СОСЕД

Каждый перелет для Евы – в тягость. Она не боится высоты. Всю жизнь снимает квартиры на верхних этажах – оттуда закаты ярче. Но самолёт! Как только он отрывается от земли, Ева превращается в кусок горячего пластилина. Не пьёт, не хватает никого за руки, не орёт: «Выпустите меня». Просто выключаются органы чувств. На этот раз рядом с ней уселся бодрый румяный старичок лет 80, весь взъерошенный, напевающий что-то про себя. Сосед утвердился в кресле и повернулся к Еве:

• Далеко летите? – и захихикал.
  Ева вздохнула и промолчала.
  Самолёт покатился по взлётной полосе.
• Да вы не обижайтесь, - сказал старичок. – Я просто волнуюсь – первый раз.

Ева ответила, чтобы забыть о пластилиновом привкусе во рту.

• Первый раз?

• Ага. Всё как-то, знаете, поездом. А тут, думаю, дай попробую. Слыхал – интересно.

• Что же тут интересного?
  Старичок изумлённо взмахнул руками.

• Да вы что?! А высота? А облака? А чудо техники?
  Ева закрыла глаза и подумала: вернусь в Москву – брошу Андрея. К чёртовой матери. Даже смс не прислал, не спросил, успела на рейс или нет. Самодовольное чудовище.

• Знаете, я ведь до пенсии физруком в школе был, - не унимался старичок. – Павел Семёныч меня зовут. А вас?

• Ева.

• Очень приятно. И вот был у меня один пацан там, Костик – всё лётчиком стать хотел. А сам – ни подтянуться, ни прыгнуть как следует – ничего не умел. Слабый был, с сердцем что-то. Я матери говорил: сделайте вы ему освобождение, чего он тут – ни себе, ни людям? А она мне: его это унизит. Кое-как до выпускного дотянул. А потом пошёл в авиационное. Упрямый. Ну, его там развернули, конечно. Он прям на лавке возле института и умер. Инфаркт в 17 лет. От судьба, да?

Самолёт стал набирать высоту, и Ева поморщилась: начинается.
Павел Семёныч отвернулся к окну, достал обшарпанную расчёску из кармана, причесался.
До Евы через пластилиновые слои с опозданием пробрались его слова.

• Как умер?
• Ну, вот так. Очень летать хотел. Хороший мальчишка, слабый только. Тело не то ему досталось, так бывает. Внутри – громадина, а тело мешает. Да.

Помолчали.

Ева покачала головой на предложенный стюардессой стакан воды.

• А я возьму, - потянулся Павел Семёныч. – Дают – бери, принцип у меня такой.
  Ева улыбнулась.
• А если не то дают?
• А если не то дают, значит, заслужил, старый дурак. Бери и делай выводы.
• А если человека не того дают?
  Собеседник внимательно оглядел Еву, посерьёзнел сразу.
• А человеков никому не дают, дочка. Человеки – они сами по себе. Сталкиваются иногда лбами, навигация у нас умная, знает, кого с кем сталкивать, - а тут вот сядь и подумай: для чего мне эта шишка на лбу? То-то.
• Я не верю в судьбу, Павел Семеныч. Чепуха всё это. Вы извините, конечно, у вас больше опыта, я понимаю. Но больно уж простое объяснение.
  Павел Семёныч достал из портфеля фотографию, вручил Еве.
  На снимке было двое. Молодые, красивые, влюблённые. В парне Ева узнала соседа.
• Жена?
• Юленька. Пять лет как нету.
• Простите.
• Да брось. Вот уж чего не понимаю, зачем прощения просить за то, что кто-то на тот свет ушёл. Ну, ушёл. Не так уж и далеко.

Бесстрастный командирский голос предупредил пассажиров: приближаемся к зоне турбулентности.

• Она слепая была. Вот ты мне скажи, за что такое даётся? Как такое дать могут кому-то? А никак. Толкнули её в меня на улице, вот и всё. Шестьдесят лет прожили. Хорошая она была. Озорная. До конца озорная была. Заснула и не проснулась. Добрый человек ушёл. Легонько, как пушинка. Дунуло сбоку – и всё.

Ева вытащила из сумки салфетки, вопросительно глянула на старика. Тот отмахнулся.

• Это я из-за Костика плакал. А Юлька что – всё, что хотела, увидела. Успела.
• Так она к старости ослепла? – тихо спросила Ева.
• Зачем к старости? Родилась такой.
• А как же она?...
• Ох, дочка. У иных зрение, как у ястреба, а ни черта не видит. Разве в глазах дело?

Еве вдруг стало спокойно, как в детстве под одеялом, когда мама читала сказку.
Самолёт трясло, Ева видела, как девушка в соседнем ряду вцепилась в подлокотники – ногти побелели. Ева задремала.

Очнулась, когда объявили посадку. Павел Семёнович, взмокший, почти голубого цвета, тяжело дышал. Ева испугалась.

• Вам плохо?
• Ничего, - прошептал он.
  Он даже попробовал улыбнуться. Ева увидела в иллюминаторе «скорую» - рядом с трапом. В салон забежали врачи. Ева только сейчас заметила, что стюардессы и пассажиры – всё – смотрят на старика. Она одна всё проспала.

Павла Семёныча бережно уложили на носилки, он взял Еву за руку своей дряхлой – как-то резко постарел за рейс – рукой. Сказал тихо, она еле разобрала:

• А летать, дочка, всё-таки интересно.

Его унесли. Ева опустилась в кресло и разрыдалась.
Позвонил Андрей:

• Ты на месте? Ты чего ревёшь? Я тебя встречаю, балда, сюрприз. Ну, чего ты ревёшь?

Ева шла к выходу, трогая кресла. Здороваясь с ними в первый раз.