Оливье

    Вечер тридцать первого декабря; подмораживает, тротуары присыпает снегом. По слякотным улицам бегут с работы люди, чтобы успеть заскочить в магазин и закончить последние приготовления к празднику. Макар Иванович Груздев, сорока семи лет, в старом пальто, спешит и шагает вместе со всеми, задумавшись, смиренно смотрит под ноги. Кто-то грубо толкнул его в плечо.
    — Эй, старик! Смотри куда идёшь. Чего толкаешься, — громко возмутился молодчик с нескрываемой улыбкой.
    — Да… Прости, — приниженно ответил старик, а обидчик, довольный собой, переглянувшись со своими дружками, пошёл дальше, рассказывая скабрёзные анекдоты.
    Макар Иванович вздохнул и зашагал своей дорогой, пожмакивая несколько купюр в кармане. А что же, сейчас много не получишь, стоя за станком, хоть будь Стахановым. Большего старые мозги не позволяли. Макар Иванович Груздев в школе никаких звёзд не хватал и поступил в ПТУ, которое окончил техником по эксплуатации промышленного оборудования. Так что на какую-либо прибыльную работу в наше время ему было не претендовать. За своим низкооплачиваемым станком Макар Иванович не продвинулся дальше третьего разряда, хотя и выполняет всё очень старательно. Даже на маленькой фабричке, чтобы стать мастером или начальником, нужна какая-нибудь смекалка и немного хитрости. Ни того ни другого у него не было, а были добродушие и детская доверчивость. На работе над ним, бывало, незло подшучивали, но всё же любили и уважали за выслугу лет. Обиднее было, когда обманывали в магазине, и уж совсем, когда попадался какой-нибудь шарлатан на улице. Будто бы второй подоходный налог, в их карманах оседала часть зарплаты Макара Ивановича. Не смотря ни на что, к этой черте характера любящая жена относилась снисходительно, даже жалостливо.
    Уже зашло зимнее солнце, зажглись уличные фонари. Как обидно, что приходится поздно возвращаться с работы в такой день, хорошо хоть начальник наконец-то выдал новогоднюю премию, которую каждый год задерживает до последнего.
    Перебирая жалкие бумажки в кармане, Макар Иванович подумал о своём взрослом сыне. Окончив школу, он уехал поступать в столицу и кое-как получил диплом политехнического института. Теперь же Владислав Макарович обзавёлся женой и вовсю держится за свою работу. Мечтать о приезде сына на Новый год домой нечего, ведь значительная часть его семейного бюджета уходит на аренду жилья, а ещё нужно выжить при жестоких столичных ценах. От этого воспоминания Макар Иванович как-то погрустнел.
    Он зашёл в свой двор. В провинциальном городишке ещё не все магазины, даже самые мелкие, заменили модными супермаркетами; Макар Иванович подошёл к грязноватому прилавку.
    — Здравствуйте. Пожалуйста, две буханки серого хлеба… двести грамм сыра… триста грамм… «Докторской»… ага… и бутылку «Советского» шампанского, — как-то даже торжественно завершил он.
    — С вас столько-то. Пакетик надо? — потребовала обрюзгшая продавщица.
    Вот так просто, значительно опустел кошелёк Макара Ивановича. Он обычно пересчитывает сумму после покупки, и, выйдя из магазина, думал: «Так… Вроде же колбаса дешевле должна быть. И сыр тоже…» Не первый раз его обвесили. Макар Иванович слишком доверчивый, а если и проверяет, то всегда после. Но сегодня-то праздник, и он вспоминает, для кого купил шампанское — такой редкий гость у них на столе — для своей жёнушки, Марьи Алексеевны. Весёлая, неунывающая, она подбадривает Макара Ивановича, даже когда её нет рядом.
    Кто-то его окликнул:
    — Какие люди! С наступающим, Макар Иванович.
    — С наступающим, Антом, — радостно ответил Макар Иванович. Он встретил своего школьного товарища и брата по сходной судьбе — Антона Герасимовича, который во многом, удивительно точно, повторил жизненный путь своего давнего друга. Их отношения отличались взаимопонимание и обоюдным сочувствием невзгодам жизни.
    — Вижу, ты закупился к празднику, — улыбнулся Антом Герасимович, указывая на горлышко бутылки, выглядывавшее из пакета.
    — Да, да, — похвалился Макар Иванович. — А ты уже домой идёшь?
    — Как иначе, нужно с салатами помочь.
    На том и попрощались, разошлись каждый в свою сторону.
    Ни одного ребёнка на детской площадке у дома не было, хотя погода для снежков подходящая. «Наверное, дома стишки повторяют», — про себя хихикнул Макар Иванович. Он вошёл в подъезд, поднялся на пятый этаж и открыл двери своей квартиры. Пока он разувался, жена его услышала и крикнула из кухни:
    — О! Макар, ты пришёл. А я уже сварила морковь и картошечку.
    — Привет. Я докупил продуктов, — зайдя на кухню, ответил Макар Иванович и поставил пакет на стул.
    — Ого, шампанское! Спасибо! — Марья Алексеевна поцеловала мужа в щёчку.     — Выпей чаю пока. — Она поставила чайник на огонь. На плите также стояла кастрюля с овощами, в другой варилась картошка для пюре, а в маленькой закипала вода для яиц.
    За чаем они рассказывали друг другу о мелких происшествиях на работе, о смешных или странных людях, увиденных на улице, иногда вспоминали о прошлом. В общем, ничем не примечательная беседа обыкновенной семейной пары.
    Марья Алексеевна, тогда ещё Кузнецова, окончила школу с серебряной медалью и поступила в педагогический институт. Может быть, виновато не меньшее добродушие, чем у будущего мужа, но по окончании вуза она так и осталась на долгие годы обыкновенной школьной учительницей. На её уроках детки всегда шалили, но удивительно проникновенно чувствовали меру и никогда её не превышали. Так что, хорошее отношение на работе Марье Алексеевне было обеспеченно. Но как всегда в таких случаях, были и недоброжелатели, которые пакостили просто из злого упрямства. Бывало, она возвращалась домой и бросалась рыдать, и тут уже муж её утешал и восстанавливал врождённую любовь к жизни.
    Попив чаю, Груздевы уселись нарезать ингредиенты для салата «Оливье». Пускай и кажется, что это дело пустячное, но занимает изрядно времени: нужно более-менее ровными кубиками накромсать картофель, морковь, вареные яйца, соленные или маринованные огурцы, мясо или колбасу (тут дело вкуса), а также добавить мелконарезанный лук и консервированный зелёный горошек, после заправить обильно майонезом — благодетелем русский кухни — и тщательно перемешать. Но для двоих это уже не такая сложная задача.
    — Знаешь, сегодня говорила с «девочками», и Александра Кондратьевна (почтенная старушка, у нас историю преподаёт), она сказала, что салат «Оливье» был придуман одним французом, чтобы угодить русским дворянам. Поэтому он намешал в нём всё, что любят дворяне: рябчиков, икры, говяжий язык… Выходит, «Оливье» должен состоять из того, что мы больше всего любим! — весело закончила Марья Алексеевна и добавила: — Если хочешь, то не будем добавлять горошек.
    Макар Иванович не дослушал предложения про горошек. Ещё до того он как будто оцепенел, смотрел в одну точку, о чём-то думая. А думал он о Марье Алексеевне, своей любимой жёнушке. Он женился на ней тридцать лет назад. Никогда и ни в кого Макар Иванович так не влюблялся как в Марью. По истине — она была его наибольшей любовью!
    Марья Алексеевна вывела его из раздумий:
    — Эй, Макар! Ты что, не слушаешь?
    Макар сжал большой нож, которым нарезал картофель; по его руке прошла лёгкая дрожь. Резким движением он вонзил нож в грудь Марьи Алексеевны Груздевой. Она не то ойкнула, не то пискнула, недоуменно посмотрела на мужа, и её тело оползло на стуле. Макар усадил ровнее мёртвую Марью Алексеевну, голову и руки положил на стол. Он вырезал полоски мяса со спины, старательно нарезал кубиками и обжарил на подсолнечном масле. В салате уже были все овощи, яйца. Макар добавил мясо жены — консервированный горошек решил не добавлять — обильно залил майонезом и перемешал. Он попробовал салат на вкус и после досолил его. Делавший всё это убийца и глазом не повёл, ни один мускул его лица не дрогнул, словно он стоял за станком и вытачивал очередную деталь.
    Салат был завершён, больше нельзя ничего добавить, а что делать с телом, Макар не знал, поэтому, немного поразмыслив, он положил его в ванную, чтобы не замарать любимую скатерть Марьи Алексеевны.
    Стрелки часов понемногу подходили к верхней точке; Макар накрыл цветочной скатертью старый журнальный столик перед диваном в гостиной, снёс все блюда, а также украшение любого российского праздничного стола — салат «Оливье». Кинескоп дряхлого советского телевизора показывал Президента, значит, и этот год был тяжёлым, но мы справились. После двенадцатого удара курантов Макар осушил один бокал шампанского, второй стоял нетронутым. В компании выпивающих, поющих и чему-то радующихся звёзд отечественной эстрады Макар ест салат и тихо плачет.