Зеленоглазое такси, притормози, притормози
Я ехала домой. Я ехала в такси. Тревожно мысль моя и путалась и рвалась. Дремота сладкая моих коснулась глаз...
"Вы курите?" - спросил таксист. Пришлось проснуться. Вот это, думаю, поворот. Значит, от меня несёт табачищем, несмотря на духи и туманы; или я вся жёлтая, прокуренная, как старый мундштук. И я призналась, понурившись, что - да, курю. Таксист обрадовался: "Дайте сигарету!"
Я малость удивилась, но, конечно, дала сигарету, потому что уважаю желание людей курить. Даже если они забывают сказать "пожалуйста". Таксист, который стреляет сигареты у клиентов и курит в машине, впервые встретился на моём жизненном пути. Уникальное явление следовало поддержать.
Таксист закурил, открыл окна - и моё, и своё, - и волосы зашевелились у меня на голове. От сквозняка. "Не надо так, меня продует, я быстро простужаюсь..." - заныла я, и таксист закрыл окна. И моё, и своё. Тогда я заныла на более высокой ноте: "Не надо так, мы задохнёмся, машина провоняет..."
Вдруг таксист стал злорадствовать: "Пусть машина провоняет! Машина - не моя!" - "Жалко следующего пассажира. Вдруг он будет некурящий... или беременный..." - "Пусть в метро ездит! - ловко парировал таксист и без перехода поинтересовался: - А вам какие мужчины нравятся?" - "Мёртвые", - говорю. И мысленно себя похвалила: удачно закрыла тему.
Но нашлись новые. Таксист решил угадать, кто я по профессии, и записал меня в косметологи. "Почти угадали, - говорю. - Я ихтиолог!" - "Ну вот, я же вижу..."
Когда мы проезжали мимо церкви, таксист сообщил, что он православный, но в Бога не верит, потому что в церкви за всё приходится платить. Я сказала, что вопрос о существовании Бога должен решаться человеком без учёта его, человека, отношения к церковным порядкам. "Повторите", - попросил таксист. Я для прикола повторила. Ноль реакции. Я ещё раз повторила. Потом ещё раз повторила. Стало уже неприкольно повторять. Формулировка мне разонравилась. Таксист стряхнул с себя морок и сказал: "Дайте сигарету".
Раз такие правила - дала. Таксист закурил и спросил: "А вы знаете, почему в Европе так много геев?" Чувствовалось, что у него за пазухой копошится блестящая версия. Возможно, даже реприза. Нельзя было этого допустить. И я ответила: "Знаю, конечно". И подумала, что опять удачно закрыла тему. Но таксист потребовал объяснений. Пришлось объяснять. "В Европе, - говорю, - так много геев потому, что они дали себя посчитать". Таксист пережил секундный ступор, докурил, выбросил окурок и сказал: "Дайте сигарету".
Надо ли говорить, что я дала сигарету? Надо. Вот такой я человек. Таксист спросил, имеет ли для меня значение размер. Я ответила, что, безусловно, имеет: например, при своём тридцать девятом размере ноги я не стану покупать туфли сорокового или тридцать восьмого размера. Он вытаращился, поражённый моей откровенностью.
Потом он известил меня о том, что ненавидит собак: они грязные и вонючие. Спросил, сколько мне лет и москвичка ли я. Стрельнул ещё одну сигарету. Поделился горестями: он хочет и никак не может найти женщину, которая бы хорошо готовила и имела ещё ряд достоинств; а вы хорошо готовите? Я соврала, что плохо.
Потом таксист пофантазировал о том, что бы он делал, если бы жить ему оставалось - один день. Сначала он решил, что весь день молился бы, чтобы не попасть в ад (это на случай, если Бог, не дай Бог, всё-таки существует); я его заверила, что такая молитва не зачтётся. Таксист расстроился, перерешил (в последний день жизни он будет отдыхать на всю катушку) и сказал: "Дайте сигарету".
Тут уж я постановила прекратить оказывать поддержку этому уникальному явлению и обломала беднягу. Всё, говорю. Нельзя столько курить. "Я выкуриваю три пачки в день", - сказал таксист не без гордости. "Очень много", - говорю. А он мне на это: "Нервы. Всё из-за клиентов... Клиенты, сволочи, бесят меня!"