Мама, я не могу больше пить ... Или о конце света

Парни, сколько можно?! Я уже старый, не могу столько пить!!!

Считается, что основное обострение определенных заболеваний приходится на осень и весну. Авитаминоз, резкие перемены погоды и т.п. Но в ноябре и декабре каждый год уже, наверное лет двадцать как, начинается очередное - объявление конца света.

И если о конце света и всего сущего говорит патриарх - тут еще можно понять. Слова его явно новостниками вырваны из контекста. Подозреваю, что это было сказано во время очередной проповеди, тем более скоро начинается Рождественский Пост (в этом году - 28 ноября).

Но суть конца света в трактовке православной церкви - это одно. Тем более, что с тем, что говорил патриарх трудно не согласится. Да и говорил он это все же для тех, кто находился на службе в храме. То что понесли везде и вырвав из контекста - это нормально для интеллектуалов и журналюг.

Но вот новости о том, что к нам приближается большая лажа в виде метеорита и прочее - ну вот это как-то достало. Причем такие сообщения многие у нас уже начинают "обмывать", не говоря о назначенной дате.

Вообще это уже не в первой. Эта паскудная традиция идет еще со времен церковного раскола в православии - да-да, того самого времен патриарха Никона. Вот как ожидали староверы конец света в описании Юрия Германа (историко-художественный роман "Россия Молодая"):
Нынче Кузнец принес от некоего старца новость: быть кончине мира в
полночь в 1699 году, но допрежь придут на землю Илья и Енох - обличать;
позже будет антихрист, а засим протрубят трубы, и наступит божий суд.
Крыков выслушал Кузнеца молча, потом сказал:
- Было, не впервой слышу. Годов тридцать назад об том же отцы наши
толковали. И по сие время рассказывают, как в гроба легли и трубного гласу
ждали...
Молчан и Ватажников засмеялись. Кузнец грозно на них взглянул. Молчан
отвернулся к стене.
- Промысла забросили, охоту, рыболовство, - говорил Крыков. - Не
пахали, не сеяли...
Он махнул рукой, сел рядом с Кузнецом, сказал ласково:
- Брось ты сии вздоры, Федосей. Никто ныне не поверит, еще помнят,
сколь смеху было над ними, над горемыками, как из гробов они вылезли и
пошли с горя в кружало за зеленым вином...
Кузнец отодвинулся от Афанасия Петровича, заговорил горячо:
- Счет тогда спутали, Афанасий Петрович, я тебе дельно сказываю.
"Книга о вере" считает годы от рождества Христова, а сатану проклятого
связали на тысячу лет в день Христова воскресенья. Отсюдова надобно
считать, а не с чего иного. Христос на земле тридцать три года прожил, -
вот и раскинь мозгами. И выходит, други добрые, не в шестьдесят шестом году
ему быть, а в девяносто девятом. Сколь осталось немного - пять годов...
Молчан вмешался со смешком:
- В гроб-то еще рано ложиться, Федосеюшко...
Кузнец плюнул на кощунствующих, насупился, замолчал.
http://lib.ru/PROZA/GERMAN/rosmol1.txt - ИСТОЧНИК
Или вот тоже хороший момент - оттуда же:
Пришлось нести гробы в нетопленую, промерзшую избу Копылова. Покуда
работали - ставили домовины на лавки и столы, - взопрели, Лонгинов
повеселел, сказал Кузнецу:
- Фимка-то моя! А? Золото женка! Пугнула тебя метлою...
Кузнец сердито хмыкнул - нынче не следовало болтать лишнее. Копылов
раздувал огонь в печи. Олешка и Лизка, босые, прибежали сюда по снегу -
смотреть, как мужики помирать собрались, стояли у порога, посинев от
холода, толкали друг друга локтями.
- Слышь, ребятишки! - сказал Лонгинов. - Слетайте духом к мамке, пусть
какую-нибудь рогожку даст - постелить...
Олешка и Лизка стояли неподвижно.
- Ну ладно, не надо! - вздохнул Лонгинов.
Дрова в печи разгорелись, Копылов куда-то убежал. Лонгинов и Кузнец
сидели друг против друга, вздыхали. Ребятишки подобрались поближе к огню,
перешептывались. Кузнец вынул "Книгу веры" - стал читать вслух слова:
- Он же, Максим Грек, о зодии и планет глаголет: еже всяк веруяй
звездочетию и планетам и всякому чернокнижию - проклят есть. Книги
Златоструй Маросон - сиречь черные - прокляты есть. Беззаконствующий завет
папежев Петра Гунгливого, Фармоса и Константина Ковалина еретика,
иконоборца - проклят есть...
Копылов все не шел.
- Строгая книга твоя, - молвил Лонгинов, - ругательная!
- Молчи! - велел Кузнец.
- А кого в ей поносят - не разобрать, - опять сказал Лонгинов. - Как
говорится - без вина не разберешь...
- Ты слушай смиренно! - приказал Федосей.
Лонгинова сморило, он подремал недолышко, проснулся оттого, что с
грохотом отворилась дверь: Копылов, разрумянившийся от бега по морозу,
принес штоф вина, хлеба, копченую рыбину. Кузнец хотел было заругаться,
Копылов не дал:
- Ты не шуми! - сказал он строго. - Мы, брат, не праведники, мы
грешники. Нынче в гроба самовольно ложимся, чего тебе еще надобно? Сам не
пей, а нас не неволь. И в книгах твоих ничего об сем деле не сказано -
может, Илья с Енохом сами пьющие...
Кузнец плюнул, отворотился в сторону, не стал глядеть. Лонгинов и
Копылов выпили по кружечке, завели спор, как надобно брать нерпу, каким
орудием сподручнее. Дети, угревшись у печки, заснули, Лонгинов не смог их
добудиться, закутал в армяк, понес домой.
- И в гроб лег, а все винище трескает! - молвила всердцах Ефимия. - У
других мужики как мужики, а я одна, горемычная, маюсь с тобой, с аспидом...
Лонгинов вздохнул: жалко стало Фимку.
На печи завыла вдовица покойного брата. Дети проснулись, тоже
заревели. Лонгинов слушал, слушал, потом взялся за голову, закричал бешеным
голосом:
- Не буду помирать, нишкни! В море такого не услышишь, что в избе...
Ефимия сразу перестала ругаться, поставила мужу миску щей, отрезала
хлеба. Глядя, как он ест, утирала быстрые слезинки:
- Не станешь более помирать, Нилушка?
Он молчал.
Ефимия пообещалась:
- Ну, сунется твой праведник, живым не уйдет...
Кузнец с Копыловым ждали долго, Лонгинов все не шел. Копылов широко
зевнул, кинул в гроб полушубок, лег. Кузнец лег в соседний, рвущим душу
голосом завел песню:

            Древен гроб сосновый,
            Ради меня строен...

 Копылов опять зевнул.
 - Ты  не  зевай, - со всевозможной кротостью молвил Кузнец. - Ты выводи

за мною...
- Я, чай, в певчие не нанимался...
- Поговори...
- А чего и не поговорить напоследки-то. Там - намолчимся.
- Пес! - выругался Кузнец.
- Я пес, да не лаюсь, а ты праведник, да гавкаешь...
Дрожащим от бешенства, тонким голосом Кузнец запел сам:

            Я хоть и грешен,
            Пойду к богу на суд...

 - Заждались   тебя  там,  -  сказал  Копылов  с  насмешкою.  -  Небось,

сокрушаются: и иде он, любезный наш Федосеюшка?
- Ослобони от греха! - взмолился Кузнец. - Убью ведь...
- Да я для разговору...
И погодя спросил:
- Так во сне и преставимся? Или как оно сделается?
Федосей не ответил, только засопел сердито.
Проснувшись, Копылов рассердился, что застыл в гробу, мороз лютовал
нешуточный.
- Иди, дровишек расстарайся! - велел Кузнец.
- А ты тем часом отходить станешь?
- Мое дело...
- Пожрать бы? - с сомнением в голосе молвил Копылов.
Поискал топора и вышел во двор.
Утром лонгиновские Олешка с Лизкой прибежали посмотреть, как соседи
помирают. Кузнец, лежа в своем гробу, сердито молился, Копылова в избе не
было. Лизка осмелела, подошла к Кузнецу поближе, спросила тоненьким
голоском:
- Дядечка, а где соседушка наш - Степан Николаич?
Кузнец ответил нехотя:
- Дровишек пошел поколоть, студено больно...
- А наш тятя сети чинит, - стараясь перевеситься через край гроба,
сказал Олешка. - Мамка евону одежу всю спрятала, чтобы помирать не ходил.
К вечеру Кузнец вылез из гроба, стал от стужи приплясывать по избе.
Копылов так и не пришел. Нисколько не отогревшись, Кузнец постучался в избу
Лонгинова, Ефимия его не впустила. Надо было уходить, искать других
мужиков, вновь готовиться к смертному часу. Творя молитву от злого
искушения, вскинув за спину тощую котомку, Кузнец зашагал по скрипящему
снегу вдоль вечерней улицы. Возле Гостиного двора он встретил Копылова -
тот бежал по утоптанной тропинке, озабоченный, с сухой рыбиной подмышкой.
Кузнец, завидев беглого, не удержался, облаял его мирскими словами. Копылов
сказал в ответ:
- Нонче, брат, не помрешь так-то даром. По избам солдаты пошли,
народишко имают - цитадель строить против свейского воинского человека.
Всех берут - подчистую. Ежели готовый покойник - того не тронут, а которые
еще дожидаются страшного суда - тех берут. Давеча на торге говорили, я
слышал: Фаддейку Скиднева забрали - он шестеро ден в гробу лежал.
Кузнец слушал хмуро, на Копылова не глядел.
- Как будем делать? - спросил Копылов.
- Я-то уйду от них! - молвил Кузнец. - А ты как - твое дело.
- Не уйдешь! На рогатке возьмут.
Кузнец насупился, пошел своей дорогой.
http://lib.ru/PROZA/GERMAN/rosmol1.txt - ИСТОЧНИК
Если лень читать - рекомендую одноименный многосерийный художественный фильм Ильи Гурина, вышедший на экраны в 1981 году. Там оба эти моменты прекрасно обыграны. Не говоря об отличной актерской работе Александра Фатюшина (капитан Крыков Афанасий Петрович) и Бориса Невзорова (Иван Савватеевич Рябов).
Собственно все эти предсказания - они вот чем-то напоминают описанное у Германа. А причину добровольно в гроб улечься всегда найти можно. Ну кто в гроб не хочет - тот пить может. Толку то?