У депресии нет лица

В юности я считала депрессией - невозможность справиться с горем. Когда ушёл кто-то самый родной и близкий. Нет сил признать, что больше ничего не вернуть и не исправить. Нельзя попросить прощения, нельзя наверстать упущенное. Кровоточащую пульсирующую рану сменяет чёрная равнодушная пустота, которую, кажется, никогда не заполнить. Это депрессия. В моём мире у неё было лицо и оно было таким.

Депрессия была у бабушки, когда однажды ночью дед громко вскрикнул сквозь сон и больше уже не проснулся. Сперва она плакала. Плакала каждый день и дни напролёт. Она кричала. Она приходила в бешенство, когда кто-то смел жить дальше, не вспоминая о нём каждую минуту. Потом она просто легла. День за днём она лежала молча, отвернувшись лицом к стене, отказываясь жить без него. Это было отчаяние. Это была ярость. Это была беспомощность. Это была депрессия.

Но однажды мне позвонила подруга и сказала, слушай. Слушай, я не знаю, как тебе это сказать. В общем, Миша вчера спрыгнул с моста. В этот момент у меня были гости, мы выпивали и веселились, трубку я взяла хохоча. Дальше помню плохо, пришла в себя, сидя в дверном проёме, крепко прижав к уху молчащий давно телефон, а в лицо мне кричали, что? Что случилось? Почему ты молчишь?!

Миша выглядел не просто человеком, у которого всё в порядке. Он буквально олицетворял собой благополучие и радость жизни. Он всегда шутил, даже когда это было не совсем уместно, он любил розыгрыши, он корчил дурацкие рожи на фотографиях, постоянно рассказывал смешные истории. Он был лёгким на подъём и говорил, что «всегда за любой кипиш». У него были друзья, много друзей. У него были чудесные родители. У него был любимый кот. У него были молодость и здоровье. Он любил книги и музыку, писал стихи и ходил в походы, собирал коллекцию холодного оружия. Он собирался стать великим сценаристом и написать ТУ САМУЮ ИСТОРИЮ. Хотел большую семью. Но вместо этого утром, в последний день весны, он встал, оделся, вышел из дома, взошёл на мост высотой 32 метра и шагнул в никуда.

Помимо оглушающего горя нас всех, его родных, близких и друзей, объединяло ещё одно чувство — растерянность. Никто не мог поверить, что Миша сделал это добровольно, ведь у него не было на это ни одной причины. Строились страшные и нелепые версии. Секта! Несчастная любовь! Наркотики! Долги! Может быть его кто-то столкнул? Это продолжалось недолго. До тех пор, пока полиция не объявила о предсмертной записке. Тогда мы стали его винить. Мы говорили, да как же он мог?! Как он мог бросить папу? Как он мог не рассказать нам, ведь мы бы помогли! Мы бы остановили! Мы бы обняли его в десятки пар рук и защитили от всего! Признать, что он сделал это сознательно, признать, что он не виноват, означало расписаться в собственном бессилии. В том, что мы просмотрели, как болезнь сожрала его изнутри, не оставив выбора. Мы оказались слишком заняты. Слишком молоды и слишком счастливы. Слишком беззаботны и слишком озабочены своей жизнью. Мы не видели монстра раньше и не смогли распознать при встрече, потому что у депрессии нет лица. Не будьте как мы. Присмотритесь к своим близким.

Фото: pixabay.com