земле и её плодам осталась во мне с этих голодных лет на всю жизнь. Позже, уже в 6-ом классе, я даже стала участницей Областной Сельскохозяйственной Выставки за выращенный на пришкольном участке овёс, небывалой для нашей местности высоты и плодовитости. А ведь была я сугубо городским ребёнком, не имевшим никаких корней (опять "корни"!!) в деревне.
Зимой было труднее. Земля-кормилица обильно покрывалась снегом, а есть хотелось ещё сильнее, чем летом. Бывало, бабушка снизойдёт к моим умоляющим взглядам, положит на блюдце несколько ломтиков остывшей варёной картошки, малюсенькую щепотку соли и капнет масла, постного, конечно! Сливочного масла мы тогда не знали. Об этом масле надо сказать особо.
Обычно это было подсолнечное масло с добавлением горчичного и никакого рафинирования и дезодорирования!! Пахучее, манящее – сейчас такого не найдёшь днём с огнём. Современная молодая хозяйка (иная молодая вертихвостка) в руки масло не возьмёт, если от него, хоть чуть-чуть припахивает натуральным подсолнухом: фи, пахнет! Для нас же, Детей Войны, это был желанный запах. Никогда не забуду, как бабушка наливает масло в винегрет (одно из наиболее доступных нам кушаний в то время!). Заботливо держит ложку над миской, чтобы ни одна капля не упала мимо, а потом уже из ложки переливает в посуду по счёту. Обычно на всю семью полагалось одна или две ложки драгоценной заправки.

Была и другая еда: пшённая каша (по сей день самая моя любимая!), отварные и поджаренные на маргарине рожки, несколько блюд из мороженой картошки, которую удавалось собрать по осени на заснеженных полях или голодной весной выкопать оттаявшую из-под снега.
Бабушка отмывала землю от этой нечаянной удачи и пропускала её через мясорубку: из этой мешанины получались вкуснейшие оладики – их почему-то называли "драники". А если её промыть водой и отцедить, то из полученной гущи можно было варить кашу. Заправленная так же прошедшими через мясорубку и прожаренными кусочками свиной кожи, эта каша могла соперничать с лучшими блюдами от Поля Бокюза или Мориса Антуана Карена!!
Шёл в дело и крахмал, который получался из отстоянной промывочной воды. Надо было только отделить и высушить осадок и сварить его вместе с заготовленными с лета лесными ягодами: малиной, смородиной, кислицей. Сахару к этому блюду не полагалось – это была бы уже немыслимая роскошь.
У мамы в чемодане с документами и личными вещами лежала коробочка, сохранившаяся ещё с довоенных лет, с кусочками шоколада. Постепенно она опустела. Но и пустая - продолжала оставаться в заветном месте. Иногда мама разрешала достать её и понюхать. Банка американской сгущёнки, неизвестно какими путями нашедшая нас однажды, казалась неземным лакомством!!!

Серой живой змеёй извивается очередь за хлебом. В очереди одни старухи, иногда подростки – весь взрослый народ сейчас на работе или отсыпается после ночной смены. В городе две шахты – все мужчины трудятся под землёй.
Хлеб ещё не привезли, но вокруг уже много ребятни. В маленьких головёнках только одна мысль-мечта: вдруг да попадётся в покупке довесок - довесочек и тогда бабушка, конечно же, отдаст его внучке или внуку. Редко кто из взрослых выдерживал эту пытку - видеть голодные глазёнки маленького человечка!
Поодаль, стараясь не привлекать к себе раньше времени внимания, группа карманников. Их цель: втиснуться в толпу, подрезать карман и вытащить хлебные карточки у измученных домашними заботами и долгим стоянием в очереди старушек. Помню, как бабушка показывает изодранный в лохмотья карман телогрейки, изрезанную в лапшу газету и чудом уцелевшие карточки. Бабушкина хитрость с газетой в кармане помогла, и мы не останемся на целый месяц без хлеба!

Однажды мы проснулись ночью от огневых всполохов за окнами, на улице движение, крики. Горит "Хлебный"! Вот уже пламя с диким воем вздымается в небо. Долго ли поджечь старое деревянное строение. Знающие люди говорят – покрывают недостачу. Мне это пока не понятно. Понятно только одно: ходить за хлебом теперь придётся за тридевять земель, а это будет ещё тяжелее для бабушки. Но я–то рядом, всегда подставлю плечо!
Другие продукты: крупы, вермишель, муку, сахар обычно давали на работе, тоже по карточкам. Самые богатые продуктовые карточки - у шахтёров, потом - у детей, дальше - у рабочих (точнее, работниц!) других профессий, ещё скромнее у служащих – это как раз мои мама и тётя. Самые бедные у пенсионеров – у нашей бабушки. В семье, конечно, все продукты идут в общий котёл. Это помогает кое-как сводить концы с концами.
Хлеб – такого качества, что есть его почти невозможно. Бабушка режет его на кусочки, подсушивает у печки. Сахар – кусковой. Чтобы его есть нужно сперва измельчить. Для этого существуют специальные щипчики. Чай, чаще морковный, пьём вприкуску. Есть ещё способ – внакладку, но это нам не по карману! Зато частенько получается – вприглядку. Это ещё большое счастье, что у нас есть огород!!! Картошка, овощи, иногда даже огурцы и малюсенькие помидорки – всё своё. Мясо – только с рынка и очень дорого.

Купить новую одежду – большой праздник. Приходится починять, штопать, перешивать старое. Два-три платьица бабушке удалось сшить из довоенных ещё лоскутков. Остальная одежда от брата: его рубашки, штанишки, пиджачки. Вместе с пиджачком в моё владение переходит рогатка, полупустой коробок спичек, колода самодельных карт и ещё какое-то имущество – ничего не выбрасываю: это теперь моё! На рубашках, штанишках латка на латке. Когда штопать уже невмоготу, отпарывается весь рукав целиком: свитерок превращается в жилетку.
Ещё хуже с обувью. Летом – понятно, босиком: по камням, стерне, крапиве. В весеннюю и осеннюю сырость приходится сидеть дома, зимой – старенькие валенки. На пятках дырки, ремонту не подлежат, да и починить их мы сами не можем. Каждый раз, отправляя меня гулять, бабушка набивает в валенки всякое тряпьё и строго наказывает тотчас бежать домой, как только промокнут и замёрзнут ноги.
Да где уж там! На улице так интересно!!! Сугробы такие высоченные, что в них можно рыть пещеры с всевозможными ответвлениями. Особенно интересно, когда двое роют с разных сторон и потом встречаются внутри сугроба. Снег пушистый, и поэтому в пещерах достаточно светло, только свет не жёлтый – солнечный, а голубоватый, как будто лунный.

0
0.000 GOLOS
На Golos с August 2017
Комментарии (1)
Сортировать по:
Сначала старые