Проект "ЖИЗНЬ". Ночь, которая поменяет будущее. ч.1.

Аэропорты, трапы, гул турбин, и то чувство когда тебя прижимает к креслу, разгон, дрожь всего и вся, вдруг сдавит резко и дыхание собьет, но уже ничего не дрожит, самолет в воздухе. Набор высоты, спокойный голос командира, и ты наедине с собой, с таким собой, какого знаешь только ты сам. Внизу... все социальное осталось там, здесь ты ближе всего к себе самому. И воспоминания, они всегда здесь особенно остро и внезапно тебя одолевают. Я не помню свой первый полет. Почти каждую неделю я подбирался к иллюминатору и разглядывал облака, а ночью я любил вглядываться в звезды, перелеты всегда были для меня таким же обычным делом как чтение книг, верховая езда, сон. Сколько себя помню, он почти всегда летал рядом, в перелетах он как-будто особенно за мной наблюдал, иногда задавал вопросы на философские темы и выслушав меня что-то фиксировал. Он никогда не рассказывал, что он записывал про меня и других и все мои вопросы об этом оставались без ответа, он жестко давал понять, что это черта через которую нельзя переступать. Таких черт в моем длинном детстве было несметное количество. Я всегда хотел получать ответы на свои вопросы и когда мне говорили: "стоп, сегодня это черта!" я впадал в отчаяние, злился, я весь кипел, в общем обижался я тогда сильно и убегал, а он догонял всегда меня, останавливал и железным взглядом прямо в душу, спокойным уверенным тоном говорил: "эмоции - это опасно если они тобой руководят, ты сильнее эмоций, не сдерживай их, но и не поддавайся им", потом он объяснял как это делать, как возвращаться. И я возвращался, садился в кресло и глядя в горизонт, представлял себя сильным и взрослым, что-бы никто и никогда не посмел так со мной говорить как он. К слову, я уже тогда знал, что я член семьи, но не долго я мечтал о будущем "всесилии" и отмщении за все мое детство,... в 17 лет я понял, что такое гордость и тщеславие, всех членов семьи очень жестко воспитывают, не буду вдаваться в подробности, но к 17 годам я четко понимал все механизмы работы психики человека, причем изучал я это все на собственном опыте, спасибо учителям. Надо сказать, что если бы я знал какими методами меня будут готовить и что нужно будет пережить на пути к осознанию своего же собственного мозга, я бы предпринял тогда все, чтобы перестать жить. Но то, что уже усвоено и сделано - сегодня это для меня самое ценное, что может только и быть. Кстати, я никогда не учился в школе и не получал никакого официального образования. Меня воспитывала семья и он. Он не из семьи, но он с семьей. Он курирует мою подготовку.

Сегодня я снова в полете, и он рядом, как всегда. Что-то пишет, скоро начнет читать вслух, теперь он почти все, что написал читает мне сразу. Теперь я часто наблюдаю за ним, подобно тому, как он за мной следил в детстве. Он пишет для нашей библиотеки в полетах, и это зрелище словами сложно...
Он мудр, но когда он пишет...

Он курит когда пишет, много и глубоко, курит чистый табак, его выращивают специально для него в Перу. Я очень люблю этот запах, нет это не запах сигарет, это другое. Члены семьи никогда не употребляют ничего, что может хоть как-то повлиять на работу нейронной сети головного мозга, то есть мы не употребляем алкоголь, не курим, о других наркотических веществах и речи быть не может. А он - курить может.

Привычка курить не мешает ему, напротив, он только с сигарой в зубах и может сконцентрироваться на главном. Окутанный густым дымом, он пишет так, как-будто сам Бог диктует ему текст.
В эти моменты он исчезает, его сознание растворяется, а вместе с ним растворяется и все вокруг, время в такие часы останавливается для него. Слова из ниоткуда складываются в строки, они текут, то тонкой струйкой лесного родника, то горным водопадом летят на бумагу, лист за листом текст ложится гладко и уверенно. Он, конечно не успевает обдумывать то, что пишет, сплошным потоком мысли льются на бумагу. Так может продолжаться часами. А когда он заканчивает наступает самое странное и пугающее - он, вдруг, понимает, что не помнит о чем писал, обрывки фраз, отдельные слова, интересные обороты речи он помнит урывками, но о чем это, "что я написал" - спрашивает он сам у себя и ответа не находит. А когда перечитывает, то всегда расстраивается, потому-что понимает, что такое вряд ли когда сможет повторить. Ему явно диктует сам Бог. Или не Бог.

Сегодня он пишет весь полет, он расстроен, наверное, слегка, но разговаривать он со мной сегодня не намерен. Сегодня в Москве я снова продлил его службу. Я не сдал то, чего от меня ждут. Это часть подготовки, часть важная. Но увы, не сегодня.

Почти одиннадцать тысяч метров. Несмотря на протяжный гул турбин, мне всегда тихо здесь. Ночь, вливаясь в салон через иллюминаторы, успокаивает. 10 тысяч 652 метра... Я лечу в свой родной город. Странно, но уезжая из него хотя бы на неделю я скучаю так, как-будто не был целый год здесь. Нужно сказать, что живу я не в самом городе, но часто бываю в центре, его энергетика - мой наркотик, аэропорт находится в самом городе, почти в центре, что тоже необычно и поэтому садиться и взлетать мы всегда будем отсюда. Я лечу домой...

И снова не случилось того, к чему меня так долго готовили, снова не пришлось прибегать к тем навыкам, за которые я, собственно, и нужен.
Есть один урок, который я никак не могу усвоить, я разрешаю первым чувствовать. А правила гласят, что будущий первый должен уметь отключать свои чувства, именно этот урок и экзамен я не могу сдать уже 3 года... Я единственный из семьи, кто не может так долго сдать эту часть. Когда я смотрю на ночную Землю с 10 тысяч, я понимаю, я не не могу, я не хочу. Я верю, что первые, должны принимать решения, решения от сердца, а не от головы. Логика не приводит их ни к чему хорошему, и мы при этом снова воспитываем в будущих - логику... Нет, мои первые буду чувствовать. Направление - сердцем, а путь уже логикой. Да, это будет правильно, все остальное - ложь.