Нелитературный взгляд на комедии А.П. Чехова
Несколько дней назад я написал пост. И в нём задал отнюдь не праздный и не риторический вопрос «Почему «Вишнёвый сад» - это комедия?». Ответ на него попытались дать несколько авторов нашей платформы: @singa, @anjar и @eldar-adov.
Уважаемая @singa привела ссылку на замечательную телевизионную версию спектакля Малого театра «Вишнёвый сад» в постановке Леонида Хейфица. И поскольку в комментарии к моему посту были упомянуты «разговоры Гаева со шкафом или цирковые трюки Шарлотты Ивановны» можно предположить, что @singa определила пьесу, как комедию положений. В прочтении выдающегося режиссёра и исполнении актёров «золотого века» советского театра данная трактовка произведения, безусловно, просматривается.
Другой участник дискуссии - не менее уважаемый @eldar-adov – напротив, высказал мнение, что Антон Павлович Чехов написал сатирическую пьесу. Этакую комедию образов, в которой высмеивал помещика, коммерсанта, студента, слуг - «персонажей с типичными характерами». И потому автор «Вишнёвого сада» именно так определил жанр написанного им произведения.
Уважаемый @anjar утверждает, что термин «комедия» следует воспринимать, как обозначение экзистенциального взгляда Чехова на человека и его судьбу, а не как обозначение жанра, в котором была написана пьеса. Даже была упомянута «Божественная комедия» Данте Алигьери.
Прежде, чем перейти к изложению ответа на мною же поставленный вопрос, хочу в очередной раз подчеркнуть, что Антон Павлович Чехов является одним из моих любимейших авторов. Язык его произведений я считаю образцом литературного повествования. А диалоги и монологи героев его пьес – это просто пиршество не только для актёров и режиссёров, но и для специалистов в области психологии и социальной философии. То есть, тех сфер научного знания, объектом которых является человек.
Теперь я бы хотел вернуться к мнению моих оппонентов по упомянутому выше посту. В советском литературоведении за редким исключением авторский мир А.П. Чехова трактовался весьма штамповано. Это было следствием методологии «классового подхода» к литературе и искусству. Высмеивание писателем пошлости в среде мещанства и страсти к «чистогану» помещиков и представителей буржуазии клались в основу понимания его творческого кредо.
Данный подход присутствовал практически во всех учебных изданиях и тиражировался многими «чеховедами». Отголоски подобного примитивизма до сих пор можно встретить в различных источниках. И даже у нас на Голосе (это я про «по ком стучит топор»).
Ну, а сейчас перейдём к дантевскому пониманию термина «комедия». Надо помнить, что театральных лицедеев с давних времён называли комедиантами. Даже если они играли на подмостках трагедии Уильяма Шекспира или Педро Кальдерона де ла Барка. Поэтому когда в Париже в 1680-м году был основан Comédie-Française, сие отнюдь не означало, что в репертуаре труппы будут исключительно увеселительные пьесы. Это было именно проявлением понимание комедии, как божественного представления. Где судьбы и жизни людей суть сюжетные линии, написанные Создателем. Более точно, но несколько иначе это выражено у Шекспира в пьесе «As You Like It»:
All the world’s a stage,
And all the men and women merely players
Что в переводе на русский более известно, как «Весь мир – театр и люди в нём – актёры». Ну и, понятное дело, что художественным руководителем и главным режиссёром данного театра является, как и у Данте, не кто иной, как Бог.
Заметьте, что такое «комедийное» восприятие жизни характерно для людей глубоко верующих, коими были Данте и Шекспир. Антон Павлович Чехов, как врач и как человек, живший в иную эпоху, не был таковым от слова «совсем». И потому мотивы использования им термина «комедия» для обозначения сюжетных особенностей его пьес абсолютно отличны от, скажем так, данте-шекспировских.
Ну, а каков же может (не должен, а именно может) быть ответ на вопрос о причине, по которой «Вишнёвый сад» назван комедией? Прежде, чем изложить его я бы хотел напомнить вам несколько весьма важных аспектов в творчестве Антона Павловича Чехова.
Во-первых, нельзя забывать тот факт, что «Вишнёвый сад» - это не единственная «странная» комедия нашего классика. «Чайка», «Леший» и первая редакция «Иванова» - тоже комедии.
Все три – с покойниками по ходу действия. Так что «дачникам» ещё повезло – бог миловал одному из героев пустить себе пулю в лоб. Во-вторых, даже в советские времена все литераторы и театроведы отмечали бросающуюся в глаза особенность: равнодушное отношение Чехова к своим персонажам. Понятное дело, что оно объяснялось неверием Антона Павловича в идеалы классовой революции и прочим бредом. А отсюда – невозможность драматурга, как говорила на лекциях в нашем университете одна доцент, «подняться на уровень горьковского видения человека будущего – Нила из «Мещан» и Павла Власова из «Матери». Каково, а?! Не знаю, как вам, а по мне – это из той же оперы, что «По ком стучит топор…»! Не иначе, как до уровня Хэмингуэя подняться Антону Павловичу всё-таки удалось!))
Смех смехом, но в чём же, всё-таки, секрет такого эсхатологического подтекста сюжетных линий в комедиях Чехова? И почему они вообще комедии? Рискну сделать предположение о том, что ответ на эти вопросы, как и на главный – почему «Вишнёвый сад» комедия? – кроется в болезни Антона Павловича.
Чахотка, или, как её принято называть теперь, туберкулёз – это не просто смертный приговор в конце позапрошлого века. Но также долгий и мучительный уход из жизни. Каково было писателю с медицинским образованием ощущать неумолимое приближение конца, которое сопровождалось страшными симптомами открытой формы болезни? Вот что сказал в личной беседе М.Горькому сам Чехов: «Жить для того, чтобы умереть, вообще незабавно. Но жить, зная, что умрешь преждевременно, — уже совсем глупо!» Есть масса других свидетельств того, что, несмотря на все старания Антона Павловича скрыть свой страшный недуг, неизбежность скорого смертельного исхода тяготила его. И, безусловно, влияла на сознание писателя. И если Чехов не стал мизантропом-человеком, то вот не стать мизантропом-автором ему не удалось. Помните строки из песни дуэта Татьяны и Сергея Никитиных «Под музыку Вивальди»:
Что жизнь была напрасна,
Что жизнь была прекрасна,
Что всем мы будем счастливы
Когда-нибудь, Бог даст!
Так вот, Антон Павлович если не для себя, то для своих героев этот куплет закончил бы на первой строке: Что жизнь была напрасна. Точка.
Я не специалист в области психоанализа. Но, тем не менее, могу вполне уверенно утверждать, что тема самоубийства и просто смерти прослеживается в пьесах Чехова (его «поздней любви») настолько отчётливо, что не заметить её невозможно. Она абсолютно не пугала писателя. Потому он вполне спокойно делал её сюжетным элементом. Убить Тузенбаха? Легко. Заставить Треплева или Войницкого покончить собой? Нет ничего проще. Даже вишнёвый сад вырубается. Хотя его можно было только прорядить, разбив на участки, и сделать возможным проезд между ними. Ведь не стало же вишнененавистничество некой модой или «фишкой» того времени? Ухоженный участок с садом во все времена был дороже «чистого поля». Да и Лопахин не хотел строить на месте сада мануфактуру или склады. В его планах было сдать выкупленную землю в аренду дачникам.
Но нет – вишнёвый сад вырубается «под ноль». Фактически, он убивается автором. И смерть персонажа, коим был сад, даже доставляла ему удовольствие. В книге «А.П.Чехов в воспоминаниях современников» приводятся слова К.С.Станиславского о том, как писатель поделился с ним идеей названия новой пьесы, сюжет которой был известен режиссёру: «Послушайте, я же нашел чудесное название для пьесы. Чудесное!» — объявил он, смотря на меня в упор. «Какое?» — заволновался я. «Ви́шневый сад», — и он закатился радостным смехом. Я не понял причины его радости и не нашёл ничего особенного в названии. Однако, чтоб не огорчить Антона Павловича, пришлось сделать вид, что его открытие произвело на меня впечатление…».
Так вот, на основании всего изложенного выше я беру на себя смелость утверждать, что наиболее вероятным объяснением определения жанра пьес «Иванов» (первая редакция), «Леший», «Чайка» и «Вишнёвый сад» является, выражаясь языком специалистов в области психологии и психиатрии, изменённое состояние сознания их автора. Постольку смерть для него не была чем-то ужасным. Да и ментальные страдания персонажей пьес тоже. Ведь их жизнь была напрасна. И потому глупа. Ну, а смех над глупостью всегда был «коньком» Антона Павловича Чехова.