Времена  -  2

-- Костя учился в ВУЗе. Тогда все дети номенклатурных работников учились в ВУЗах.
-- Конечно, у мамы-папы «бабла» чемоданами. Чего не в вышке не светиться? Не тусоваться с такими же мажорчиками?
-- Нет, он учился бесплатно - государство институты содержало.
-- Бюджетником, что ли, Костя числился?
-- Считай, что так. А поскольку папа его был человек проверенный по линии партии, то и Костю пристроили по этой же линии – секретарём ВЛКСМ. Так вот, на третьем курсе Костя взбунтовался. Мол, не хочу на третий год оставаться секретарём комсомольской организации. Переизбирайте меня. И срочно. У меня любовь и все дела. Мне некогда ваши взносы собирать и субботники устраивать. Отдохнуть от этих ваших игр хочу.
-- Молоток! Девочки ждать не будут!
-- Ну, конечно, придумали срочное комсомольское собрание, и давай его прорабатывать. Что значит – «игры»? Что значит – «не хочу»? Тут ему и папу партийного припомнили, и про маму не забыли. А Костя «закусил удила» и ни в какую! Нет и всё!
-- Во, даёт! Серьёзный чел! Такую смуту устроил!
-- В те времена такие взбрыки не прощали. Навалились на Костю всей солидностью организации. Слово за слово и Костя перед собранием однокурсников бросил свой комсомольский билет на стол, показал фигу секретарю городского комитета комсомола и хлопнул дверью аудитории.
-- Не захотел, значит, под ихний трек рэп топтать? Респект ему!
-- Не захотел. Мало того, утром встал возле входа в институт с самодельным плакатом «Имею право не быть комсомольцем». И целый день простоял. Никто его не трогал и даже однокурсники не подходили.
-- И всё?
-- Нет, конечно. Система такое не прощает - из комсомола его турнули. Через неделю декан показал документы, по которым оказалось, что Костя стал зачинщиком коллективной драки в холле общежития института. Разбил зеркало, поранил осколком вахтёршу, и в пьяном виде орал непристойные песни. Оправдываться и рассказывать декану, что в "общагу" институтскую с самого начала занятий даже не заходил, было бесполезно. Факт дебоширства был подтверждён свидетельскими показаниями однокурсников и заявлением вахтёрши в милицию. Из института его отчислили, и внесли в чёрный список.
-- Чёрный список? А что это за маза? Врагов фиксировать?
-- Да, почти так. Негласный список неблагонадёжных людей. Люди из этого списка в продуктовый магазин грузчиком и то не всегда могли устроиться, а о дальнейшей учебе в ВУЗе и речи не могло быть.
-- Сурово! И что дальше?
-- А дальше Людмиле Михайловне объяснили, что занимать такой высокий пост в лаборатории она больше не имеет права. Пусть научится воспитывать своих детей, а потом людьми будет руководить. И даже уборщицей её оставить здесь не могут - всё-таки, допуск к государственным секретам лишь бы кому с неблагонадёжной репутацией доверять нельзя.
-- А с папой что?
-- Павла Петровича перевели в токари третьего разряда на том же заводе. Но за десять лет у руля партийной организации завода он потерял квалификацию: план не выполнял, начал пить на работе, и его уволили по тридцать третьей.
-- Тридцать третья - что это?
-- Это номер статьи из Кодекса законов о труде. Увольнение за прогулы, за пьянку и прочие нарушения трудовой дисциплины. Жили они в ведомственной квартире, от завода. Отца с завода уволили и их попросили освободить помещение.
-- Куда? На улицу?
-- Нет, на улицу, как сейчас, тогда не выгоняли. Без шума и скандалов с милицией и ЖЭКом из просторной, специальной квартиры переселили всю семью в комнату общежития в пригороде.
-- И всё?
-- Ну, да, всё! Жизнь, считай, закончилась - ни достойной работы, ни жилья, ни возможности продолжать учёбу.
-- Да уж – мрак! Старик! А ты откуда это всё знаешь с такими подробностями?
-- Ах, да! Я же не представился. Константин Павлович.
-- Тот самый Костя?
-- Да, тот самый.
-- Ну и ужасы вы нам рассказали, Константин Павлович! Вот это были времена! Жуткая жесть!
-- Ужасы? Нет, парни, это ещё не ужасы – это такая жизнь. Вот настоящий ужас в том, что когда-то заслуженная учительница сейчас доедает перед пенсией последний пакет пшёнки. И на улицу выйти не может потому, что ноги больные. И врачи скорой помощи к ней отказываются приходить потому, что полгода лифт не работает, а она живёт на девятом этаже. И живёт совершенно одна. Дети про неё забыли. Родственников нет. Вот так и догнивает в своей однушке одна, одинёшенька. Вот это настоящий ужас!
-- Так время сейчас такое. Теперь каждый за себя!
-- Вот и я говорю – времена – они разные, а люди должны оставаться людьми. И, если бы я тогда не начал выпендриваться со всем запалом молодёжного максимализма, а хорошенько подумал своей головой, то и мама, и папа дожили бы свою жизнь в "шоколаде", безбедно. А я сейчас руководил бы каким-нибудь банком или холдингом, как и все бывшие комсомольские вожаки. Но, к сожалению, история не признаёт сослагательного наклонения! И все эти "если бы" не возвращает. Спасибо за сигаретки, ребята. Пойду я...

…………………………………………
Картинка