Путешествия одной пани из Гданьска в Калининград.

У водителя автобуса Гданьск-Калининград такие большие седые усы во все стороны. Он нас всех оглядывает и очень-очень строго спрашивает:
«Прям щас мне скажите, такс фри кто-то собирается оформлять?».
«Украинцы есть?» - не услышав ответа, задает следующий вопрос.
«Иностранцы?», - он водит глазами по салону автобуса и его усы шевелятся при этом.
Кто-то робко тянет руку с дальних мест.
«Я», - раздается тихий мужской голос.
«Так, откуда вы?», - спрашивает водитель и кажется вот-вот у него в руке появится как минимум лампа, как максимум — паяльник.
«Я — поляк», - тихонечко говорит мужчина.
«Кто? Кто поляк?», - вдруг соскакивает с места прямо передо мной пожилая пани.
Она держится пальчиками за спинку сидения и пытается высмотреть поляка.
Пани похожа немного на Меркель, только красивее, и еще немного на мою школьную учительницу по биологии. Она чуть больше 1,5 м ростом, в черном пальто с капюшоном, ей около 55, может быть, 60. На шее, которой почти нет, несмотря на ее щуплое телосложение, тонкий черный шарф петелькой.
«Дамочка, вам-то что», - сурово смотрит на нее водитель.
«А я … я тоже.. поляк!», - уверено на русском с польским акнцентом заявляет огромному усатому водителю пани.
«Господи! Ну, а молчите-то чего! Я же спрашиваю — есть иностранцы? А потом все удивляемся, что так долго стоим на контроле», - водитель закатывает глаза. Очень громко вздыхает. Уходит. Хлопает дверью. Курит. Садится за руль, наконец.
Пани оборачивается, просовывается между креслами. Пытается разглядеть, где поляк.
Автобус трогается.
В дороге кто-то достает огурец. Им вкусно пахнет на весь салон. И слышно хруст.
Мысленно благодарю бога (в т.ч. католического, пока едем по территории Польши) за то, что этот кто-то ест огурец, а не чебурек или, например, курицу.
За 10 минут до границы автобус останавливается. Заходят две тяжелых русских женщины с тяжелыми же сумками и, полагаю, такой же судьбой.
У одной прозрачные синие глаза и темно красные волосы, торчащие из-под берета. У второй отросшее мелирование. У обеих пуховики как стеганое одеяло.
В пакетах несколько упаковок туалетной бумаги (в тех, где видно) и что-то гремит (в тех, что как клетчатые сумки из 90-х, только с рисунком Луи Витон).
Женщины ищут места по билетам. Автобус полупустой. Слышу как они пробираются, сумки, в которых не видно и гремит, с трудом пролазят между рядам. Считают по головам:
«Третье-четвертое, седьмое-восьмое, где-то тут должны быть наши места», - говорит одна.
Закрываю глаза и приоткрываю рот. Делаю вид, что сплю, потому что вдруг я на их местах сижу.
«Посмотри-ка, Свет, а тут девушка на наших местах спит!», - кричит одна другой где-то очень близко ко мне. И очень громко.
Я открываю рот посильнее.
«Да сядьте на любые другие места!», - пожилой мужчина с завитушками волос вокруг лысины говорит им строго.
«Дрыхнет, точно», - констатирует одна из женщин и садится на любые другие места.
Автобус снова трогается.
На границе при польском контроле мужчина с тонкими ногами, круглым животом и редкой бородой требует такс фри.
«Господи, ну, я же спрашивал! Спрашивал же всех! Скажи мне еще теперь, что ты иностранец и вообще молодец», - вскрикивает водитель. Он машет руками и усы снова нервно дергаются.
Мужчина с такс фри бегает от одного здания к другому.
«Куда, ну, куда ты пошел!», - кричит ему в окно водитель. - «Все, время вышло! Сюда иди, говорю. Что за люди-то, что за люди».
Мужчина с животом бежит назад в автобус без такс фри. Что-то приговаривает себе под нос. Злится на водителя. Водитель злится на него.
На российском контроле все выходят из автобуса с вещами. Очередь делится на две: в туалет и собственно на контроль.
Пани ест булочку.
«Извините, а у вас есть телефон?», - спрашивает она русских женщин с тяжелой судьбой.
«Есть, а что?», - те смотрят на нее с подозрением.
«А вы не могли бы вызывать мне такси? Потом. У меня нет российского номера», - говорит она.
«Ааа поможем, поможем, вызовем», - говорит мелированная.
Женщина в берете толкает ее в бок локтем:
«Ты чо. Поможем, поможем… а потом стоять с ней ждать что ли, когда машина приедет? Пусть ищет идет! Там стоят!», - говорит она строго и смотрит своими прозрачными глазами на всех по очереди: на глупую подругу, на пани и на меня. Зачем-то на меня.
Мелированная женщина с перепугу даже начинает махать головой в разные стороны:
«Да, да, стоят такси, мы вам покажем», - говорит она пани.
Та отвечает:
«Ну, ладно, если стоят», - смотрит куда-то в сторону.
Женщины с сумками уходят вглубь контрольного пункта.
«Пани не хочет воды?», - вдруг обращается к ней (на польском) мужчина немного за шестьдесят в кепке, на которой должен быть якорь, но его нет.
Он тянется к своему чемодану за бутылочкой.
Пани вдруг неловко смеется. У нее крошки на лице. И она смешно хлопает круглыми глазами.
«Пан говорит по польски?», - спрашивает она его (на польском) и в голосе даже слышно игривость .
«Немного говорю, но не очень хорошо.… Так, пани хочет воды?», - переспрашивает мужчина (на польском). У него худощавое и немного отвисшее вниз лицо. Слишком большой нос, говорят, что нос и уши растут всю жизнь. Он улыбается.
«У меня есть в автобусе своя», - гордо говорит пани (на польском). Одобрительно кивает. - «Но спасибо».
Отходит от него.
Он смотрит ей вслед грустно.
Нас наконец-то возвращают всех в автобус. На улице начинается дождь.