Этти Хиллесум: "хочется быть пластырем на стольких ранах"

Что может заставить человека добровольно пойти на смерть?

Патриотизм? Акт протеста?
Радикальная религиозность? Самопожертвование ради любимого человека?

А если это продолжение его самого, его абсолютная внутренняя и внешняя гармония, аутентичность в ее высшей степени? Его принадлежность и любовь к каждому человеку и ко всему человечеству, выходящая за рамки инстинкта самосохраниения..

Я хочу рассказать вам об Этти Хиллесум, еврейской девушке из Голландии, которая в июне 1943 года, вместе со своей семьёй, добровольно пошла на смерть в Освенциме, чтобы пережить общую судьбу своего народа, своего времени, всего человечества, неотъемлемой частью которого она себя чувствовала.

Я узнал о ней из ее книги-дневников "Я никогда и нигде не умру". Эту книгу я нашёл в книжном магазине, в отделе "Уценка". Действительно, кому, в наше время, нужна история о самопожертвовании человека, причём по не совсем понятным мотивам?..

Этти Хиллесум родилась в еврейской семье, ее отец - голландец, преподаватель классических языков и словесности, мать - из России. Этти изучала голландское право и славянские языки в Амстердамском университете. Проживая со своей семьей в Амстердаме, Этти занималась изучением славянских языков и переводами литературных произведений на голландский язык. Большое влияние на ее мировоззрение оказало творчество классиков русской литературы Толстого, Достоевского, Лермонтова, также она увлекалась поэзией Рильке и трудами блаженного Августина.

Свой дневник 27-летняя Этти начала вести в марте 1941 года.

"Воскресенье, 9 марта 1941 года. Ну, давай! Как же это мучительно, как непреодолимо трудно на невинном листе разлинованной бумаги оставить на произвол судьбы свое стыдливое нутро. И хотя мои мысли и чувства временами так ясны, так глубоки, - записать их пока никак не удается. Думаю, причиной всему - стыд и сильная внутренняя скованность. Я все еще не осмеливаюсь дать мыслям свободно вылиться наружу. Но если я хочу с удовлетворением прожить свою жизнь — это должно произойти".

С начала немецкой окупации Голландии права и положение евреев в городе постоянно ухудшались. Этти не могла оставаться в стороне, и в 1942 году пошла работать добровольцем в пересыльный лагерь Вестерборк, лагерь для беженцев-евреев, покинувших Германию и оккупированные ею территории. Так она решила пережить «массовую судьбу» евреев, которая видилась ей неотвратимой. Этти верила, что ее жизнь может быть оправдана только тем, что она не оставит людей в смертельной опасности и использует все свои способности, чтобы помочь им, облегчяя их страдания.

"Со многими в одной тесной камере. Разве не это наша миссия – посреди дурных испарений человеческих тел «сохранить аромат наших душ»?"

Ее искренностью и простота, ее внутренний душевный свет и побеждающая сила духа дарила людям волю к жизни, и спасла многих людей от отчаяния и самоубийства.

"Действительно ли я полностью честна перед собой, когда говорю: «Надеюсь, я поеду в трудовой лагерь, чтобы помогать шестнадцатилетним девочкам»? Говорю для того, чтобы с самого начала сказать остающимся здесь родителям: «Не волнуйтесь, я буду присматривать за вашими детьми»..

Хотя родной брат Этти, Миша, при посредничестве голландского дирижера Виллема Менгелберга, получив статус «еврея от культуры», мог избежать депортации, но он не захотел воспользоваться своим положением, поскольку оно не освобождало от этой участи всю семью. И в октябре 1942 года, Этти и ее семья были заключены в лагерь Вестерборк, а 7 сентября 1943 были отправлены в Освенцим. Из сообщений Красного Креста известно, что Этти Хиллесум погибла 30 ноября 1943 года в Освенциме.

Читая записи Этти, которые написаны с литературным талантом, но так легко и просто, я постоянно удивлялся смелости ее мыслей, искренности и глубине ее чувств и переживаний, ее внутреннему душевному богатству и неутомимому духовному поиску.

"Бывает, что я кажусь себе мусорным ведром, так много во мне путаницы, тщеславия, нерешительности. Но и глубокой искренности, и почти стихийной, страстной потребности в ясности, в гармонии между внешней и внутренней жизнью. Иногда мечтаю о келье в монастыре с вековой мудростью на книжных полках вдоль стены, с видом на хлебные поля (это должны быть обязательно хлебные поля, и они должны волноваться на ветру), и там бы я погрузилась в столетия и в себя. И со временем ко мне бы пришли покой и ясность. Но это слишком просто. К ясности, покою и равновесию я должна прийти сейчас, здесь, в этом самом месте и в этом мире. Каждый раз, сталкиваясь с тем, что встает на пути, мне надо возвращаться к реальности, впитывать внешний мир для внутреннего, и наоборот. Это ужасно трудно! Ну почему у меня так болит душа.."

"Война, концентрационные лагеря, все возрастающая жестокость. Проходя по улицам мимо чьих-то домов, я знаю: здесь в тюрьме сын, здесь заложником держат отца, а там оплакивают смертный приговор восемнадцатилетнему сыну. Эти улицы и дома находятся рядом с моим домом. Я знаю, как затравлены люди, знаю об огромном, все умножающемся человеческом горе, знаю о преследованиях и притеснениях, о произволе, страшном садизме и бессильной ненависти. Но зная все это, я продолжаю смотреть в глаза каждому встающему передо мной фрагменту действительности.."

"Все – случайность, или ничто не случайность. Я не смогла бы жить, если бы поверила в первое. Но и в последнем я еще не убеждена."

"Ищешь смысл жизни и спрашиваешь себя, существует ли он еще вообще. Это каждому решать наедине с самим собой – и с Богом. Наверное, у любой жизни – свой собственный смысл, и нужно всю ее прожить, чтобы смысл этот найти."

Постоянно общаясь со своим другом - психоаналитиком и хирологом доктором Юлиусом Шпиром, в дневниках обозначенным как S. (Spier), учеником самого Юнга, Этти внимательно и самокритично рассматривает и исследует все, что происходит внутри неё.

Влюбленность в S., какая-то возвышенная и земная одновременно, их удивительно близкие и тёплые отношения занимают большую часть жизни Этти и постоянно сопровождают страницы ее дневника.

"Он говорит, что любовь ко всем людям больше, чем любовь к одному человеку. Так как любовь к одному человеку это всего лишь любовь к самому себе.

Он – зрелый 55-летний мужчина, достигший любви ко всем людям после того, как в течение долгих лет любил многих людей. Я – маленькая 27-летняя женщина, я тоже несу в себе сильную любовь ко всему человечеству и все же задаюсь вопросом, не буду ли я всю жизнь искать одного-единственного мужчину..."

Мне сложно описать своими словами те чувства, которые я испытываю при чтении дневников Этти. С каждой новой записью в ее дневнике, я все больше поражался, насколько мне близко ее осознанное за такое короткое время, столь глубокое понимание своих отношений с собой, с жизнью, с миром, с Богом..

"Весь мир распадается, но идет дальше, и я, полная смелости и добрых намерений, пока что иду вместе с ним. И все-таки, хоть я и чувствую себя сейчас внутренне настолько богатой, что осознание этого еще полностью не проникло в меня, – нас ограбили. Несмотря на то, что нужно оставаться в контакте с теперешней действительностью и пытаться утвердить свое место в ней, не стоит заниматься исключительно вечными ценностями, это легко может переродиться в страусиную политику. Вычерпать жизнь изнутри и снаружи, не жертвовать ничем внутренним из-за внешней реальности, но и наоборот тоже, – вот в чем я вижу достойную цель."

"Я сказала, что разобралась с «горем человечества» (меня все еще пугают громкие слова), но это не совсем так. Скорее так: я воспринимаю себя небольшим полем сражения, на котором решаются вопросы и разыгрываются битвы этого времени.

Единственное, что можно сделать, – смиренно предоставив себя, стать полем битвы этого времени. Ведь должны же эти проблемы иметь пристанище, должны найти место, где бы они могли схлестнуться, а затем успокоиться; и мы, бедные маленькие люди, должны открыть для них наше внутреннее пространство, мы не должны бежать от них. Может, я в этом отношении слишком гостеприимна? Порой я становлюсь прямо-таки полем кровавых столкновений и расплачиваюсь чрезмерной усталостью и сильной головной болью. Но сейчас я снова полностью «я», Этти Хиллесум, прилежная студентка в уютной комнате с книгами и вазой с ромашками. Я прокладываю свою собственную узкую колею, и контакт с «человечеством», «мировой историей», «горем» снова прерван. Так должно быть, иначе можно окончательно сойти с ума. Нельзя постоянно теряться среди великих идей, быть вечным полем битвы."

"Может быть, моя миссия – разобраться, основательно разобраться со всем, что меня донимает, будоражит, что кричит во мне в поиске формулировки и решения. И это не только мои собственные проблемы, это проблемы многих людей. И если к концу долгой жизни мне удастся найти форму для того, что пока во мне лишь хаотично, тогда, может быть, я выполню свою собственную маленькую миссию. По мере того как пишу, в моем подсознании поднимается нехорошее чувство. Из-за слов: «миссия», «человечество», «решение проблем». Они мне кажутся слишком претенциозными, а сама я кажусь себе при этом наивной девицей. Но я знаю, это от нехватки смелости. Нет, дорогая, тебе еще так далеко до этого, и до тех пор, пока ты не начнешь принимать себя всерьез, тебе следовало бы запретить себе даже прикасаться к разным глубокомысленным философам. Думаю сначала все же пойти за дыней, которой сегодня вечером хочу угостить Нэтэ. Это ведь тоже относится к жизни."

"Понедельник [29 июня 1942], 10 часов утра. По последним сообщениям, все евреи из Голландии должны быть депортированы через Дренте в Польшу. Английское радио объявило, что с апреля прошедшего года в Германии и на оккупированных территориях были уничтожены 700 000 евреев. И если случится, что мы выживем, останется так много ран, которые мы должны будем нести в себе всю оставшуюся жизнь. И, не считая, что жизнь бессмысленна, я, Господи, все-таки ничего не могу сделать. Бог не несет перед нами ответственности за то безумие, что мы сами творим. Мы несем перед ним ответственность! Я уже тысячу раз умерла в тысяче концентрационных лагерей. Знаю обо всем, и новые сообщения больше не беспокоят меня. Так или иначе мне все известно. И тем не менее я считаю, что жизнь прекрасна и полна смысла. Каждую отдельную минуту."

"2 июля [1942]. Страдание не умаляет человеческого достоинства. Этим я хочу сказать, что страдать можно с достоинством и без. Мне кажется, что большинство людей Запада не понимают искусства страдания и испытывают перед ним огромный страх. Это же не жизнь, как живет большинство: в страхе, разочаровании, горечи, ненависти, отчаянии. Боже мой, это ведь так понятно. Но если отобрать у них жизнь, так ли много будет отнято? Смерть нужно принимать как часть жизни, и страшнейшую смерть тоже. Разве мы не переживаем каждый день целую жизнь, и многое ли решает, прожить несколькими днями больше или меньше? Я каждый день нахожусь в Польше, можно сказать, на поле битвы, порой – навязчивое видение ядовито-зеленого поля битвы. Каждый день я там – у голодающих, истязаемых, умирающих. Но я и здесь – у жасмина и кусочка неба за моим окном. В одной-единственной жизни для всего есть место, и для веры в Бога, и для жалкой гибели."

"И нужно иметь силы страдать в одиночку, не нагружая других своими страхами и заботами. Этому мы должны еще учиться и призывать к этому друг друга, и если не получается мягко – тогда строго. Когда я говорю, что тем или другим образом свожу счеты с жизнью, это не означает мою покорность судьбе. «За всем высказанным – недопонимание». Когда я что-то говорю, другой воспринимает это иначе, чем я имела в виду. Нет, это определенно не покорность. Что же я под этим подразумеваю? Может быть, то, что я уже тысячекратно прожила эту жизнь и столько же раз умирала и что ничего нового больше не будет?.."

"..Сказав «свела счеты с жизнью», я сказала, что возможность смерти теперь для меня абсолютно приемлема. Благодаря тому, что я посмотрела смерти, гибели в глаза и восприняла ее как часть жизни, моя жизнь как будто расширилась. Нельзя преждевременно приносить часть жизни в жертву смерти, защищаясь от нее и боясь ее. Неприятие смерти и страх перед ней оставляют нам лишь жалкий, изуродованный остаток жизни, что и жизнью-то нельзя назвать. Это звучит почти парадоксально: если смерть вытеснить из жизни, жизнь никогда не будет полной, совершенной, а приняв смерть – расширяешь и обогащаешь свою жизнь..."

"День ото дня отпадает все больше желаний, стремлений, отношений с другими людьми. Я готова ко всему, я отправлюсь в любое место этой Земли, куда Бог пошлет меня, и в любой ситуации, до самой смерти готова свидетельствовать, что жизнь прекрасна и полна смысла. И в том, что все так произошло, божьей вины нет, а есть только наша. Нам была дана возможность использовать все наши способности, но мы должны еще научиться с ними обращаться. Кажется, что каждое мгновение с меня спадает все больше груза, словно для меня упраздняются все границы, которые разделяют людей и народы. Временами мне представляется, будто жизнь для меня стала прозрачной, и сердца людей тоже, и я смотрю, смотрю и, все больше понимая, внутренне становлюсь все спокойнее. Во мне живет вера в Бога, которая своим стремительным ростом почти пугает меня, но которая становится все более мне присуща. А теперь – работать.."

"Сейчас каждый занят тем, что во имя собственного спасения пытается что-то сделать, однако многие, очень многие обречены. Пусть это прозвучит странно, но останусь ли я здесь, сошлют ли меня в лагерь, я все равно не буду чувствовать себя в их когтях. Я нахожу все эти доводы такими банальными, примитивными… Я не чувствую себя ни в чьих когтях. Пусть это и прозвучит пафосно – только в Божьих руках. И сижу ли я здесь, за таким знакомым, дорогим мне письменным столом, или через месяц буду ютиться в убогой каморке в еврейском квартале, или попаду под надзор СС в трудовом лагере, – думаю, я везде и всегда буду чувствовать себя в руках Господа."

"Нужно снова забыть такие слова, как Бог, Смерть, Горе, Вечность. Нужно снова, как проросшее зерно или падающий дождь, стать простым и бессловесным. Только быть."

"Для унижения необходимы два человека. Тот, кто унижает, и тот, кого хотят унизить, или кто, прежде всего, позволяет это. Если последнего нет, – значит пассивная сторона не восприимчива к любым формам унижения, и тогда они попросту испаряются в воздухе. Остаются только надоедливые распоряжения, затрагивающие повседневную жизнь, но это не угнетающее душу притеснение. Евреям надо в себе это воспитывать. Сегодня утром, проезжая на велосипеде по Стадионной набережной, я наслаждалась просторным небом над городом и вдыхала свежий, не выдаваемый по карточкам воздух. И везде на фоне природы – таблички, преграждающие евреям дорогу. Но и над единственной дорогой, оставленной нам, распахнуто целое небо. Ничто не может причинить нам вред, действительно ничто. Можно создать нам трудности, можно ограбить, лишив материальных благ и свободы движения, но в итоге мы собственными неверными представлениями сами лишаем себя наших лучших сил, из-за того, что чувствуем себя преследуемыми, униженными, угнетенными. Из-за нашей ненависти. Из-за нашего важного вида, за которым прячется страх. Можно от всего причиняемого нам быть иногда подавленным, печальным, это по-человечески, это понятно. И все же самый крупный грабеж у себя мы совершаем сами. Я нахожу жизнь прекрасной и чувствую себя свободной. Небо внутри меня простирается точно так, как надо мной. Я верю в Бога, верю в людей и осмеливаюсь говорить это без ложного стыда. Жизнь тяжела, но это неплохо. Нужно начать принимать себя всерьез, а остальное придет само. И «работать над собой», право же, это не болезненный индивидуализм. Настоящий мир сможет восстановиться только тогда, когда каждый индивидуум найдет его в себе, когда вырвет из себя с корнем, победит ненависть к окружающим, какой бы расы или народности они ни были, и превратит это во что-то, что не будет больше ненавистью, а со временем, может быть, сможет стать даже любовью. Или это слишком большие требования? И все же это единственное решение."

Дневник Этти Хиллесум часто сравнивают с дневниками Анны Франк, называя их памятниками сопротивления. Мне эти записи показались эти больше внутренней исповедью обычного человека, который оказался на стыке судеб своего времени, своего народа и всего человечества, и сумел, под влиянием тяжелых обстоятельств и внутренней работы выкристаллизовать настоящую духовную силу, способность по-настоящему, безусловно любить людей, и принимать жизнь, какой бы она ни была.

История жизни Этти стала для меня настоящим открытием, и я нахожу в ее записях столько любви, мудрости и силы, которых не найти во многих современных поучающих книгах.

Ознакомительный фрагмент книги Этти Хилессум "Я никогда и нигде не умру. Дневник 1941-1943 гг": http://iknigi.net/avtor-etti-hillesum/116685-ya-nikogda-i-nigde-ne-umru-dnevnik-1941-1943-g-etti-hillesum/read/page-1.html

Благодарю за внимание.