Приключения Максима и Чопансы в параллельных, перпендикулярных и спирально закрученных мирах

Пятница — поддержка несерьёзного контента #pnk
Сказка для детей изрядного возраста и для @ladyzarulem и профессора всех наук Протея aka @ksantoprotein.

Продолжение «Клёнов в хотябре».

• Узкая тропинка бежала по кромке дождя, держась сухой стороны. Чопанса непрерывно вертел головой. Максиму не привыкать, а для Чопансы всё вокруг было в диковинку: и тропинка, и этот дождь по соседству, и этот мокнущий под дождём дирижабль.

  — Ты видел?

  Максим не отреагировал. Чопанса настырно дёрнул его за рукав:
  — Ты видел?
  — Сто раз.
  — Скажи, какой огромный?
  — Дирижабли маленькими не бывают.
  — А что он здесь делает? Как он здесь оказался?

  Максим остановился, подставил ладонь под струи дождя, флегматично посмотрел в небо:
  — Как, как? Потерял веру в себя. Как, по-твоему, ещё оказываются на земле?

  Чопанса проникся к дирижаблю ещё большим интересом. Тогда Максим выкрикнул:
  — Эй, Цепеллин? Ты что же, так и не собрался с духом?
  — Как видиш-шш-шь... — раздался в ответ слабый протяжный вздох.
  — Плохи твои дела, Цепеллин. Я смотрю, ты совсем сдулся...
  — Да уш-ш-ш...
  — Погоди-ка минутку. Так не годится... — сказал вдруг Чопанса и перешёл на сторону дождя. Не было случая, чтобы кто-то добровольно отважился на подобный шаг. Дождь сначала растерялся, а затем стал хлестать струями покрупней.
  — Привет! — Чопанса по-приятельски похлопал великана по обшивке; дряблые бока вздрогнули.
  — Пчхивет, — гулко отозвался Цепеллин.
  — Лежишь?
  — Лежу.
  — Давно?
  — Давно.
  — Ясно. А чего тут, а не там? — Чопанса, утираясь мокрым рукавом, махнул рукой в сторону сухой тропинки.
  — Да какая разница... — буркнул Цепеллин.
  — Не скажи! — уверенно возразил Чопанса. — Тоска берёт, когда вокруг мгла и сырость. А у тебя, к тому же, ещё и насморк...
  — Птостудиуся...
  — Во-во! От насморка кто хочешь сдуется. Сейчас переберёмся. Я тебе помогу.

  Он толкнул обеими руками в громадный обмякший бок — пустые хлопоты.

  — Ну, ты бы хоть подсобил, что ли! Давай-ка, старина, не ленись!

  Цепеллин слабо шевельнулся.

  — Ну же! Ещё чуток! — прикрикнул Чопанса. — Максим, помогай!

  Максим, чертыхнувшись, метнулся под дождь и подставил своё плечо. Цепеллин шумно расправил бока.

  — Ага! Совсем другое дело! Можешь, когда захочешь! — Чопанса, не переставая подбадривать, что было сил приналёг спиной.

  Дирижабль приподнялся на вершок-полтора, сдвинулся с места и медленно заскользил над травой.

  — Так-так! Давай, давай! — орал во всё горло промокший насквозь Чопанса, шлёпая вслед за ним по лужам.

  На солнечной стороне обсушились и зашагали дальше. Максим, как обычно, впереди. За ним — Чопанса. Над ними — воспрянувший духом Цепеллин. Изо всех одиннадцати измерений, пользуясь своей трансцендентностью, на них с любопытством поглядывало вездесущее мироздание.

  — Имей в виду, теперь он от нас не отвяжется, — предупредил Максим.
  — Ну и пусть! Жалко, что ли? — добродушно ответил Чопанса и помахал Цепеллину рукой.

  А слева от тропинки шёл дождь. Ну, как шёл? Так, моросил едва-едва. С его стороны это было мелко.

• — Гляди, гляди! — Чопанса толкнул Максима в бок. — Пирамиду строят!
  — Где?
  — Вон там! — Чопанса показал в сторону грандиозной глыбы; вокруг неё колыхалась беспорядочная масса народа.

  Подошли ближе. Народ самозабвенно суетился, ничего не замечая вокруг, обливаясь потом, отчаянно срывая мозоли, пыхтя и вздымая над головами клубы пыли.

  — И где ты видишь пирамиду? — хмыкнул Максим.
  — А разве нет? Тогда что же это? — простодушно удивился Чопанса, не сводя глаз с глыбы.
  — Это просто Большая Мысль.
  — Мысль? Кто бы мог подумать... И что они с ней делают?
  — Пытаются поднять, что же ещё?
  — Зачем?
  — Так положено. Мысль не должна валяться, где попало. Тем более, такая внушительная.
  — ???
  — Вообще-то самое правильное — это чтобы мысль взлетела. Но тут, сам видишь, тяжёлый случай: и мысль слишком разгулялась, и они для неё слабоваты... А если полёт мысли не получается, её надо хотя бы поднять на приличную высоту. Для будущих поколений. Так у них, у мыслителей, заведено.

  Меж тем мыслители порядочно выбились из сил и, измождённые, свалились кто где, судорожно дыша.

  — Вот бедолаги! — посочувствовал Чопанса. — И угораздило же...
  — Мысль это мысль. Если возникла, не отмахнёшься, — взирая на почти батальную сцену, Максим, как всегда, был невозмутим. — Хочешь, не хочешь, а надо поднимать.
  — А нельзя ли её как-нибудь по частям? — поинтересовался Чопанса.
  — Ни в коем случае! — прохрипел кто-то из лежачей толпы. — Даже не думай! Измельчать мысль — самое страшное преступление.
  — У них на этот счёт строго, — подтвердил Максим. — Запрещено.
  — Интересно, откуда она такая мощная взялась? — Задрав голову, Чопанса обошёл мыслеглыбу вокруг. — И как только её такую нашли?
  — Повезло! — прокашлял всё тот же голос из толпы.
  — Оно и видно, — многозначительно изрёк Максим.
  — Погодите-ка! — просиял Чопанса. — Повезло, говоришь? А ведь это мысль...

  Счастливые мыслители расставались с Чопансой сердечно, как с родным. Кое-кто даже прослезился. Сложили про него героическую песнь — мыслители, они ведь в душе ещё и поэты. Если не каждый, то через одного точно. Сфотографировались на прощание: и группами, и поодиночке. Просили, чтоб не забывал. Снабдили в дорогу торообразной выпечкой, не поскупились. Провожали всем миром. Когда толпа скрылась за горизонтом, неугомонный Чопанса сложил ладони рупором и прокричал в небо:
  — Как ты там, Цепеллин?
  — Нормально! — прогудел из пелены облаков невидимый дирижабль.
  — А Большая Мысль как?
  — Прекрасно! Посылает всем большой и горячий привет!
  — А здорово получилось! И Большую Мысль отправили в полёт. И сами теперь под сенью Большой Мысли. Да? — повернулся к Максиму Чопанса, довольно улыбаясь.
  — Возись теперь с ней! — проворчал Максим.

  Ну как проворчал? Так, для виду, чтоб не терять солидности в глазах мироздания.

• — А давай узнаем, что по этому поводу говорит Большая Мысль? — предложил Чопанса.
  — Большая Мысль говорит, что такие пустяшные мелочи её не волнуют! И предупредила, чтобы не мешали ей парить в облаках, — прогудел сверху Цепеллин.
  — И всё? — Чопанса был раздосадован полученным ответом.
  — Ещё говорит, что с точки зрения судьбы, не имеет значения, каким путём идти.
  — Как это?
  — Говорит: каким бы путём ты ни шёл, на том пути судьба тебя встретит.
  — Что она хочет этим сказать? Без судьбы не останешься? Или от судьбы не уйдёшь? Или вообще без разницы: хоть вправо, хоть налево? И что, везде одна и та же судьба? — засомневался Чопанса.
  — Сейчас уточню.

  На земле было слышно, как Цепеллин и Большая Мысль яростно препираются за ширмой облаков. Наконец Цепеллин доложил:
  — Судьба, разумеется, будет с вариациями.
  — Так говорит Большая Мысль?
  — Да.
  — Что-то, я гляжу, от Большой Мысли мало проку... — обескураженно пробубнил Чопанса и безотчётно завертел хвостом.
  — А на что ты рассчитывал? От больших мыслей и не бывает пользы, — изрёк нисколько не удивлённый Максим, ковыряя в зубах тонким стеблем сепёмушки.
  — Да ну?
  — Не «да ну», а точно. Ей просто трудно себя выразить. Она непостижима перед теми, кто до неё не дорос. Это, если хочешь, трагедия её преждевременного рождения. Родилась бы в другое время в другом месте, была бы как все. Мы тут для неё всё равно, что букашки какие-нибудь. Ты бы сам стал объясняться с букашкой? Сможешь втолковать муравью хотя бы про «дважды два четыре»? Вот и ей трудно. Практически, невозможно, я считаю.
  — И как же мы теперь?
  — Да всё так же. Жили без Большой Мысли, и теперь как-нибудь обойдёмся.
  — Дык, она же у нас есть!
  — Успокойся и забудь. Считай, что нет её. Большая Мысль это вещь в себе. До поры до времени, по крайней мере...
  — Должна же от неё быть хоть какая-то польза... — заартачился Чопанса.
  — Опять заладил: «польза», «польза». Думаешь, мыслители почему обрадовались, когда сбагрили тебе Большую Мысль? Ясен пень, когда-нибудь она пригодится. Только не здесь и не сейчас, — растолковал Максим. — Так что хватит о ней. В таком деле больше пользы от обычной мысли, простой и прагматической, не испорченной звёздным самомнением.

  Максим истоптал вдоль и поперёк столько пространств и миров, что старомодные былинные порталы-перекрёстки с каменными указателями его почти не смущали. Вот только на этом почему-то вышла заминка. Чопансу вдруг остановила интуиция. Что-то её не устраивало...
  — А ты здесь уже бывал раньше? — не прошло и минуты, как Чопанса снова заговорил.
  — Похоже на то.
  — А где: справа или слева?
  — Да, похоже, что везде.
  — И как там, справа?
  — Ничего так. Ни рук, ни ног — зато просветление по полной.
  — А если податься налево?
  — Там классно. Вырастут крылья…
  — О! Давай попробуем? — загорелся Чопанса.
  — ...зато мозги станут куриные. Хочешь?
  — Вообще-то не очень. Слушай, Максим, а как ты потом оттуда выбирался?
  — Справа или слева?
  — Справа. Если без ног и рук...
  — Легко. — Максим пожал плечами и сорвал новый стебель сепёмушки вместо пожёванного. — Усилием мысли.
  — А слева?
  — Не помню.
  — Справа помнишь, а слева нет?
  — Так сказал же ведь: налево мозги становятся куриные, потому и не помню.
  — Всё остальное помнишь, а как выбирался, не помнишь?
  — Да сколько того всего остального-то? Такую ерунду запомнить, и куриных мозгов достанет.

  В облаке прямо над их головами блеснул серебристой обшивкой дирижабль.

  — Эй, Цепеллин! А ты по этому поводу что думаешь?
  — А я ничего не думаю, — бесстрастно отозвался сверху Цепеллин. — Чем мне думать? Мозгов у меня нет, мне думать нечем. Да и незачем. Я вам полностью доверяю.
  — То-то и оно. — Чопанса снова повернулся к Максиму. — Гляди, что получается. Мы с тобой уйдём, а он тут останется. Так?
  — Скорее всего. Не думаю, что порталы его пропустят.
  — Значит, он останется и снова потеряет веру в себя?
  — Не исключено.
  — Ну и кто мы будем после этого?

  Простая, казалось бы, мысль. Вполне прагматическая. Во всяком случае, без звёздного самомнения. А как много прояснилось! Пришлось мирозданию открывать для них новый портал. Да, верно: чтобы Цепеллин по габаритам прошёл. Не срочно, конечно. Максим с Чопансой успели и в речке искупаться, и на сепёмушковой лужайке позагорать.

Продолжение следует...

Приквел: «Клёны в хотябре».