Новая книга: "Любовь? Это—нормально!"

Здравствуйте, друзья!
Небольшое вступление: на эту авантюру меня взял и уговорил Серегил.
Долго, правда, уговаривал.
Дело в том, что почти половина второй книги написана, но вот судьба текста подвисла.
Издательство вдруг резко поменяло планы.
Мне меняться вслед не очень хочется.
Думали мы, думали, и Серегил предложил...
А поскольку я на этом сайте почти не появлялась, а денежку какую-то Серегил мне на карту перевёл (за вылаты по моим постам), когда я ему пароль свой доверила, чувствую себя неловко.
Ну, пусть моя вторая книжка будет публиковаться здесь.
Хронологически она продолжение первой ("Упади семь раз", вышедшей в издательстве "Аст"). Но можно и читать отдельно.
Учитывая, что небольшой кусочек первой главы я уже разместила, но давно, сегодня повешу и этот кусочек, и его продолжение.
А дальше каждый день обещаю публиковать продолжение.
Нота бене: текст не вычитан как следует, корректор и редактор по нему не прошлись.
Потому прошу снисхождения.

Поехали!

Любовь? Это—нормально!

ГЛАВА ПЕРВАЯ,
в которой в которой Анькина нога становится орудием убийства и гастрономического возмездия для любвеобильного полицейского, Новый Год приходит без петард, а Дед Мороз навсегда уходит из жизни Альки

ххх
Вместо введения
Я уныло брела в сторону «Крестов». Несла передачу для своей подруги. Собирала почти неделю, стараясь ничего не забыть: её любимые сигареты, теплые носки, печенье, стринги…
Я и знать не могла, что существуют определённые правила: что-то можно, а что-то нельзя. Что сигареты лучше покупать на месте, что ...
Мне казалось нереальным всё, что я читала о подруге в газетах. Каждый раз, вспоминая мерзкие подробности, раздуваемые жёлтой прессой, я вздрагивала. Беда, как и смерть, не любит одиночества...

-1-
Если ты варишь плов из обещаний,
то я принесу море масла.

Турецкая пословица

Анька из тех женщин, которые шляпку, салат и скандал могут соорудить из ничего. Мы знакомы уже - дай бог памяти - больше семи лет, и я не перестаю удивляться талантам подруги. Вот она - самая настоящая женщина, до кончиков её расписных сумасходительных коготков, чаще всего украшенных необычными рисунками или стразами. В отличие от меня, затюканной жизнью и бесконечными готовками многодетной матери, Анька стильная даже в мелочах. Шляпы, правда, она не особо одобряет в обыденной жизни. Зато на сцене меняет их, как перчатки. Вернее, перчатки моя поющая подруга меняет ещё чаще, чем шляпки.

Настоящее имя Аньки - Андре. Мужское имя, которым наградил её отец полутурок-полунемец, стало и сценическим псевдонимом певицы. Анька не особо комплексует по этому поводу, добавив к «паспортному» имени приставку «Мадмуазель». Её песни в нашей стране не слышал только глухой. И только слепой, видимо, не читал многочисленные скандальные статьи про оргии. Которые устраивала Мадмуазель Андре с участием молодых стриптизёров под огромное количество выпивки. Так что скандалы и эпатаж - действительно - любимое занятие Аньки. По её словам, вполне «невинное».
Я, кстати, верю подруге. Потому как слишком хорошо её знаю. Ни бешеная популярность, свалившаяся на певицу несколько лет назад, ни запредельные гонорары не смогли испортить характер русско-турецкой мадмуазели с примесью немецкой крови.

Даже в ситуации временного творческого простоя Анька умудряется сохранить оптимизм. Начинает что-то шить, стряпать или писать новые песни. Мало кто знает, что Мадмуазель Андре не только талантливый исполнитель, но и потрясающий мелодист и автор текстов многих шлягеров.
А ещё моя подруга отлично готовит, хоть и делает это крайне редко. Но уж если Андре встаёт у мартена - туши свет. Даже фирменные рецепты моей китайской бабки не помогают мне переплюнуть эту поющую кулинарку.

Наверное, потому я и попросила Аньку помочь мне с готовкой. Учитывая, что скорым поездом на нас нёсся Новый Год. Бой курантов пообещал встретить у меня вместе с женой Александр Мультивенко - губернатор Санкт-Петербурга и по совместительству дед моего ещё не родившегося ребёнка. Однако за день до любимого праздника меня угораздило погрузиться в какую-то прострацию.
Нахлынула слабость, а вместе с ней - размышления о себе и своей жизни. Которая не так уж и замысловата...

У меня трое детей, четвёртого - ожидаю.
Может быть, кто-то скажет, что я дура, но у нас от среднерусской возвышенности до Камчатки сколько угодно таких дур.
Дети от разных мужей. Мужья от разных национальностей. Финансы разной стадии дырявости. Свекрови - разного градуса стервозности.
Нет, я вовсе не идиотка конченная, хотя моя вторая подруга - Надин, к примеру, так и считает.
Да, я влюбляюсь. И когда влюбляюсь, то забываю обо всём рациональном и правильном. А когда вспоминаю - оказываюсь опять беременная. И если предмет любви порой теряет свою романтику или теряется на необъятных просторах бывшего СССР, то тёплые чувства к мужчине всегда остаются. Пускай уже и как к отцу детей - достойному или недостойному.

Иаков, Мечик, Мухаммед - кем они были для меня? Родителями Аврашки, Забавы, Али...
И не только. Каждый из них по-своему открывал мне мир. Оплодотворяя не только тело, но и душу. Тора, Псалмы, Коран, Славянские веды - культуры вливались в меня, как реки в море, хотя и своих истоков было предостаточно.
Моё происхождение непростое, хотя по жизни я обычная рабочая лошадка. Бабка - китаянка, отец - француз. Благодаря им я знаю несколько языков, и профессионально занимаюсь переводами. Могу и себя, и детей прокормить и даже побаловать. Иногда помогают свекрови, моя мама, подруги. А что ещё остается? Если тот единственный - который был бы и отец детям и мне верный друг - пока что не находится.

Вот только прошлым летом я опять влюбилась с первого взгляда. Всё складывалось даже слишком хорошо. Но судьба распорядилась иначе... И это чувство на взлёте было опрокинуто жуткими событиями. И вновь у меня новая свекровь, и снова я жду ребёнка. Но суженого уже не вернёшь.
И только мой неиссякаемый оптимизм не даёт мне опустить руки. И несмотря ни на что, я хоть краешком сердца всё равно продолжаю мечтать о любви.

Шёл шестой месяц моей беременности - четвёртой и, надеюсь, точно последней (хотя, когда вынашивала младшенького, Альку, говорила себе то же самое). Где-то в начале апреля у двух моих сыновей и дочери должен появиться брат. Вообще-то три предыдущих беременности протекали легче, но я тогда была значительно моложе.

За пару дней до Нового года я пожаловалась Андре на своё состояние. И на то, что удивить Александра Мультивенко у меня, видимо, не получится. А получится, скорее всего, опозориться салатами из ресторана.
Подруга сходу предложила два потрясающих рецепта: телячью ногу с картофелем и салат «Оливье» с креветками и сырыми грибами (шампиньонами и вешенками).

– Лейк, это хит сезона! - вещала в телефонную трубу Анька. - Прям сейчас еду на Невский. В «Елисеевском» куплю всё, что нужно. Ногу засунешь пока в морозилку, а всё остальное - просто в холодильник. Завтра будем с тобой шаманить... Мультивенко умрёт от восторга, уверена!

– Ань, зачем мне ногу в морозилку? - моему недоумению не было границ.

– Кисюнь, не тупи. Не твою, а телячью. Приличную парную говядину сейчас фиг купишь даже в «Елисеевском». Придётся брать заморозку. Буду у тебя через часик. Полежи пока, погладь моего будущего крестника.

– Я, положив трубку, действительно прилегла. Малыш, словно почувствовав скорое приближение своей будущей сумасшедшей крёстной, разошёлся: то ручкой, то ножкой он стучался изнутри, требуя внимания.

– Стас, ну не буянь, - пробормотала я, поглаживая ходящий ходуном живот. - Хорошо ещё, что твои братья и сестра у бабушки с дедушкой на Украине. Что бы я делала тут со всеми вами одна?

Анька действительно приехала где-то через час. Огромная замороженная нога - килограммов пять, не меньше - перекочевала в морозильник вместе с королевскими чищеными креветками, а молотый мускатный орех, свежие шампиньоны, разлапистые друзы вешенок в целлофане и ещё куча мелких свёртков и упаковок - в холодильник. Андре тут же попрощалась со мной - она торопилась на очередной предновогодний корпоратив - перед праздником её раздирали на части. Но клятвенно обещала мне приехать завтра, помочь с готовкой по её гламурным рецептам.

Никогда не верьте клятвенным обещаниям подруг - даже самых близких. На следующий вечер у Мадмуазель Андре нарисовался очередной незапланированный корпоратив, и она не смогла отказаться от больших денег.

– Лейк, ну прости меня. Ну, кисюнь, очень попросил сам председатель правления «ПетерБанкОлд» - оказывается, он мой давний почитатель. Ну не обижайся - работа для артиста превыше всего. Подыхай - но работай, «шоу маст го он».
Я мрачно слушала Аньку, понимая, что отдуваться у мартена мне придётся теперь в гордом одиночестве.

– Лия Ванна, ты это, не молчи только! Я сейчас перезвоню Надьке. Она поможет! Ну скажи хоть что-то, а?

– Ага, поможет она, - вяло огрызнулась я. - Пожрать поможет, да! Себя и своих глистов накормит. А вот насчёт приготовить - сильно сомневаюсь.

Мы вдруг рассмеялись. Это моя с Анькой коронная шутка - про Надьку и её глистов.
Дело в том, что наша общая подруга - довольно известная художница Надин Дельфинина - самая стройная из нас троих. При этом жрёт эта художница за шестерых. Как Надька умудрилась к сорока с чем-то годам сохранить фигурку точёной статуэтки - для меня нерешаемая задачка.

Злая на язык Анька однажды, наблюдая, как Надька уплетает третью порцию жареной картошки у меня на кухне, щедро орошая её майонезом и закусывая половиной батона, злорадно предположила, что у художницы - огромная гармония с её лучшими внутренними друзьями - гельминтами. То бишь глистами. Эта мысль не раз согревала меня перед зеркалом, когда я в очередной раз замечала пару нависших над талией килограммов.

Худющая Надька, крепко любящая пожрать, тем не менее совершенно не умеет готовить. Для неё это пытка. Ещё большая, чем читать. Потому я была абсолютно уверена, что новогодний стол почти на десять персон мне придётся накрывать самостоятельно.

Каково же было моё изумление, когда в последний день года около полудня раздался звонок в дверь. Я не знаю, чего Аньке стоило уговорить художницу изменить своим принципам, но Надька действительно приехала ко мне на помощь. С парой бутылок конька. Я не верила своему счастью.

– Надюш, - льстиво начала я, протягивая коньячный фужер, - ты пока разморозь Анькину ногу и порежь всё для оливье, а я с собакой пойду погуляю. Да и сама подышу свежим воздухом...
Художница, люто ненавидящая готовку, ядовито выплюнула мне в ответ:

– А что, наша великая певица, Мадонна и Селин Дион в одном флаконе, пожертвовала для новогоднего салата свой личный окорок?

– Надь, не злись. Я неправильно выразилась. Телячью ногу Анька только купила. Окорок в морозилке, его надо отодрать и бросить в мойку. Под холодную воду. И да, возле стола - мешок картошки. Ты отвари пару кило в кожуре вон в той кастрюле. Только сначала помой.

Надька недобро посмотрела сначала на картошку (подарок для моей дочери от её деда и бабки из Пилипца, куда я была вынуждена отправить своих деток на новогодние каникулы), потом покосилась - на меня. Затем, мрачно вздохнув, стала открывать коньяк, кидая взгляды приснопамятной Медузы Горгоны (не так давно Надин показала мне свой автопортрет в обрамлении волос-змей, который она написала за пару часов, ожидая блудного гражданского мужа Мордасова).

Джулька, телепатически почувствовавшая, что её сейчас будут гулять, лисой носилась между моих ног. Я, промахнувшись мимо ошейника собаки защёлкой поводка несколько раз, негромко чертыхнулась. Надька, виртуозно откупорившая коньяк (ну да, привычка - дело великое) и наливавшая спиртовую анестезию, вдруг вздрогнула от бешеного лая собаки и моих чертыханий в ответ. При этом промахнулась мимо бокала.

– Лейка, если ты сейчас не свалишь, за себя не ручаюсь. Ценный продукт из-за тебя перевела, дур-рында. И зажми наконец эту престарелую псину между ног - в глазах рябит, сил нет.

– Надь, а ещё шампиньоны сырые и вешенку надо мелко-мелко порезать, в сыром виде, - по инерции ляпнула я, но тут же замолчала, судорожно сжав ноги.

Надин, грозно посмотрев на меня, набрала в свою тощую грудь воздуха, даже забыв о налитом коньяке.
Джулька, случайно застрявшая именно в этот момент между моими нижними конечностями, взвизгнула. Автоматически защёлкнув карабин ошейника, я пулей выскочила из квартиры. Лучше погулять вокруг дома с собакой, чем отвечать взбешённой недопохмелённой подруге. И ничего моя Джульетта не престарелая - вон как скачет через две ступеньки, я за ней не успеваю. Но Надин, как ярая кошатница, всегда недолюбливала собак.

Недопохмелённая Надька осталась на кухне - маленькими кубиками нарезать всё для оливье. И сильно подозреваю, что только из-за любви к Мордасову. Ради этой любви подруга была готова и не на такие жертвы, а Мордасов традиционно уважал новогодний салат. И Надин старалась, поскольку встречать Новый год с гражданским мужем она собиралась у меня.

На улице Джулька, как всегда, тянула поводок, и я боялась сделать шаг с тропинки. Ноги сразу проваливались по колено и выше. И это во дворе, где дворники хотя бы прочистили узенькие тропинки. Что же творится за домом, со стороны сквера?

А под окнами во дворе сугробы так уплотнились и выросли, что некоторые были выше меня. Дети прорыли в снежных холмах тоннели, и я с любопытством наблюдала, как они на карачках ползали в них. Как в ледяном городке. В любом из таких сугробов можно было бы спрятаться целому человеку. Я могла припомнить такие гигантские навалы снега разве что очень-очень давно в детстве.
Уходить из зимней сказки не хотелось, но на морде у Джульки повисли усами небольшие сосульки, да и у меня нос потихоньку терял чувствительность.

-2-
Был бы друг - найдётся и досуг.
Была бы булава, найдётся и голова.
Две абсолютно не связанных между собой русских пословицы

Поднявшись на третий этаж, я изумлённо уставилась на свою обшарпанную входную дверь. Она была приоткрыта: неужели забыла повернуть ключ, убегая, вернее, волочась на поводке за «престарелой псинкой» (тьфу, вот же привязалось, а?). Судя по всему, и до меня склероз добрался...

Джулька, недолго думая, рванула в тепло и уют, где её должны были ещё и покормить. Я, пристёгнутая к собаке поводком, влетела следом и сразу почувствовала запах курева.
Нет, какая же Надька скотина, а? Уму не постижимо! Знает, что у меня астма, что я беременная, что не переношу табачного дыма - меня от него выворачивает. И всё равно, видимо, решила мне мелко отомстить за кулинарную барщину. Сколько раз говорила, что курить в этой квартире запрещено - бесполезно. Видимо, сильно допёк художницу этот гламурный салат с сырыми грибами.

Отстегнув с поводка Джульку, сбросила растоптанные унты, повесила кроличью шубку на вешалку. Запах курева усилился. Накачав себя праведным гневом, я влетела на кухню: так и есть, Надька флегматично курила под бокал коньяка, почему-то зажимая свободной рукой щёку.
Колбаса, чищеные яйца и солёные огурцы так и лежали в классическом натюрморте рядом с огромной кастрюлей, а не в ней самой маленькими кубиками, как планировалось изначально.

– Вот какая же ты зараза, Надь, а? Я беременный астматик, в смысле беременная астматичка... тьфу на тебя... Вот пожалуюсь Нине, будешь знать. Так бы сразу и сказала, что не хочешь готовить!

Я окончательно разозлилась на себя (за косноязычие), на Надьку (которая вообще не обращала на меня внимания, спокойно цедя под сигаретку коньяк) и на отсутствующую Аньку.

– Не кипеши, мать! - Надин, убрав от щеки руку, как-то беззащитно посмотрела на меня. - Да и не боюсь я твоей колхозницы.

Я обомлела - на щеке у подруги оказался огромный порез, набухающий бардовым. Края пореза стали расходиться, обнажая ярко-алую рану.

Сделав шаг назад, я, споткнувшись обо что-то мягкое (неужели Надька умудрилась ещё и завалить мешок картошки, скотина?), автоматически прислонилась к стене. Ватные ноги не хотели держать мою сильно беременную тушку, и я соскользнула спиной по опоре до положения «карачек». Сидеть на мешке с картошкой было не очень удобно, я уже хотела встать, но тут мой ошарашенный взгляд упал на газовую плиту.

Не могу назвать себя чистюлей, но плита - это святое. Протираю её по сто раз на день, иначе готовить не могу. А тут - марганцовочная лужа возле конфорки, потёки вниз через стекло духовки - и всё такого же тёмно-бордового цвета, как и рана на лице у Надьки. Внизу, на грязно-салатовом линолеуме - в марганцовочном озере - Анькина нога. Ну в смысле - не Анькина, телячья. Похоже, что уже оттаивать начала. Хоть что-то Надька сделала так, как её просили.

– Надь, что с тобой? - я изо всех сил пыталась не заорать.
– Лейка, встань с покойника, - вяло отозвалась подруга, прикурив новую сигарету. - Ты ему своей беременной попой почти на башку села.

Я непонимающе уставилась на подругу, затем, с кряхтеньем начала подниматься, вцепившись рукой за край мойки. Бросила взгляд на своё «сиденье» и дико заорала.

На полу лицом вниз лежал щупленький подросток в огромном китайском пуховике. Из его виска между иссиня-чёрных волос тихо сочилась кровь, стекая по линолеуму к марганцовочному озеру у плиты.
– Не роди раньше времени, - вяло «посочувствовала» Надька. - Это я его укокошила. Анькиной ногой.

Мне хватило сил только на то, чтобы дотащить свою брюхатую тушу до самого края кухонного уголка, после чего я позволила себе потерять сознание. Думаю, больше из-за табачного дыма, а не из-за трупа, что бы потом ни утверждала зловредная Надька.

В себя я пришла от резкого запаха нашатыря, отдающего куревом. Прибить, что ли, Надьку той же самой ногой? Курить она точно не бросит, а мутило меня со страшной силой.
Заботливая рука художницы в очередной раз подсунула мне угол кухонного полотенца, смоченного нашатырным спиртом.

– Отцепись, Надь! - я быстро приходила в себя. - И открой наконец форточку, дышать нечем.

Фу-у-ух...
Через десяток минут, умывшись и накинув шубку, которую Надин не поленилась притащить из прихожей, я флегматично слушала подругу-убийцу, нещадно смолившую одну тонкую сигаретку за другой. Странно, но теперь моя астма на фоне беременности ничуть не протестовала.

Из монотонного рассказа Надьки, планомерно накачивавшей себя коньяком, я выяснила следующее.

Сразу после того как я вероломно свалила с собакой гулять, оставив несчастную художницу в одиночестве с картошкой и другими компонентами ненавистного салата, Надин задумалась. Справедливо рассудив, что сначала лучше разморозить мясо, полезла в морозилку. Три морозильных отсека находятся в самом низу моего холодильника и обычно забиты свининой, которую из года в год присылают с Украины бабка и дед дочери. Чтобы втиснуть телячью ногу, нам с Анькой накануне пришлось сильно постараться.

Естественно, «Анькина нога» благополучно успела примёрзнуть к стенкам морозилки, и Надин, чертыхаясь, пыталась вызволить её из ледяного плена. Вспомнив по матушке меня, и Аньку, и нас обеих в самых неприличных позах, Надька с грехом пополам выдернула тяжёлый окорок, резко при этом привстав.

Горе-кулинарка решила сделать перекур после такого подвига и повернулась к мойке. Дальнейшие события случились в долю секунды, по словам Надьки.

Первое, что увидела Надин, это руку с ножом, ещё пару минут назад лежавшим на столе в компании колбасы и огурцов возле разделочной доски. Затем - незнакомого мужчину ярко выраженной китайской национальности, который, собственно, и держал режущий инструмент.
Надька только и успела вымолвить «звездец», когда китаец приставил ей нож к щеке возле глаза...

– Лейка, не представляешь, какое бешенство меня охватило! - плеснув себе коньяка, продолжила свой рассказ Надька. - Я даже матернуться как следует не могла.
– Да, это серьёзно, - вяло откликнулась я. - За это можно, наверное, и убить.
Надька матерится всегда и везде. Причём делает это виртуозно. Для неё русский матерный - не оскорбление, а способ общения. Даже в Париже, куда она часто ездит на выставки своих картин, художница в первую очередь выучила французское арго.
– Дурында, ты ничего не понимаешь. Совсем! Эта грёбаная китаёза принял меня за свою. Неужели у меня такой же разрез глаз, как у тебя? Чудак с ножом сначала посвистел по-китайски. Потом на русском потребовал от меня какие-то «писи». Вот тут-то я и озверела. Не знаю, откуда силы взялись - со всей дури заехала окороком между ног этому говнюку. Он успел меня чуток поцарапать ножом.

Я во все глаза уставилась на последствия этого «чуток». Кровь продолжала сочиться из рваной раны на щеке художницы, а Надька, словно заведённая, продолжала бубнить:
– Кстати, слава Богу, что у тебя ножи все тупые, огурец и тот как следуешь не разрежешь. И этому узкоглазому ещё повезло, что у меня руки были заняты - я ж Анькину ногу держала, а то бы я устроила ему «отрыв хрена с применением маникюра»...

Я задумалась. Положим, я тоже узкоглазая, но это всё же не повод меня убивать? Или хватать меня между ног со всей дури, запустив в мякоть коготища, - любимый, кстати сказать, приём Надин в ситуации угрозы со стороны мужчин. Она таким же макаром и с Мордасовым в своё время близко познакомилась. А всё парижская богема виновата - именно во Франции Надьку научили применять этот зверский способ защиты.

С другой стороны, я никогда не угрожала Надьке ножом. Разве что просила её нарезать продукты для салата. Надо бы мне быть на будущее аккуратнее со своими просьбами...

Моя подруга, не подозревая о нанесённой мне психо-этнической травме, продолжала живописать в словах:
– Пока этот хрен китайский пытался меня снова на понт взять, я уже успела размахнуться и изо всей дури «оховячила» его Анькиной ногой по роже лица. А китаец возьми и долбанись виском о плиту - хилый он какой-то. Вон, когда Людмила Эрнестовна мне побоище устроила, так её даже электромясорубка по башке не проняла.

Я только вздохнула - про свою бывшую свекровь Надька может заливать часами. Странно как-то всё получилось. Нелепо, жутко, но очень странно...
– Надь, что делать-то будем? В милицию звонить? - я покосилась на тело возле мойки. Кровь начала темнеть, запекаясь до чёрного.
– Лучше Мордасову! - выдохнула подруга, хватая мобильный.

А ну да, зачем нам чужие милиционеры, если есть свой, почти родной. Гражданский муж Надьки - Мордасов - добросовестно трудится в родной милиции, тьфу, полиции уже больше десяти лет.

– Лёш, извини, что отрываю... Да не ругайся ты так!.. Грёбаный полицай, мать твою за ногу... Ага, всё правильно, это твоя любовь до гроба. И после, не надейся. Лучше вот скажи мне... чисто теоретически: если я кого-нибудь в целях самозащиты замочила... Что мне за это будет? - Надька, мигнув мне, пристально уставилась на убиенного китайца.

Пока Надька привычно обменивалась любезностями с родным полицейским по мобильному, я с опаской доползла до холодильника и выцепила себе бутылку тана. Так, теперь аккуратно открыть крышку - газированный кисломолочный напиток очень хорошо снимал изжогу, которая перманентно мучила меня уже больше трёх месяцев. Но при этом вскрыть тан без пены практически невозможно.

Сосредоточившись на том, чтобы без потерь откупорить бутылку, я не особо прислушивалась к тому, что трещала в мобильник подруга. Её разговоры с Мордасовым всегда вызывали у меня душевную оскомину.

Судя по интонациям, доносившимся из мобильного художницы, ничего хорошего ей, согласно российскому законодательству, не светило, даже если убийство было в целях самозащиты.
В какой-то момент Надин, не выдержав, заорала в ответ:
– Дебил! Я тебя спрашиваю «если?»... - Надька отошла на пару шагов от трупа. - Естественно, я не убивала. Ни-ко-го. Мне просто интересно. Для общего развития... Нет, не надо ко мне ехать, тем более что я сейчас у Лейки. Готовим салат с грибами, а про убийство нужно ей для нового детектива. Она ж у нас теперь великая писюкательница...

Я задохнулась от возмущения, а Надька продолжала извращённый словесный секс по телефону с Мордасовым. Ну, ладно, дождётся-таки подруга. Разозлила меня Надин, и сильно. Допишу книгу и поговорим тогда о том, что на самом деле могут великие писюкательницы. Надеюсь, мало не покажется.

От мстительных мечтаний меня оторвал ядовитый голос Надьки. Видимо, Мордасов подтвердил все самые худшие опасения, поскольку, нажав отбой, Надин тут же начала прессовать меня:
– Набирай своего Мультивенко и проси, чтоб помог. Мордасов говорит: лет пять-семь как минимум колонии строгого режима. И тебе припаяют, как сообщнице!.. Рожать будешь в тюрьме, Лейка.
– Нет, только не это! - я судорожно обняла свой живот руками.

Ведь надеялась, верила, что все плохие события остались в прошлом.
До этого было полгода кошмара, постоянного страха за детей. Погиб Стас, отец моего ребёнка. Неужели всё начинается сначала?

Недобро посмотрев на Надьку, я потянулась за мобильным. Александр Владимирович не отвечал, и я набрала номер его жены. Наташа с момента нашего знакомства всегда меня выручала в самых сложных ситуациях. Надеюсь, выручит и сейчас.
– Как хорошо, что позвонила. Мы с Сашей не сможем быть у тебя в гостях сегодня. Я сейчас в больнице. У Александра Владимировича сильнейший гипертонический криз, возможно, даже инсульт. Врачи пока выясняют. Думаю, на него так подействовали похороны сына. Всё время зовёт Стаса…

Я думала, как найти для Наташи слова утешения? Если я и сама тоскую по Стасу. Такому любимому и безвозвратно потерянному. Тяжело мне - женщине, которая носит под сердцем его ребёнка, но ещё тяжелее родителям. Смерть сына подрубила здоровье Александра Владимировича и материнское счастье Наташи. Мне очень хотелось поддержать их, я старалась. Но прошло ещё так мало времени после памятного лета, которое подарило мне короткий и нежный роман со Стасом. И, конечно, я ещё не отошла от тех трагических событий, когда погиб любимый, а моя собственная свобода и жизнь, и жизнь моих драгоценных подруг не раз были под угрозой...

Закончив разговор со своей новой свекровью, я выразительно посмотрела на Надьку.
– Всё понятно. Куда труп девать будем? - буркнула живописица.
Меня накрыло дежавю. Нет, только не повторение летних событий.
– Надь, может того... милицию? Не хочу я больше ни моргов, ни подпольных похорон. Мне бы родить в нормальной больничке, а не в тюремной. Тем более ногой ты его оховячила. Я-то тут при чём?

Пять минут трехэтажного художественного мата не смогли изменить моего решения, но тут раздался звонок с мобильного дочери.

Как там дела, на Украине? Наверное, Забава заранее хочет поздравить меня с Новым годом...