Дом-на-Перекрестке: Признание
Ты знаешь, я тут недавно одной девушке признался в любви твоими стихами.
– И как ей твое признание? – чуть повела она левой бровью и как ни в чем ни бывало добавила: – Стихи пришлись ей по вкусу?
– Не то слово, - эмоционально произнес он, затем запнулся: – Ну удивить мне ее, конечно, удалось. Но ты ведь знаешь, как я ужасно читаю стихи. Не знаю, где ставятся все эти паузы, когда надо менять интонацию...
– Ты же не на уроке литературы. Если прочитаешь без выражения, двойку не поставят, – засмеялась в ответ она. – Главное, чтобы по-настоящему.
– Ну я как мог. Учил наизусть так усердно последний раз стишок для Деда Мороза. Подарочек уж очень хотел получить.
– Сильно волновался? – неожиданно спросила она.
– Нет, вообще как-то без волнения обошлось. Только к концу сами собой вдруг начали трястись руки.
– А я всегда волнуюсь. Вначале особенно. Хотя у всех, наверное, по-разному.
– Наверное... – задумчиво произнес он, сжимая левую руку в кулак.
– Ты поэтому и приехал? – спросила она.
– Да, в твоем районе встреча по работе была. Решил заехать. Адрес ведь твой как дважды два помню.
– А если бы меня не оказалось дома?
– То есть как? – искренне удивился он. – Ты же обычно дома в это время. Или ждешь гостей сегодня?
– Конечно, – ответила и нагнулась, чтобы достать из комода его тапочки. Он присел рядом, обнаружил, что они стоят отдельно от всех безликих гостевых шлепанцев. Ничего необычного, на самом деле, когда он часто в ее квартире.
Чайник закипел. Он по-хозяйски открыл буфет. Чашки. Ложки. Заварка. Отрывисто бурлящий кипяток. Из холодильника с нижней полки достал колбасу. Она наблюдала за ним. Ей почему-то смешно.
– Ну так вот, – спокойно и уверенно произнес, – заехать решил. Узнать, как ты тут, хотел.
– Неплохо.
– Что-то случилось?
– Ты опять за свое. Неплохо – это ведь не плохо.
– Но и не хорошо.
– Навалилось много всего за последнее время. У тебя, наверное, тоже планы-дела-заботы.
– Планов нет. Про дела уже забыл, – он отхлебнул из кружки, чуть не подавился и смеясь добавил: – Как же эти пузырьки чайные щекотятся.
– Я на днях несколько строчек набросала. Почитай, если хочешь. Давно ничего не писала.
– Ты ж понимаешь, я тот еще эксперт в этом отношении.
– Необязательно быть экспертом. Просто ты их ...
– Чувствую. Стихи ведь это чувства, ты же сама как-то раз об этом говорила, – ответил он и замолчал, после недолгой паузы добавил: – А она, представляешь, не то что не почувствовала, она не поняла их.
– Может, стихи не те? Может, стоило тебе написать самому пару строчек?
– Ты знаешь, какой я поэт. Читала же мои опусы. Два слова связать не могу.
Она ничего не ответила. Вспомнила его стихотворение. Его дрожь в голосе. Его смех. Да и вообще перед ее глазами ожил тот день. Тот день, когда она впервые почувствовала себя счастливой.
Он молчал тоже и мысленно искал оправдания, почему все-таки приехал к ней. Поздний вечер. Вроде бы надо уходить. Но он не готов уйти. Уйти из этой родной квартиры. Уйти от нее, хотя сто раз уходил. Даже не рад был, что пришел. Знал же, что будет дальше: толкучка в метро, шум машин на улице, девушка, которая в это почти ночное время шляется непонятно где и считает это вполне нормальным, затем череда пустых слов, от них и не холодно и не жарко. Ночь, за ней утро завтрашнего дня, брата-близнеца дня вчерашнего. Посмотрел на нее. Она молча моет чашки. Капли разбиваются о раковину. Часы отстукивают как будто в такт. Ее мокрые руки. Ее глаза, которые иной раз смеются честнее губ. В ней живут удивительные строки. В ней живет его настоящее.
– Засиделся что-то, – тихо произнес он.
– Да, есть такое.
Он завязывал на слегка промокших кроссовках шнурки, когда она, смеясь, сказала:
– Бывает же, пишешь, пишешь себе в стол, изредка публикуешься в весьма сомнительных журналах, а кто-то, оказывается, читает, когда признается в самом сокровенном.
– Бывает, – со вздохом произнес он, – бывает по-разному. Признаешься человеку в чувствах, без страха и волнениях смотришь ему в глаза, читаешь наизусть, пытаешься показать себя с лучшей стороны. Читаешь где-то минуты дв
е. И неожиданно понимаешь, что влюбляешься еще сильнее...
– Это же прекрасно.
– Влюбляешься еще сильнее. В строчки. В слова. В тот голос, которым они звучали когда-то давно. За какие-то две минуты пролетают перед глазами лучшие дни. И в каждом из них, кстати, отражается этот текст, который произносят губы.
– Но ведь самое главное признаться.
– Вот, можно считать, я и признался. Ей твои стихи. А тебе наговорил всякого. Впрочем, как всегда.
– Я же всегда тебе говорила, важно душою быть...
– Да помню я. Помню. Только есть одна проблема.
– Что-то не так?
– Она осталась на твоей кухне. В твоих стихотворениях, – ответил он с той же дрожью, как в тот день, когда читал ей свои стихи.
– Разве это проблема? Я думала, что у тебя промокли ботинки, – ее губы не могли скрыть улыбку, а глаза едва удерживали слезы.
– Странный день какой-то, – ответил он и как бы задумчиво почесал затылок.
– Я этот день ждала.
– И я ждал.
В тот вечер он так и не завязал шнурки на мокрых кроссовках. В тот вечер он не нажимал лихорадочно на кнопки в телефоне, дабы дозвониться до той, что записана как «любимая» в контактах. В тот вечер он наконец-то перестал вглядываться собачьим глазами в лица прохожих.
Он просто остался с ней. Кстати, не только на вечер. На кухне. Где так часто кипит чайник.
#NastyaGreenflower-crosswayhouse