А мы просились все в Афган

Командир роты посмотрел на меня так, словно я полный идиот.
-- Опять? Я же сказал уже один раз — каждый занимается своим делом, и не лезет туда, куда его не просят, - кап.три встал, отвернулся к окну, что-то буркнул себе под нос, повернулся и медленно порвал листок на мелкие части. - Матрос! Крууугом! Шагом марш из кабинета!
Я развернулся и вышел вон. А потом было построение роты и получасовая лекция о том, что если мы сюда попали, значит так нужно Родине. И никакие заявления и просьбы рассматриваться больше не будут. И чтобы впредь неповадно было делать такие дерзости — будет нам небольшая, но запоминающаяся война, раз уж так хочется.

И понеслось! Каждый день марш-бросок на три километра, а потом мордой в пыль и на кулаки, отжиматься. А потом… Короче, больше никто не ходил и не писал заявления, чтобы его отправили в Афган. А мы так хотели! Мы же моряки, как без нас? Помочь братишкам надо. А еще через пять месяцев мы поняли, что не Афганом единым война зиждется.

Из учебки всех раскидали на разные флота, кто-то на ТОФ попал, кто-то на Балтике остался, а меня и еще нескольких на ЧФ отправили. Когда с ребятами прощались, многие шутили, что едем на курорт. А ведь и правда? Настоящий курорт! Евпатория, сентябрь, красота! И вот наше новое место службы — бригада кораблей, которых на флоте все называют «альбатросы». Хотя они и белые, но на птиц совсем не похожи. Да и на боевые корабли не очень. Обычные китобои. И названия обычные. И народ, с первого взгляда, на них обычный: такая же флотская форма, такие же береты и прогары. А мы в гадах. Это такие флотские ботинки на шнуровке. На корабле не положено их носить, потому что тяжелые и ко дну утянут, пока их расшнуруешь. Это нам так боцман объяснил, когда менял их на прогары. А прогары это такие берцы без шнурков, имеющие сбоку вшитую резинку. То есть когда нужно в них быстро впрыгнуть, то раздвинул в стороны верхнюю часть и без проблем уже в них. И побежал по тревоге. Так же легко из них и выпрыгивать. Удобная вещь! На флоте вообще одежда удобная, хотя многие и плюются поначалу, потому что не знают, как правильно надеть штаны. Проблема в том, что на них нет привычной ширинки, и незнающий человек не понимает, с какой стороны правильно в них влезть. Но потом «клапана» становятся настолько привычными, что обычные брюки с ширинками неохота надевать. Так же и с верхней частью — фланкой. Это рубаха без пуговиц, с небольшим воротничком, поверх которого еще и гюйс пристраивается. Надеюсь, про гюйс не надо объяснять? А на голове берет. Из такой же хб материи, как и роба…
Робой называется рабочая одежда, про которую я только что рассказал вам. Вообще на флоте очень много специфических терминов, и если я не стану адаптировать свой рассказ под нормальный язык, то не служившие в ВМФ ничего не поймут. Поэтому буду стараться как можно меньше вставлять флотских слов, или, если это будет необходимо, то коротко объяснять, что подразумевает то или другое слово или выражение. Итак…

Вот он - настоящий боевой корабль. Пусть и не «боевик», ощетинившийся мощным вооружением, но и не скромный трудяга буксир, а тот, кого враги всегда мечтают загнать в чужие тер.воды и взять в плен. Такую головную боль мы им доставляем, что, лишь завидя нас на горизонте, авианосцы меняют курс. Со всем своим караваном. Вот такие мы белые и пушистые. А с виду обычный китобой. Но про это я вам расскажу позже, а пока об Афгане.
Не знаю, как сейчас, но раньше большинство призывников рвалось в «горячие точки». Хотелось испытать себя в бою, раз уж попал на службу. И редко кто прятался от трудностей. Хотя были и такие. Всеми правдами и неправдами старались остаться старшинами в учебках или «пригреть задницу» на какой-нибудь лодочной станции. Но об этом тоже потом, сегодня про Афган.
Попав на корабль, я понял, что боевые службы бывают не только на суше, но и в море. И по своей сложности и опасности они ничем не уступают прямым боестолкновениям. Да это и была война, со своими хитростями и уловками, с потерями и победами.
То, что делали мы, когда-нибудь будет взвешено на весах истории, но это случится не скоро, может быть и не в моей жизни. Когда наш корабль через месяц после моего приезда из учебки отправлялся в Дальний Поход, весь экипаж построился на баке в парадной форме, и я увидел на груди у многих совсем не юбилейные медали, а у некоторых даже Ордена Красной звезды.

А ночью мы вышли в море. В шторм. Шесть балов. Вы когда-нибудь попадали в шторм на китобое? А вахту несли в гидроакустическом посту? Нет? Шесть балов это пятнадцать метров вверх и пятнадцать вниз, а потом снова, а потом еще раз, и так постоянно. Всё, что не закреплено — давно разлетелось по углам и перекатывается туда-сюда. А ты летаешь вверх и вниз и успокаиваешь себя мыслью, что космонавтам еще труднее.
А через два часа тебе докладывают, что вахту закрыли и нужно покинуть пост и идти в кубрик. Правда часть пути придется пробежать по верхней палубе, ибо гидроакустический пост находится на баке, а ближайшая спасительная дверь на шкафуте. А еще с непривычки тошнит как с дикого перепоя, а в голове именно то состояние полного упития «паленой» водкой. И ножки слабенькие, и ручки не слушаются. И выходишь на палубу, а со стороны носа накатывает вал воды, и дикий ветер срывает пену с ревущих черных гор. Не понятно, дождь ли, брызги ли, или все вместе.
И вот ты выбрал момент, когда кораблик вползает на хребет волны, и, неловко перебирая разъезжающимися в разные стороны прогарами, несешься, что есть мочи к заветной двери. И ровно на полпути подсознательно чувствуешь, что сзади тебя догоняет огромный зверь, готовый проглотить тебя и утащить за борт. И едва ты задраиваешь за собой дверь, как слышишь стон и скрежет перекатывающейся по палубе и сдирающей краску с переборок свинцово-тяжелой черноморской воды. И, облегченно выдохнув, вспоминаешь про свое заявление с просьбой отправить тебя в Афган. И это уже кажется смешным. Потому, что каждому — своё. И если написано на роду повоевать, то обязательно повоюешь. Не там, так в другом месте. У каждого своя война. И свой Мир. И шторм продлится еще два дня. Шестибалльный. С короткой волной, к которой трудно привыкнуть.
А потом будет построение на баке и «разбор полетов». И смех команды, когда один из молодых матросов попросит высадить его на берег, потому что второго шторма он не переживет. И будет Босфор, и крейсер «Слава», на полных парах летящий к нам на помощь, чтобы прикрыть от оборзевшего фрегата, нарывающегося на скандал.
И будет БДК, срезавший аса, воевавшего во Вьетнаме, и будет много чего, о чем нельзя рассказать. И будет возвращение в родную базу. И награждения. И отпуска.
И будет четкое осознание того, почему выходя в Дальний Поход, все корабли играют не учебную, а боевую тревогу. Там все по правде. Море не любит трусов. И не прощает ошибок.

Так что после возвращения из похода у меня не было больше желания писать рапорта с просьбой отправить куда-нибудь в самое пекло. Оно и в море пекло. Еще какое. Но не все об этом знают.