Молодые ветра (пьеса) Продолжение

И вот снится ему, что он собака, – псина… настоящая, – с копытами, рогами и ушами. (Жест) Во-о-от… И вот сидит это на чужбине, на цепи... Сидит и охраняет то своё-чужое золото. Рядом. Дотянуться не может… Гребёт туда, хрипит, душится, ухватить рвется… хоть кусочек, хоть лизнуть. Злится. Разгрыз. Все же разгрыз цепи те, разшматовал… хапнул полную пасть золота… три-четыре Камаза, и бросился... (Жесты-жесты) Бежит… ножками во сне дрыгает. Ага. Тут входит хозяин, и ему: – Ты, кабыздох, не о том думаешь. Сейчас ты должен думать как мне услужить… а то отправлю тебя обратно… А там не пожалеют… Там до сих пор костры в твою честь горят… ждут тебя, душегуб. И помни, что ты живой пока я этого хочу. Хочу. И по морде его туфлёй и по морде…. Да так больно, аж… Ажа-жаж проснулся царь Бездон, прокинулся, проверил закрома, охраны… дал всем по гранате, по две… Два. Ящика. Три. Лёг, обмотал голову одеялом и… и… и-и-и снова не спится ему. Никак. (Жест) Проданный покой, сон. И ходит он в нём не нужным… ни царём, ни президентом, даже не ректором-взяточником… Совсем не нужным. Ни-ко-му. Всё. Сбежал. Рак сбежал… пёс. Остались метастазы, блохи. Затаились… и по-прежнему шикльгрубят нас… Сидят, представляют себя орлами, львами… царскими. А они – блохи, ПриВовы, приВити, приПети… При. Дави. Сиди! ((Вздыхает) И блохи – не блохи. И блохи – не птицы. Крысы. Грибы. Щуры.
Во-о-от… И вот сидит там эта… (жест)… нехороший человек… окружил себя лицемерами и рабами… (Музыка) Сидит и рассказывает им как народ постоянно выбырал его и любыл. Чтобы он вернулся они даже войну начали. Даже умереть за него готовы. Это точно. Это проверено. Вот это любов найстоящая. Народ не обманешь. Бачать очи кого выбырають. В нас всида выбырають лутших… Как грииться, штобы осушештвлялися мешты – баринами на печи лэжать и, чтобы оно само им в рот… Накормите нас, нагодуйте! – кричали, – агааа… а-га-гааа... (Жест) Кормил, зарплаты и пенсии давал… Сколько можно? Я им не Дед Мороз, снегурочка и голубая бусинка. (Хохочет) А я джин! Сам себе Джин и кувшин. Кувшин и Cooll… Кулумб. (Сепару) Пойняв как я на ходу перлы выдаю? Пойняв, лакей? Пойняв, холоп? (С наездом) И как стоишь перед президентом? Вечным! Вечно легитимным! А? (Выравнивается. Пауза. Смеется. Зло) Думали умер я. Размечтались! На могиле танцевали. А хрена вам лысого! А я живой! (Жест) Не веришь? Подойди, я в морду тебе дам. Не веришь? (Трясет кулаком) Вот где они все у меня все были! На коленях лезли ко мне с конвэртамы и мэшкамы… волокли. Развращали меня… постоянно. Уставал. Еле до церкви доползал. А они всё тянут, прут, ползут… а я этих хищников, ули-гули, с руки кормлю... Красота. За то и любыли... лю-блять. (Жест) Ковть! За народ!... шоб ты здох. (Пауза) Понял? – нет. И правильно. Твоё дело не понимать, а наливать. И отойди, от тебя кухней воняет. Куда пошел? Вертайся. Стоять! Наливать! (Жест) Ковть! Почему не доливаешь? На ком экономишь? Давай, не трусись, повторяй живопись… И не смотри. И рюмку перекрести. (Жест) Ковть!… и сразу потянуло на лирику, на эту… эта… Как её? Ну, которая его умным словам учила, стихам там… словам. (Жест) Ковть! Хак! Вот это совсем другое дело. Хорошо пошло. Лимончик. Где лимончик? – вот лимончик. (Жует) Учила, а я ей, говорил: – «Вася, народу президент нужен, а не историк и поэт. Не за то выбыралы, Вася». Почему Вася? – вопрос. (Жест) Учила, а я запоминал только: «Як то кажуть…» Дальше – всё – тупик – белый лист, черный дым, стена и сплошные маты... А неззя… нель-зля народ плохому учить, они и так там… (Жест) Ковть! За народ!... шоб ты здох. Как гриится… (смотрит в ладонь): «даль-ше под-ста-вить… сло-во подставить». Какое слово? Что они мне тут пишут? Слово. Какое слово? Какое слово я знаю? Может это?… про это?… ну про… Как иво? Хух. Сплошное какиво. Сплошное оно, ибо... (Жесты) Я больше по цифрам... ибо профессор… с двумя «С»… даже с тремя… тремями. (Задумывается. Пауза. Жест) Да. С двумя «Ф» и тремя «С». От слов: Самый Сильный, Сообразительный и Синий. С пятью. Ю. (Жест) Синий не подходит… ит. (Икает. Зевает. Смотрит в ладонь. Задумывается) И вот сидит он там… скучает за страусами… вспоминает как рассказывал им, что это не он грабит страну, а так получается, а он хочет как луч-ше. И они верили. – Мне даже птицы верили, а ты говоришь народ. Какой народ? Кто их видел? Ты видел эти лица? Ты видел эти руки? Чернь. Элита. Холопы. Чернь. Все – чернь. (Трясет кулаком) Вот где они у меня все были! На коленях ползли ко мне с конвэртамы и мэшкамы… волокли. Развращали меня. Уставал. Еле до церкви доползал. А они всё тянут, прут, ползут… а я их – этих хищников, ули-гули, с руки кормлю... Ага. Красота. За то и любили… Лю-блять. (Жест) Думаете, кто их всему учил? – Вы царь-батюшка, – кланяются все. – А кто их учил по пенькам скакать? – А кто вас всё время пэрэмагал? А? А это значит, шо? – Шо у вас еще сильная и нага! – кланяются все, – сильная и справедливая. Сильная нага – всему голова. Афоризм. Нада запомнить. Рука. – У меня сильная рука? – Сильная, – чуть не плачет лакей, – очень. – Очень, – кивает охрана, – очень. (Ломает ручку) – А так? – Так вообще… – шепчет прислуга, – теперь опше-е-е… (Жест) Дальше сплевывает в ладонь лакея лимон… разрешает доесть… и идет в опочивальню думу царскую думать… копать. По ходу приказывает всем охранять его. – Понабирали скотов. (Жест) Дальше, потому что тут всё моё, писает под дерево и уходит... (Задумывается) Да.