Все пускалось в пляску

Все пускалось в пляску.
Смелые шаги, расталкивания в сторону наклонившихся от своего зимнего запоя ветвей истощенных кустарников.
Дым очередной закуренной сигареты Моны выплеснулся, пощекотав пухлые губы, и хлопнул меня по щекам.
Шаг, шаг, шаг, шаг.
Мона потрясла головой в сторону, полоснув мое плечо серпом своих светлых волос.
Откуда в конце ноября пауки?
Почти, как комета Галлея.
Или когда дни, месяцы и годы можно обозначить одной цифрой вместо трех.
Сегодня, кстати, был тот самый момент, когда они так выстраиваются.
Она хмыкнула, и её острый локоток, кольнув сильнее, прислушался к перкуссионному таланту сердечного органа.
Я высвободил руку, и крепко ухватив её за поясницу, прижался к её губам, втянув распадающееся тепло табачного дыма, льющегося из легких.
Она оставила невидимую борозду на моей небритой щеке своими ногтям, и вжала большой палец в сонную артерию.
Оттолкнула левой ладонью, где её тонкие пальцы душили тлеющую сигарету.
Начинать следует с ладоней.
Уж слишком ты самонадеян.
Надо приструнить в тебе эту сволочь.
Я взяло её под руку, она упрямо поддалась.
Эпитафии проскакивали и гасли, как метеоры, оставляя размазанные белые хвосты, стирая свое существование.
Семен Федосеев Все пистолеты и револьверы СССР и России. Стрелковая энциклопедия
Что-то постоянно копошилась вдалеке от нас.
И если бы не то количество джина, которого стенки моего желудка всосали и бодро гнали по сосудам, меня бы это наверняка смутило и вызвало на порог мистические страхи.
Мертвая поляна, а жизнь кишит-кишит под кожей ноябрьской ночи.
Уже слышен галоп несущихся костлявых коней зимы.
Но она противится этому застою.
Жизнь-жизнь бьется под половицами дряхлыми.
Мы вынырнули на центральную аллею бесстыдно освещенную, обнажающую истощенную красоту поздней осени.
Где-то там в центре самого большого креста на этом кладбище, вопреки другим, расположенное на земле, напрягшись сидел рыжий костел.
Его слабое фасеточное зрение витражных глаз не могло уловить наши силуэты, но своды прекрасно слышали наше хриплое дыхание и бодрые шаги.
Ну что там до него?
Мона посмотрела по сторонам.
Жизнь в ролях
Холодная парусина ночи спрятала её левую половину лица.
Я изучил её мешки под глазами, ленивыми волнами, бьющимися об нежные берега её молочных скул.
Губы вытянулись в сардонической ухмылке.
Обычно пухлые, стали очень тонкими, как линия горизонта, отраженная в холодных водах.
Это образ всего прекрасного, что может преподнести смерть.
Не ужасающее пугало, а чарующий момент, когда такое существо является к тебе.
Восхитительно чарующая освобождающая красота.
Прекрати плести эту чушь.
Я отскочил шутовски в сторону.
Мои руки прижали её к себе.
Она не стала вырываться, но чуждость и полное нежелание проступало через лопатки.
Парфюм, перемешанный в танце с кремированной листвой разбудил мурашки.
Она повернулась и кончиком указательного пальца, впившегося в щеку, отвела мое лицо в сторону.
Делясь своим теплом с каждой мозаикой мрака, мы шли дальше.
Трофейная комната Хели хвасталась своим охотничьим мастерством, но нам было плевать.
Близорукая луна глядела через калейдоскоп вороньих лап не в силах различать нас.
Также слепа, как и костел.
Как твоя Хели прямо-таки.
Между нами, девочками
Нам в данный момент приоткрыта вся её красота.
Она не повернулась к нам пожирающей бездной зеницы черепа.
Мы столько всего можем возвести.
Ты, как только мы здесь очутились, словно свихнулся.
Ведь все этим скупые застывшие лица.
Им никогда не почувствовать, как плазма полощет артерии.
Им никогда не почувствовать сердцебиение.
Они навсегда лишены тепла твоей руки, которое щекочет мою грудь.
Она выдернулась брезгливо отпрянув.
Ласками их обделяют лишь время и черви.
А мы, дьявол ты наш, мы владельцы этого мира, Пускай же завидуют!
В жизнь, в сердцебиение, в тебя, в эту ноябрьскую ночь.
В даже этих покойников.
Потому что я… - Пьян.
Она рассердилась ни на шутку.
Каждый раз, когда гнев прижимал её к себе, она отыгрывалась на мне крепостью хватки и громкими тяжелыми выдохами.
Лай собак заставлял трепыхаться осадок осени на слабых суставах.
И вот уперлись в высокую кирпичную стенку, с выращенными на ней осколками разноцветного битого стекла.
Мона яростно ударила каблуком под дых почву.
Запах сырой земли стал сильнее.
Оглянулась по сторонам и, закурив бессчётную сигарету на сегодняшний вечер громко и уверенно, насколько могла, сказала: - Туда.
Мы еще столько можем успеть.
Ехал Грека через реку
Некоторое время мы брели через бесконечный поток декоративных оград, крестов, безвкусных скульптур, ощущая на спине гаснувшее за катарактой облаков зрение луны.
Мона яростно пожирала своим дыханием хрупкую бумажную плоть сигареты, громко выдыхая прозрачные внутренности.
Они продолжали хлестать мои щеки.
Хвала мраку, она не видела, а не то ночевать мне сегодня на коврике перед решетчатым лифтом.
Через табачное дыхание, смешиваясь в толпе десятки капель, уверенно пробивал себе путь запах сырой земли.
Он становился все навязчивее и навязчивее.
Ибо оставляю я её за воротами комнаты её тщеславия и величия.
Выведу её в неисчисляемые своей дичью охотничьи угодья.
Запах сырой земли и что-то похожее на тление плоти вскружил мне голову.
Ты серп в грудном кармане не припрятал?
Невинным детским смехом хрустят под невидимыми стопами веточки, листья, кости.
Она не знала французского, а может она выругалась, потому что это был очередной тупик.
Да, наверняка из-за этого.
Повернулась на девяносто градусов и опять мы двинулись.
Волочит меня за собой.
Я попытался замедлить шаг, но она упрямо тянула меня.
Дай же мне насладиться мигом.
А. Рахманов Гуси, утки, лебеди
Оказался на аллее, ослепленной щедростью диодов.
В её голосе крупицы восторга, украсившие поверхность злобы пудрой.
Она уверенно двинулась в сторону ворот, которые распахнув свои челюсти, с двумя горгульями вместо глаз голодно подмигивали нам.
Если бы ты могла понять, остаться, насладиться моментом.
Все бактерии сомнений гибнут от их жара.
Аромат её вокруг нас.
Как блестят её клыки, как слепят они.
Почему ты так торопишься опять попасть в круговорот бегающих синапсов, урчащих желудков, скрипящих менисков, разбухающих ноздрей, нескончаемых траффиков слов?
Это место так воздействует.
Но вся эта тишь заставляет слушать себя.
Ведь я тебе показал сторону жизни.
Ведь, когда все замерло, ты ощущаешь, насколько ты жив.Ведь чужая гибель пробуждает волю к жизни.
Запах сырой земли повсюду.
Словно, я сам лежу в гробу.
И сквозь щели в дубовых стенах тянутся ко мне шлейфом ароматы сырой земли.
Десять шагов навстречу раскрытой пасти.
Бесплатный вход, впрочем, как и выход.
И откуда это бесценность?
Отмоем этой сырой душок.
Но не избавимся от осознания, насколько мы живы.
Ворота сверкнули, горгульи усмехались, зная намного больше.
Аромат сырой земли стал невыносим.
Пальцы её крепче сжали моё запястье.
Стиснула крепкими оковами, впиваясь в кожу через многослойную одежду.
Дома на противоположной улице со скорбью в оконных рамках, искаженными в ужасе встретили нас.
Гул городских кипящих котлов.
Я сбросил с лица тень.
Мона, мы вышли в жизнь.
Я повернулся к ней.
Бледная кожа с черными пятнами, украшенными голубыми разветвленным венозными нитками на щеках обрамляли её лицо.
Грязные волосы в клочках мха, бисере грязи и редких украшениях листочков и веточек.
Скулы резали тонкое полотно кожи.