Уважаемые пользователи Голос!
Сайт доступен в режиме «чтение» до сентября 2020 года. Операции с токенами Golos, Cyber можно проводить, используя альтернативные клиенты или через эксплорер Cyberway. Подробности здесь: https://golos.io/@goloscore/operacii-s-tokenami-golos-cyber-1594822432061
С уважением, команда “Голос”
GOLOS
RU
EN
UA
vredaktor
7 лет назад

ТАК ГДЕ ЖЕ МЫ ЗАСТРЯЛИ?

Мы отстали. Согласимся? Я соглашусь. Наверное, отстали. Не от всего человечества, а от самых развитых стран. Конечно, не на пятьсот лет. Вообще вряд ли возможно найти число, которое отразит суть отставания. Мы вроде бы используем такую же технику, как и самые передовые страны, летаем в космос, строим атомные электростанции. На поверхностный взгляд мы отстали совсем немного, так, мелочь, перевести на русский чужие законы, и будет все ОК.

Но давайте поглядим чуть глубже. Попробуем оценить общественную формацию, в которой живем. Для этого заглянем в историю и почитаем классиков.

Начнем с Маркса. Само собой, не будем принимать безоговорочно ни одного тезиса, но лишь оценим их соответствие реальности. Итак, Маркс: «Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества» («К критике политической экономии»).

Нельзя просто так перескочить из одной формации в другую. Нельзя перескочить через одну формацию. Нельзя устроить переворот, если он не подготовлен историей, как нельзя родить ребенка женщине, не будучи беременной. Вероятно, эти тезисы никто не собирается оспаривать? Марксу вторит Энгельс: «…революции нельзя делать предумышленно и по произволу… революции всегда и везде являлись необходимым следствием обстоятельств, которые совершенно не зависели от воли и руководства отдельных партий и целых классов» («Принципы коммунизма»). Еще в этой работе Энгельс отмечал, что в России господствует крепостничество, как в средние века.

А вот тут чуть подробнее. Мы помним из школьного курса истории, что рабство в нашей стране было отменено в 1861 году. Это была уступка царизма веяниям века. В Европе к тому времени уже состоялись буржуазные революции, и вполне сформировались новые экономические отношения, в которых человек перестал быть рабом, а стал лишь наемным работником. Уже было тред-юнионистское движение, цивилизованная форма борьбы рабочих за свои права. Нет, рай там, в Европе, не настал, ни тогда, ни сейчас, и тут я не соглашусь с Валентином. Обогнали они нас – да. Но пришли к новым проблемам, нам пока неведомым.

Итак, в конце 19 века в России отменили рабство. Формально, юридически, царским манифестом. А фактически? Что, перестали пороть крестьян на конюшне? Перестали продавать их? Нет, все это еще долго имело силу, только слегка видоизменилось, приспособилось. Сознание, менталитет, ценностная шкала россиян в 1861 и в 1917 году – одни и те же.

Обратимся теперь к программной работе Ленина «Что делать» (1902 год). В ней он совершил свой главный «подвиг» – нашел тот класс, который построит новое общество. «Вся западноевропейская буржуазия при абсолютизме… сознательно толкала рабочих на революционный путь». Ну да. И в России конца 19 века, где только еще возникали промышленные производства, эксплуатация рабочих была особенно жестокой. И из этого Ленин сделал выводы: пролетарии не станут терпеть, сбросят ярмо. Попробуем уточнить – как именно?

А вот тут Владимир Ильич переходит от марксистской теории к откровенной идеологической спекуляции. Он начинает говорить о «перерастании» буржуазной революции в пролетарскую. То есть, буржуазия, как движущая сила протеста, создаст революционную ситуацию. Скинет с трона царизм. И тут же все это дело перерастет в пролетарскую революцию, в результате которой к власти придет рабочий класс в союзе с беднейшим крестьянством. Вернитесь на пару абзацев назад, перечитайте классиков марксизма, и станет понятно, что Ленин занимается в данном случае ненаучной пропагандой.

Он это понимает, и в той же «Что делать?» противоречит сам себе: «Такой дикой страны, в которой бы массы народа настолько были ограблены в смысле образования, света и знания, – такой страны в Европе не осталось ни одной, кроме России». Российский пролетариат начала 20 века только что вышел из крепостной деревни. Даже не во втором поколении – в первом. Вчера их еще продавали и покупали, а сегодня они, согласно ленинским тезисам, вдруг постигли законы истории и готовы обеспечить таинственное перерастание одной революции в другую. Именно таков смысл ленинской книги.

Далее из работ Владимира Ильича возникла целая наукообразная отрасль, которую, собственно, и пришлось моему поколению изучать в вузах. Все наши представления о современном мире основаны на том допущении, которое Ленин сделал в самом начале 20 века: буржуазная революция перерастет в пролетарскую, власть перейдет к народу, эксплуатация исчезнет, возникнет новая форма собственности – народная (потом дополнят колхозной и кооперативной). Образуется новая формация – социализм. А старая формация, капитализм, сгниет неминуемо и тоже придет к социализму. Во всем мире, не только у нас. Правда, сроки оттягивали – сначала обещали за год всех буржуев сгноить, потом за десять лет, потом были и более осторожные предположения. Все эти утверждения – пропаганда, идеологический камуфляж, прикрытие той же самой эксплуатации, что существовала до эпохи исторического материализма, и успешно существует сейчас.

У меня нет точных статистических данных о демографическом составе России начала 20 века. Разве что Википедия. Тысяча извинений. Поправьте, уточните, буду благодарен. Так вот, Википедия сообщает, что в России в 1870 г. 82 % населения составляло крестьянство. Городские сословия – 9 %. Дворянство, мелкое купечество, разночинцы, духовенство, интеллигенция, иностранцы, военные. Количество пролетариев вообще неизвестно. Сколько их было? Пять, а реально – 2-3 процента населения. Вот и вся прослойка, готовая (по мнению Ленина) совершить невиданный в истории прорыв: от средневекового рабства к новому мифическому строю, которым мы до сих пор гордимся вопреки всякому здравому смыслу. Сам Ленин оценивал количество пролетариев в начале века цифрой в 10 млн. человек. Его соратники приводили данные царской статистики – 1,5 млн. Разница произошла из-за подтасовки: Ленин отнес к пролетариям безлошадных и однолошадных крестьян, занимавшихся «отхожим промыслом», т.е. уходивших в город на сезонные работы зимой. Эти спорные 8,5 млн. вряд ли могли стать авангардом нового общества. К сожалению, цифры эти я читал лишь в ленинских статьях.

Не знаю, как вам, а мне кажется вполне логичным, что никакого передового строя возникнуть в такой стране не могло. Более того, капитализм, совершивший в феврале 17-го попытку утвердиться, был безжалостно отброшен назад в октябре. В полном соответствии с тезисами Маркса. Ни одна формация не погибает прежде, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора. И феодализм не погиб, не исчерпав себя полностью.

Задержимся еще немного в том самом семнадцатом. Сталин потом писал, что в начале двадцатого века Россия была беременна революцией. «Россия в этот период находилась накануне буржуазной революции» («Об основах ленинизма»). Обратите внимание – накануне БУРЖУАЗНОЙ. Значит, в 1917 году Россия приготовилась к родам. Должна была произойти такая же революция, как в Германии в 1848 году, во Франции в 1789-92 гг., а в Англии – аж в 1643 году. После всех этих революций во всех этих странах были еще движения вспять, к феодализму: разнообразные диктатуры, реставрации, кромвели и бонапарты, путчи и заговоры. Не логично ли предположить, что Россия, догоняя Европу, должна пройти такой же путь?

Вот здесь можно встать в позицию гордого внука славян и сказать: почему это догоняя? Мы уникальные советские граждане, мы впереди планеты всей. И грохнуть об стол козырным тузом – Гагариным, козырным королем – Саяно-Шушенской ГЭС, и козырной дамой, ну, хоть Майей Плисецкой. Но давайте оставим эту дешевую браваду. Россия, хоть гордись ею, хоть люби ее, хоть проклинай – отстала. В начале 20 века она состояла на восемьдесят процентов из неграмотных крестьян. Имела высокую смертность, низкую продолжительность жизни (30,5 – если верить Википедии). Армия и флот традиционно были сильны, а вот промышленность только еще начала появляться. Так произошло не из-за какой-то там русской лени, не из-за пьянства или воровства, как постоянно пытается убедить нас В. Спицин. Были вполне объективные причины. Из-за татарских набегов, из-за плохо складывавшейся государственности, из-за тяжелого климата, из-за размеров немыслимых. Измените размер и климат. Представьте себе некий анклав с русской культурой и единым государством, например в Крыму. «Остров Крым» Аксенова помните? Экстраполируйте его на тысячу лет назад. Вот он с десятого века развивается и никому не платит дани. Что произошло бы? Несомненно, по развитию он находился бы где-то рядом с Англией. Но, увы, это лишь модель.

Как можно было добиться, чтобы в России в 1917 вдруг произошла не та революция, которую подготовил естественный ход развития общества, а совсем другая? Ленин пытается это обосновать, и выдвигает идеи о гегемонии пролетариата в буржуазно-демократической революции и о перерастании буржуазно-демократической революции в пролетарскую. Владимир Ильич утверждал, что Россия пойдет своим путем, у нас гегемоном буржуазной революции будет не буржуазия, а пролетариат. Особенных доказательств не приводил. Русская буржуазия будет невероятно дальновидной и будет руководствоваться в своих действиях теорией перерастания, которую Ленин еще не сформулировал, но тем не менее. Нет, одно доказательство все же придумал: наступил этап империализма, и потому все будет так, как сказал Ленин, а не иначе. Обычная демагогия профессионального политика, которому нужно захватить власть любой ценой. Не верите – перечитайте источник. Владимир Ильич горячо убеждал соратников, что капитализм в России сложился, развивается невиданными темпами, что он созрел и готов перерасти в следующую формацию.

С точки зрения марксизма идеи эти нелепы. Давайте еще раз вернемся к основоположнику: «Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего. Общество не может ни перескочить через естественные фазы развития, ни отменить последние декретами» («Капитал»).

Давайте все же поглядим правде в глаза, даже если это кажется нам обидным. Перед Лениным стояла простая цель – захватить власть. И приспосабливал марксизм к конкретным тактическим задачам. В начале века – спокойно, пытаясь теоретизировать, как в той же «Что делать». А в «Апрельских тезисах» ему уже не до теорий. Он призывает к оружию и не заморачивается с аргументацией. 15 марта 1917 года он узнал о революции в России из швейцарских газет. Он к ней не готовился, и она была для него полной неожиданностью: «Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь… будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции». Это из выступления в феврале 1917 года. Он засиделся в сытой Европе, не имел вестей из России, обстановки там не знал. А на глазок оценил реальность буржуазной революции в вышеприведенной цитате – дети увидят буржуазную революцию, а мы – не увидим. Даже в этой осторожной фразе он переоценил развитие России. Правнуки Ленина участвовали в буржуазной революции 1991 года, и то – до победы не дошло.

Нам десятилетиями промывали мозги. Нас убеждали, что Ленин входил в революционную организацию, созданную пролетариатом. Эта партия (РСДРП) подготовила сначала революцию 1905 года, потом 1917-го, потом получила власть и построила невиданное доселе общество без эксплуатации, основанное на общенародной собственности. Но на деле ни революция 1905-го, ни революция 1917-го (февраль) не были подготовлены партией, в которую входил Ленин. В 1905-м эта партия принимала участие только в декабрьских событиях на Пресне. И никакого пролетариата в этой партии не было. Это была организация профессиональных революционеров. Ее руководители не имели отношения к рабочему классу. «…Нам нужна военная организация агентов… Мы идем тесной кучкой по обрывистому и трудному пути, крепко взявшись за руки. Мы окружены со всех сторон врагами, и нам приходится почти всегда идти под их огнем. Мы соединились, по свободно принятому решению, именно для того, чтобы бороться с врагами…» Вот как Ленин понимает свою партию. Никакого пролетариата, никакого нового строя – обычная мафиозная структура, рвущаяся к власти.

Тезисы Маркса и Энгельса полностью подтвердились – для совершения антифеодальной революции не нужна была никакая партия.

Далее, осенью того же 1917 года произошел путч. Вот он-то как раз не обошелся без участия той самой организации профессиональных революционеров. Все буржуазные достижения – временное правительство, учредительное собрание, и даже советы, по имени которых большевики назвали свою власть, были разогнаны или фальсифицированы. Из советов, например, выкинули все политические силы, кроме большевиков. Вот что произошло осенью 17-го. Довольно долго официального названия у этих событий не было – Октябрь, да и все. В 1934 году Сталин назвал эти события Великой Октябрьской Социалистической революцией. Поступил он иезуитски хитро: такое наименование льстит самолюбию миллионов людей, и потому живо до сих пор.

На самом же деле осенью 1917 была установлена диктатура, и не диктатура пролетариата, а диктатура над пролетариатом. В органах управления оказались профессиональные революционеры, не стоявшие ни одного дня у станка. И занялись они самой настоящей эксплуатацией, жестокой, кровавой, неэффективной и чаще всего – бессмысленной. Со временем она приняла более цивилизованные формы, но не перестала быть эксплуатацией. Рабочие и колхозники появились в партии большевиков после смерти Ленина в 1924 году, но никаких функций, кроме представительских, не выполняли, к решению никаких серьезных вопросов не допускались.

Было провозглашено создание нового строя, новой формации, якобы самой передовой – социализма. Что является характерной особенностью социализма? Общенародная собственность на землю и средства производства. Это утверждение нелепо. Тут даже критиковать нечего. Где он, тот народ, который будто бы чем-то владел? Кто с этим народом знаком? Где примеры владения, распоряжения, продажи, дарения, наследования и прочих действий, совершаемых с собственностью? Все эти действия совершал не народ. Собственностью всегда распоряжалась партийно-бюрократическая знать, прикрываясь народом, жонглируя лозунгами о справедливости и равенстве.

Никуда не исчезло и неравенство. Оно лишь приняло другие формы, в чем-то сгладилось, в чем-то – наоборот, обострилось. Да, человека в СССР нельзя было продать, как в царской России до 1861 года. Зато у царя не было миллионов рабов, как в ГУЛАГе при Сталине. Тут можно спорить о цифрах, процентах, размерах, но суть остается все равно неизменной: эксплуатация и неравенство существовали и до, и после захвата власти большевиками. Как и принудительный характер труда. Как и присвоение результатов чужого труда. Все, что коммунисты клеймили на своих съездах, в стране Советов никуда не исчезало ни на один миг.

Если эти выводы не вызывают возражений, то необходимо признать, что принципиально новой формации в России после путча в 1917 году не возникло. Произошел лишь откат к царизму, и к феодальной системе производства. Неважно, что эта система получила новые названия. Царя стали называть председателем совнаркома, или генсеком, или генералиссимусом – от этого не меняется смысл. Власть его была беспредельна, пожизненна и находилась вне критики. Разве что не наследовалась, как царская. Хотя в иных странах, находящихся на близком уровне развития, наследуется запросто, и всем это кажется нормальным.

Опять вернусь к Марксу. Он предсказывал, что на смену капитализму придет бесклассовое общество, без государства, армии, полиции и бюрократии. У последователей Маркса в России получилось прямо наоборот: весь механизм принуждения, устрашения, все инструменты эксплуатации выросли и окрепли. Эти процессы смело можно считать реакцией феодального сознания на становление новых капиталистических методов производства, смертельно опасных для феодалов. Но уж никак не признаками того самого посткапиталистического общества.

И самый главный аргумент, который позволяет отнести общество, сложившееся в СССР после 1917 года, к феодальному. Способ производства остался феодальным, т.к. капиталистический не мог быть понят и принят большинством населения. При капитализме первенство получают экономические методы управления, эксплуатация совершается путем экономического принуждения. Одновременно возникают политические свободы, конкуренция, законность, как единая система правил, без которой невозможно развивать бизнес. При феодализме до этих методов «не доросли» еще. Общественное принуждение совершается неэкономическими методами («мы наш, мы новым мир построим» и прочие благоглупости). Главенствует знать – родовая наследственная в раннем феодализме (дворяне, бояре, князья, принцы, шейхи, вожди) и неродовая номенклатурная в позднем феодализме (секретари парткомов, лидеры партий, депутаты, родственники и друзья высокопоставленных чиновников).

Вот здесь нужно остановиться и сделать оговорку. Все эти процессы в чистом виде возможны только в изолированной наглухо стране. И Россия, отгородившись от мира в двадцатом веке железным занавесом, сумела дать простор для развития внутренних феодальных структур. Горкомы, исполкомы, система номенклатуры, огромный аппарат силовиков, мощная пенитенциарная система – все это весьма исправно работало чуть ли не целый век. Но ресурс управления, основанного на внеэкономическом принуждении, не мог быть бесконечным. В конечном счете такое управление малоэффективно. Для сравнения возьмите магнитофон «Маяк» и магнитофон «Сони», или автомобиль «Жигули» и автомобиль «Порше». Вот наглядный пример результатов производства, основанного на идеологическом давлении, и производства, работающего в условиях конкуренции и рынка. Готов признать, что в этом ряду случались исключения, но я о принципе управления говорю. Управляя феодальными методами, кремлевская знать пришла к пустым прилавкам, километровым очередям и развалу страны.

Предвижу возражения: начнут говорить о достижениях, о победе в войне, о развитии космоса. Но успехи эти – еще не свидетельство смены формации. Почему, спрашивается, достижения должны быть непременно связаны со словом «социализм»? Что, при феодализме нет упорного труда, героизма, отваги, смелой научной мысли? Все это есть при разных формациях. Поэтому масштаб успехов – не аргумент в пользу придуманного «нового строя». Какие должны были быть успехи у самой большой и самой богатой ресурсами страны? Само собой, масштабные. И комплексовать по поводу феодализма нам не надо. Успехи действительно были, были подвиги, была наука, искусство. Ничего страшного в том, что это делалось в феодальной стране, нет. Мы же не сбрасываем Пушкина с парохода современности за его дворянство!

Конечно, цена этих успехов была немалой. Про военные потери лучше не упоминать: разгорится религиозный спор. Скажем так: мы потеряли в несколько раз больше людей, чем Германия. Почему? Она уже находилась в другой формации. Она действовала более эффективно, мы – более самоотверженно. Смерти назло…

Но лучше давайте вернемся к экономике, которая развивалась в СССР с ужасными перекосами. Из 12 пятилеток (до 85-го года) план по производству товаров группы «В» (товары народного потребления) был выполнен лишь в одной, в восьмой – 1966-1970 гг. А по группе «А» – производство средств производства – все до единой пятилетки ознаменовались перевыполнением плана. При этом существовал шулерский прием оценки объемов: в группе «А» объемы оценивались по заводским ценам (станки, танки, металл, уголь, корабли, пушки). И, тем не менее, план перевыполняли всегда. В группе «В» суммировались магазинные цены, с налогами, наценками и накрутками. И выполнить смогли только раз. (Источник: «Экономика и организация промышленного производства», 1970, №1, с. 31).

Успехи, весьма относительные, достигались за счет игнорирования нормальных человеческих потребностей. Огромная, многомиллионная страна построила красивую Москву с шикарным метро, содержала армию писателей, запустила спутник и перекрыла-таки Енисей. И все равно – проиграла. Потому что принуждать по праву должности, по праву причастия к неким структурам (партия, КГБ, ФСБ, исполнительная власть и прочие рудименты феодализма) – неэффективно. Неэффективно окружать себя преданными дилетантами и лояльными идиотами. А именно эта боярская забава от Ивана Грозного и до наших дней процветает на Руси. Зря назвал забавой – это система.

Потому мы и живем в дикой, неухоженной, полуголодной стране. Потому наши доходы и уровень жизни так низки.

Вопрос о буржуазной революции вновь назрел в конце двадцатого века. И события 85-89 годов – именно отголоски новой беременности. Схватки? Или просто ребеночек ножками колотит?

Нет, пожалуй, все же была еще одна революция, в 1991 году. До этого существовала урезанная форма владения результатами труда: даже полностью паразитический, эксплуататорский класс высшей партийной бюрократии не мог совершать самых простых операций со своей собственностью. Мог иметь югославскую стенку и немецкий автомобиль, но продать фабрику или пропить шахту – не мог. Это мешало, вызывало противоречия, и это же, если продолжать следовать марксизму, привело к ломке правовой системы. Собственность стала полной. Эксплуататоры при этом остались эксплуататорами, хотя им сменили вывески на кабинетах. Произошла лишь легкая эрозия кадров, кое-кто успел вырваться вперед (как Ленин в 17-м), нахватать миллионов. Но все основные партийно-хозяйственные кланы остались на прежних местах. Само собой, настоящие демократические преобразования им были не нужны, как и честная конкуренция. И в результате мы имеем еще один путч, с откатом назад, в 1993-м. После него феодальные отношения быстро набирают прежнюю силу: выборы отменили, СМИ придушили, законодательную власть дискредитировали настолько, что слово «депутат» стало ругательством. В сфере экономики опять прежняя средневековая благодать. Не надо париться, что-то там изучать, обходить конкурентов. Достаточно иметь родственные или дружеские связи, и все, будешь богат.

Но судить об этих событиях непредвзято пока еще рано. Мы пока еще находимся внутри них, выражаем интересы сегодняшних классов и социальных групп, воплощаем в себе пережитки и перекосы воспитания. Мы – диковинные грушеяблоки, выращенные в российском ботаническом саду. Мы живем в 21 веке, но сознание, способ понимания мира, нравственные категории ухитрились вытащить с собой из средневековья.

Конечно, сейчас все эти процессы многократно осложнились. Открыты государственные границы. Экономика стала интернациональной. Глобализация спутала все карты. Некая часть нашего общества (скажем, московские клерки) явно живет при капитализме. А провинция? Где она живет? Кто, по сути, наш губернатор? Менеджер, поставленный для выполнения четко обозначенных функций, или князь? Менеджер будет работать. Князь работать не будет. Менеджер ограничен законами, контролируется десятком разных способов (опять те же свободные СМИ, выборы, разделение властей). Князь не ограничен ничем, кроме царской воли. У менеджера дети пойдут в простую школу, и будут добиваться всего в соответствии с собственными способностями. У князя – будут учиться в палатах каменных, с мамками, няньками, шутами. Будут пороть на конюшне нерадивых мужичков. А мужички будут пить горькую и, оторвав руки от сохи (клавиатуры, руля, автомата – без разницы) будут обсуждать свою «крестьянскую жисть»: овсы нынче не уродились, да… а вот Гагарин полетел, елки зеленые... а «Единая Россия» конечно, не выиграет… а барин-то, барин, Дмитанатолич, приказал лампочки поменять... И так далее. Так в какой формации находится Россия? Попробуйте ответить честно!

На этот вопрос было много разных ответов. Например, Милован Джилас, югославский писатель и диссидент, определил этот строй как «промышленный феодализм». Где-то еще (не могу вспомнить точно) видел я и определение «государственный феодализм». Лично мне оно нравится, т.к. отражает посредническую роль советского государства при распределении прибавочной стоимости. Маркс писал еще и об «азиатском способе производства», и даже считал его специфическим, системообразующим. Вот тут не возьмусь судить – слишком в Азии все сложно и неоднозначно.

Мне кажется, что это уже не феодализм в чистом виде. Стоим мы слегка враскоряку. В столицах, куда съехались самые продвинутые наши сограждане, уже наступили капиталистические времена. У нас в глубинке – закат феодализма, то самое сакраментальное «низы не могут». Поэтому Москва воспринимается из глубины России как чужая страна. А из Москвы провинция не воспринимается вообще – туманное замкадье, о котором никак не могут судить люди, живущие в другой общественной формации. Они ничем не могут нам помочь, они просто не способны понять нашей провинциально-феодальной системы ценностей. О двойственном состоянии сегодняшнего общества свидетельствуют успехи нашей эмиграции на Западе: люди спокойно переходят грань между формациями, вписываются в другое общественное пространство, причем многие добиваются успехов. Все же не туземцы, согласитесь.

В самые последние годы появился открытый обмен информацией. Появился интернет. И теперь вообще все смешалось в доме Облонских. Перенимаем и копируем. Покупаем и вводим. Обезьянничаем. Все меняется хаотично, неравномерно, быстрей чем прежде. В таких условиях определить, где мы, и насколько отстали, очень трудно. Можно предсказать с высокой долей вероятности очередную революцию (возможно, бархатную) буржуазного толка, которая развяжет руки бизнесу и ограничит власть нынешней феодальной аристократии – чиновников. С какой скоростью будут происходить эти процессы, будут ли еще откаты назад, сказать трудно. Для этого надо профессионально заниматься исследованиями, собирать обширный статистический материал. Мои же суждения дилетантские. В них полно неточностей, натяжек и противоречий. 

И тем не менее. При всех неточностях. Все же! Никто ничего не сказал про Россию точнее Лермонтова – «страна рабов, страна господ». Это честная оценка нашего сознания. Средневекового сознания подавляющего большинства россиян. За сто семьдесят лет – от Лермонтова и доныне – изменилось немногое. Сознание так быстро не меняется. От 1917-го года нас отделяет 4 поколения. От 1937-го – три. От 1993-го – вообще ничего не отделяет. Наши отцы не имели паспортов в хрущевско-брежневских деревнях. Наши деды полегли на войне и в ГУЛАГе (а у кого и постукивали). А прадеды – пахали деревянной сохой. Чудес не бывает. Яблочко от вишенки недалеко падает.

Резюмируя, скажу, что не считаю социализм специфической формацией. Не понимаю словосочетания «общенародная собственность» – в нем одно слово исключает другое. Не верю в отсутствие эксплуатации. Это в принципе невозможно. Верю в общий тренд – от менее гуманных общественных форм к более гуманным. В первобытных формациях все решала грубая сила. Далее, рабовладельческие общества регулировались более тонко: появились деньги, армии, торговля и другие инструменты достижения общественного согласия. Беспредела уже меньше. При феодализме – еще меньше. Появляется отличие человека от товара. Для владения особенными правами в феодальном обществе нужно было иметь определенное происхождение или особенную профессию. Выросла ценность научных знаний и образования. Капитализм продолжил движение в сторону гуманизации: появились политические свободы, эксплуатацию регулируют различными способами, появилась и мораль соответствующая. Религиозные формы прогрессируют: от дремучего православия (восточный вариант – ислам) к деловитому протестантизму, а то и к дзену. И даже к хиппи и к року – чем не религии?

Наш же общественный тренд даже в этой сфере, увы – назад, в средневековье. И мораль наша уныло-феодальная. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь, а поймают – вылетишь, сиди и не чирикай, клюй ближнего, делай на нижнего, мне сегодня и сейчас, а тебе сапогом по харе, что закон, был бы судья знаком и т.д. и т.п. И сидим мы тихо, кто на конюшне, кто на собственной попе, кто в потемкинской деревне, а кто и в палатах каменных. И радуемся, что сегодня батогами не по нашей спине бьют. И законы для нас не имеют особого смысла. Они вообще хороши бывают, когда писаны для всех. А пока существуют холопы и знать, нельзя говорить о законах всерьез. Жизнь посмеется над любыми рассуждениями. Например, отмена смертной казни. Закон есть, но казнь спокойно осуществляется в любом райотделе милиции… То же самое можно сказать о наших партиях. В партии вступают свободные люди. Ни орден крестоносцев, ни масонская ложа партиями не являются. А ничего другого в феодальной стране не создашь.

Пожалуй, пора и закругляться. До конца эту тему исчерпать невозможно. Даже если написать целую книгу, все равно точно не опишешь происходящего. Лишь в каком-то приближении и с известными натяжками.

Нехорошо как-то заканчивать без позитива. Пусть безумную, но все же нужно идейку подбросить на суд публике. В данном случае идея моя проста. Знаете, как англичане добиваются идеально ровных газонов? Просто стригут ежедневно. В течение двухсот лет. Вот и нам надо. Каждый день. Двести лет. Образование. Наука. Техника. Школа. Воспитание. Культура. Книги. Кино. Знания. Все – детям, школьникам, подросткам, студенчеству. Тогда, с учетом единого мирового информационного пространства, с учетом открытости границ, интеграции экономик – ну, может и не двести лет. Может, поменьше. Но и не пять, и не десять, и не двадцать.

Кто как, а я стараюсь лужайку стричь. 

0
0.000 GOLOS
На Golos с February 2017
Комментарии (2)
Сортировать по:
Сначала старые