Правдивая байка - 2

Начало здесь


– Костя учился в ВУЗе. Тогда все дети номенклатурных работников учились в ВУЗах.
– Конечно, у мамы-папы «бабла» чемоданами. Предкам не жалко! Чего в вышке не светиться?
– Нет, он учился бесплатно - государство институты содержало.
– Бюджетником, что ли, Костя числился?
– Считай, что так. Тогда детишки таких работников все бюджетниками были.
– Лафа, офкос, таких предков иметь.
–Так вот, на третьем курсе Костя взбунтовался. Мол, не хочу на третий год оставаться секретарём комсомольской организации курса. Переизбирайте меня. И срочно. У меня любовь-морковь и все дела. Мне некогда ваши копеечные взносы собирать и субботники устраивать. Отдохнуть от этих ваших игр хочу.
– Молоток! Гёрлы ждать не будут!
– Ну, конечно, придумали срочное комсомольское собрание, и давай его прорабатывать. Что значит – «игры»? Что значит – «не хочу»? Тут ему и папу партийного припомнили, и про маму секретную не забыли. А Костя «закусил удила» и ни в какую! Нет и всё!
– Во, даёт! Серьёзный чел!
– Это вам сейчас легко так говорить. Вроде как всё можно, что не запрещено. А в те времена такие взбрыки не прощали. Навалились на Костю всей солидностью организации. Слово за слово и Костя перед собранием однокурсников бросил свой комсомольский билет на стол, показал кукиш секретарю городского комитета комсомола и хлопнул дверью аудитории.
– Не захотел, значит, под ихний трек рэп топтать? Респект ему!
– Не захотел. Мало того, утром встал возле входа в институт с самодельным плакатом «Имею право не быть комсомольцем». И целый день простоял. Никто его не трогал и даже однокурсники не подходили.
– И всё?
– Нет, конечно. Система такое не прощает никому, какие бы родители у тебя ни были. Из комсомола его турнули сразу же, в этот день. Через неделю декан показал документы, по которым оказалось, что Костя стал зачинщиком коллективной драки в холле общежития института. Разбил зеркало, поранил осколком вахтёршу, и в пьяном виде орал непристойные песни. Оправдываться и рассказывать декану, что в "общагу" институтскую с самого начала занятий даже не заходил, было бесполезно. Факт дебоширства был подтверждён свидетельскими показаниями однокурсников и заявлением вахтёрши в милицию. Из института его отчислили, и внесли в чёрный список.
– Чёрный список? А что это за маза? У нас в чёрный список номера телефонов вносят, если общаться не хочется. А тогда что? Врагов фиксировать?
– Да, почти так. Негласный список неблагонадёжных людей. Люди из этого списка в продуктовый магазин грузчиком и то не всегда могли устроиться, а о дальнейшей учебе в ВУЗе и речи не могло быть.
– Сурово! И что дальше?
– А дальше Людмиле Михайловне объяснили, что занимать такой высокий пост в секретной лаборатории она больше не имеет права. Пусть научится воспитывать своих детей, а потом людьми будет руководить. И даже уборщицей её оставить здесь не могут - всё-таки, допуск к государственным делам лишь бы кому с неблагонадёжной репутацией доверять нельзя.
– А с Костиным папой что?
– Павла Петровича перевели в токари третьего разряда на том же заводе. Но за десять лет у руля партийной организации завода он потерял квалификацию: план не выполнял, начал пить на работе, и его уволили по тридцать третьей.
– Тридцать третья - что это?
– Это номер статьи из Кодекса законов о труде. Увольнение за прогулы, за пьянку и прочие нарушения трудовой дисциплины. Жили они всей семьёй в ведомственной квартире от завода. Отца с завода уволили и их попросили освободить помещение.
– Куда? На улицу?
– Нет, на улицу, как сейчас, тогда не выгоняли. Без шума и скандалов с милицией и ЖЭКом из просторной, специальной квартиры переселили всю семью в комнату общежития в пригороде.
– И всё?
– Ну, да, всё! Жизнь, считай, закончилась - ни достойной работы, ни жилья, ни возможности продолжать учёбу.
– Да уж – мрак! Старик! А ты откуда это всё знаешь с такими подробностями?
– Ах, да! Я же не представился. Константин Павлович.
– Тот самый Костя?
– Да, тот самый.
– Ну и ужасы вы нам рассказали, Константин Павлович! Вот это были времена! Жуткая жесть!
– Ужасы? Нет, парни, это ещё не ужасы – это такая жизнь. Вот настоящий ужас в том, что когда-то заслуженная учительница сейчас доедает перед пенсией последний пакет пшёнки. И на улицу выйти не может потому, что ноги больные. И врачи скорой помощи к ней отказываются приходить потому, что полгода лифт не работает, а она живёт на девятом этаже. И живёт совершенно одна. Дети про неё забыли. Родственников нет. Вот так и догнивает в своей однушке одна, одинёшенька. Вот это настоящий ужас!
– Так время сейчас такое. Теперь каждый за себя!
– Вот и я говорю – времена – они разные, а люди должны оставаться людьми.
– Константин Павлович! А зачем вы про свою жизнь нам рассказали? Сейчас жизнь другая и халявы такой, как тогда, нет.
– Это правильно! Жизнь другая. А халява как была, так и осталась. Осмотритесь сами. Кто рядом с вами в колледжах и институтах штаны протирает? Такие же, как вы. А что у областных начальников и других выше рангом детей нет? Есть, конечно. И где они?
– Как где? За границей...
– Вот, вот! И я об этом.
– А нам-то что?
– Что вам?.. Каждый на своём месте должен думать головой, а не тем, что ниже спины. И, если бы я тогда не начал выпендриваться со всем запалом молодёжного максимализма, а хорошенько подумал, то и мама, и папа дожили бы свою жизнь в "шоколаде", безбедно.
– Ну, так жиза такая слепилась. Фейма захотелось!
– Раньше говорили - повы...бываться решил. Без ответственности за себя, за родителей.
– Профлексить без надрыва...
– Ну, пусть "профлексить". И что толку? Если с головой дружил бы тогда, сейчас руководил бы каким-нибудь банком или холдингом, как и все бывшие комсомольские вожаки.
– Банком руководить - это клёво!
– Да, клёво. Но, к сожалению, история не признаёт сослагательного наклонения! И все эти "если бы" не возвращает. Спасибо за сигаретки, ребята. Пойду я...

......................................
Картинка
......................................