Вновь обретённое...
Тяжёлый взгляд выравнивал поля,
И по лесам укладывал деревья...
Дрожала присмиревшая земля,
Предчувствуя вселенские кочевья...
Шафрановыми стали облака,
Оставшиеся травы почернели,
Кровавый месяц, окунем с крючка,
Лупил охвостьем грязные метели...
Бесстрастен был безмолвный василиск,
Но иногда в его недвижном взоре
Внезапно загорался яркий диск, -
И утопал в слезах, как солнце в море!
Давно уже не видел Он людей,
Устроивших жилища в подземельях,
И лишь игрушки праздничных затей
Ещё болтались кое-где на елях...
Никто не знал, что Он вблизи стоит,
Никто из недр не выходил наружу,
Но если б кто-то вышел, - страшный вид,
Скорей всего, сковал бы живу душу!
И это - Он, кто в зеркале небес
Милел к земле под жаркий зов молитвы!
Но в чёрный век из памяти исчез,
Не отвратив от чад смертельной битвы...
Ушло под землю общество людей,
И он остался пастырем пустыни,
В которой после пепельных дождей
Бродили только запахи полыни!
И Он – пришёл на землю, и, босой,
Крича от мук, бродил по пепелищу,
И умывался ядерной росой,
И землю ел, не знав иную пищу!
И постепенно стал, каков сейчас,
Едва дрожащим в шаге в подземелье:
Чудовищем с нездешним блеском глаз,
Способным вызвать лишь оцепененье!
И вдруг какой-то милый мальчуган,
Оставленный вниманию мужчины,
Под небо выполз: там, где истукан
Уже смиренно ждал своей кончины...
Как любопытство детке побороть?
Дитя скорей прогонит прочь тревогу...
«Ты кто такой?» – спросил он.
- Ваш Господь...
Спасибо, что помог... найти дорогу!
