Мальтийский репортаж.Пчёлы Великой Матери

Гудение, мощный головокружительный, горло сжимающий звук. У входа в мальтийское святилище Хаджар-Им, среди жёлтых цветов - мириады пчёл.

Сбилось сердце - февраль ведь! Но там, за скалой Филфлой, в море - Африка. А здесь, под островом и сквозь него пролегла, уложив голову на пышные смуглые руки, сама Мать. А при Матери, как водится, и сова, и воробей, и пчела золотая. Сов, сказать по правде, я не видела. А пчёлы - вот они.

Я поняла, что поеду в Хаджар-Им, когда гостиничный путеводитель сообщил, что там были найдены статуи могучих женщин. Храм Матери? Сами по себе стоячие камни внушают куда больше смятения, чем сердечного тепла, но со времён "Таис Афинской" я хотела увидеть такое место.

Не знаю, что древнее – Чатал-Хююк, где нашли статую Кибелы, вдохновлявшую писателя, или эти Стоячие камни, на здешнем наречии – «Хаджар-Им». Мальтийские мегалиты стали храмом примерно пять тысяч лет назад, они сложены в невысокие изящные строения, в плане напоминающие не то крону дерева, не то широкобёдрую женскую фигуру. Светлый известняк отливает на солнце золотом. В стенах сохранились "петли" и "замки" дверей, у главного входа протянулась широкая скамья для паломников, тут же и первый жертвенник - дыра в каменной плите. Я всерьёз предположила, что по размеру ямы определяли, годится ли широкобёдрая жена в жрицы Богини. Смотритель Хаджар-Има веселился от души...

Видимо, предкам ни к чему было измерять служительниц культа, как мы сейчас измеряем манекенщиц и актрис. Около десятка зеркально парных статуэток женщин было найдено именно здесь. У некоторых головы отбиты, но часть, похоже, имела "сменные" навершия, то есть, возможно, представляла собой портретную галерею жриц. Все они отличаются великолепными мощными формами: груди и бёдра, руки и ноги полны выразительной силы, талии, запястья и лодыжки тонки и придают изваяниям волшебное ощущение реальности тела, которое иначе выглядело бы гротескным. У всех храмовых скульптур поза, освящённая каноном, напоминающая о чатал-хююкской Рее - прямая спина, подогнутые ноги, одна рука сложена на животе под грудью, другая опущена на бедро. Если представить на их широких крепких плечах те изящные головки, что были найдены отдельно от туловищ, то перед нами воочию возникнут праматери рода человеческого: сильные, с густыми, прихотливо убранными в причёски волосами, может быть, и не такие уж красавицы, зато спокойные, уверенные в себе, владычицы жизни, подательницы благ, утешающие в смерти, сохраняющие надежду...

Никто наверняка не установит теперь, поклонялись ли этим скульптурам в Хаджар-Име, как святыням, или они были своего рода "доской почёта", Залом славы матерей семейств. Но отзвуки молитвенного сосредоточения до сих пор витают в поросших травой помещениях храма: вот жертвенник с изображением дерева жизни, вон там - малая ямка для возлияний, а в этой келье, перекрытой некогда каменным сводом, в темноте скрывался оракул. Приникни к окошку, женщина, спроси с замиранием в сердце: что было? Что будет? Чем успокоится душа?

И Мать ответит эхом, гулом, шёпотом. Смотритель ушёл попенять мадьярской паре, чтоб не сломали в фотосъемочном раже стойку ветромера, а меня потянуло потрогать известняк - по ноздреватой изжелта-белой поверхности пилона разливалось красноватое пятно, то ли след краски, то ли минеральное вкрапление. Камень - гладкий, шелковистый... Тёплый? Холодный? Что это в пальцах такое - будто иголочки? На ладони осталось ощущение нежного касания. Будто дотронулась до щеки спящей - Девы, Жены, Матери. Будто всё так и есть. И когда смотритель вернулся и предложил - тсс, тайна! - прикоснуться именно к тому самому камню с пятном, я, конечно, согласилась, но уже знала секрет.

А ниже по склону холма, шагах в пятистах, ближе к морю – другое святилище, Мнайдра, «уммммнайдра» - произносят мальтийцы, имя гудит, как солнечные пчёлы. Мнайдра – солярный храм, с хитро рассчитанной щелью между двух пилонов – так, чтобы вблизи солнцестояния в определённый момент дня свет падал на заднюю стену центральной залы. Мимолётная, неизбежная улыбка Солнца – тогда, сейчас, тысячи лет спустя после нас.

А ведь есть ещё Таршин, не встретились мы с ним в этот раз – целый «город» храмов, ещё более древних и таких же прекрасных, из светлого камня. Есть свидетельства богатой, насыщенной жизни – она воистину кипела на маленьком этом острове, между Африкой и Сицилией, но давно. Давно. Мореходы уплыли, времена переменились сами собою, уснула Богиня.

А пчёлы её остались. Каждый год гудят с весны до осени.