Дом-на-Перекрестке: Чердак
Чердак в бабушкином доме соответствует всем представлениям о типичном чердаке загородного благоустроенного дома: добраться до него можно исключительно по скрипучей лестнице, освещается он одним-единственным пыльным окном, а постоянным жильцом этого душного пространства числится паучок Гоша, который теперь уже по-хозяйски украшает стены и углы ажурными результатами своего беспрерывного творчества.
Я поднимаюсь сюда каждое лето, когда навещаю бабушку. Сама она не заходит в эту комнату, потому что боится остаться тут навсегда очередным воспоминанием, памятным сувениром. Об этом ее страхе знают все домашние, поэтому в доме есть негласное правило: новую, наполненную и подписанную, коробку бабушка оставляет у лестницы, а первый из домочадцев, который ее заметит, поднимает ее наверх и больше ни слова о ней не говорит.
Этим летом, перебирая залежи на чердаке, я наткнулась на коробку, подписанную годом моего рождения. В ней на самом верху лежал альбом для фотографий, и я надеялась увидеть в нем молодые, счастливые лица моих родителей и сестер. Но единственным отголоском прошлого в этом альбоме стали три буквы D и размашистая подпись под ними на первой странице. Удивительно красивый альбом оказался чьим-то подарком, однако бабушка не спешит воспользоваться им по назначению вот уже почти тридцать лет. Мне очень хотелось узнать почему, и я со своей находкой в руках спустилась на кухню.
Бабушка готовила. Все вокруг чудесным образом настраивалось под ее требования в этот момент. Солонка оказывалась под рукой, доски для раскатки теста – безукоризненно сухими, а кастрюли принимали важный вид и наперебой пыхтели на плите. Когда бабушка готовит, у меня перед глазами всегда возникают два образа: образ мамы семейства Уизли в отрывке из фильма про Гарри Поттера, в котором она мыла посуду, вязала свитер и готовила обед одновременно, волшебно управляя этими параллельными процессами, и образ бабушки из произведения «Вино из одуванчиков», которая только в хаосе кухонных предметов находила свою гармонию и готовила вкуснейшие блюда без рецептов и правил, исключительно так, как чувствовала.
Под приятные звуки кухонной возни я устроилась на стуле рядом с бабушкой, расположив альбом на коленях.
– Зачем ты это принесла?
– Прости, бабуль, я помню, что этого делать не стоит. Пожалуйста, объясни только, почему в альбоме нет фотографий, и я отнесу его на место.
Мне не верилось в успех моей затеи. Бабушка никогда не рассказывает истории по чьей бы то ни было просьбе. Только под собственное настроение и только о том, о чем хочет рассказать сама. Для нее эти истории как драгоценности к вечернему платью: к каждому вечеру свое украшение.
Она покачала головой и бросила взгляд на плиту. Посчитав что-то в уме и удовлетворительно кивнув головой, она повернулась ко мне. В карих ее глазах плясал шаловливый огонек воспоминаний о молодости, а значит, выпала удачная минута для еще одной увлекательной истории. Я устроилась удобнее и приготовилась слушать.
– Несносная ты девчонка. Сама уже, чай, бабушкой скоро станешь, а все по моим закоулкам памяти шаришь. Ну что мне с тобой делать? Слушай, раз нравится.
Подобное начало стало привычным для ее историй. Никому, кроме меня, они не интересны, а ей очень приятно их вспоминать и рассказывать. Но обрушиться на меня с беззлобным понуканием – это уже своего рода традиция. Пока она ворчит на мое любопытство, в ее сердце приходят нужные слова. А рассказывает она исключительно от сердца.
И слова родились.
– Учти, проказница, обед будет готов через двадцать минут. Не успею рассказать в этот срок – остальное сама додумывать будешь. – Она помолчала. Следующие ее слова лились стройным потоком. Так, будто были уже записаны где-то в глубине ее безграничного сердца, а теперь она только воспроизводила их. – Этот альбом мне подарил близкий друг в день твоего рождения. Он пришел ко мне и сказал: «Это и твой день, старушка. Давай-ка вместе его отметим». Он очень правильно сделал, что пришел тогда. Мне было очень важно поговорить с кем-нибудь о том, что я стала бабушкой. Твои родители были поглощены своими заботами, а м
ких оживших фотографий очень много, моя радость. Очень и очень много. Когда на улице очень жарко и солнце беспощадно припекает, я прикладываю руку к голове и шепчу: «Тут живет солнышко», и глаза начинают светиться от воспоминаний приятных летних моментов. Когда я вижу что-то невообразимо многоцветное, текстурное и этническое, я невольно называю это «Сигандарским». «Цыганским» по-русски. К названному народу это не имеет никакого отношения, просто этот эпитет – тоже подарок на долгие годы. А пока в ходу подарок, то жив в памяти и даритель. Когда я беру в руки ветки можжевельника, то невольно окунаюсь в связанные с ним воспоминания. Смогла бы ты сохранить ощущения в фотографиях? Я не смогла. Поэтому альбом сиротливо пуст.
Она замолчала. Я невольно съежилась под действием ее слов. Они словно плотно завернули меня в кокон, в котором стерты границы между вчерашним и сегодняшним днем. Я не видела тех людей, о которых она говорила: многие из них живут в других городах, кто-то уже ушел в другую жизнь, но мне ясно удалось прочувствовать то, какое значение они оказывают на весь уклад бабушкиного быта, даже не подозревая об этом. Как часто она, должно быть, обращается к ним за поддержкой в своих мыслях. И получает ее, судя по тому, как бережно она хранит памятные моменты.
Из размышлений к реальной жизни меня вернул голос рассказчицы, она продолжала:
– Каждый раз я сравниваю это с выражением «Любовь – это глагол». Так же я думаю о важных моментах. Их можно только прожить снова, повторяя те же действия, несущие в себе сакральное значение. Напеть песню, заплести косу, закружиться в танце, повторить произнесенные когда-то слова, найти созвездие на небе – погрузиться. А посмотреть на замершие в мгновении лица я могу и просто закрыв глаза.
Бабушка перевела дыхание посмотрела на меня. Она поняла, о чем я думаю и ухмыльнулась.
– Пожалуй, теперь ты начнешь искать тайный смысл во всех предметах в моей доме. Что ж, можешь придумать свои истории для каждого, но не жди, что я тебе их все расскажу. Хватит с тебя и этого. Могу сказать лишь, что суп я варю сегодня самый обыкновенный. Без домыслов и воспоминаний. А ты, если не вернешься мыслями на этот стул, рискуешь остаться без обеда. – И она снова хитро улыбнулась.
А ведь и правда буду. Я теперь даже на альбом этот смотрю не просто как на альбом, а как на материальное воплощение бабушкиного вызова давно принятым условностям. У всех «на память» – фото, а у нее – привычка. Хорошо, хоть не коллекция памятных узелков. Хотя, кто знает, что я найду на чердаке в следующий раз. В этом доме возможно все.