Повстанцы (из цикла "Хрестоматия"). Окончание

-Кажись, братан мой, - шепчет, подползая, Колька Зубарев. И ругается шёпотом матерно, шинельку свою он в луже вымочил. А я зубоскалю: хорошо, что в штаны не намочил. Снова с того берега кричат:

-Чего в грязи валяться? Сдавайтесь по-доброму, перестреляем же… Что делать? Сдались мы. Уров в том месте медленный и мелкий, лёд покрошен, камней много. Перебрались по ним под дулами винтовок земляков на тот берег. Окружили нас сразу. Огляделись мы. Все наши, марьинские. Двадцать два человека. Злые и решительные, хоть и родственники нам все. Вливайтесь, говорят, к нам, иначе тут же и порешим.

Теперь и мы стали повстанцами.

Отряд находился недалеко от Гагаркино, была такая деревня. Места скрытные, не сразу найдёшь, а пока доберешься, наделаешь столько шума, что вся живность за несколько вёрст услышит. Толя Зубарев старый партизан, знает как, где скрываться и какая ворона за сколько вёрст прокаркает о чужаках. Мы боялись, что воевать придётся, но вышло так, что ничего не делаем, охотимся иногда, да травим себя разговорами о жизни, политике, колхозах. Зубарев приказа какого-то ждёт. От кого и когда не говорит. Человек должен условный сигнал подать.

Но человека нет, приказа нет, и, как я начинаю догадываться, видимо, не будет. Вороны в округе не каркают. Случается, мужики ходят в разведку. Вести не радуют, домой зовут. Я начинаю думать, что все сроки доставки приказа Зубареву миновали, а мой Петров, заждавшись, может подмогу вслед за нами отправить. А мы тут скопом.

Недели через три после того, как мы стали повстанцами, собирает всех в кучу Зубарев и показывает листовку. А на ней написано, что Советская власть просит всех неразумных участников мятежа сдаваться, за добровольную сдачу власть гарантирует повстанцам жизнь и, как и полагается у добрых людей, полную неприкосновенность и т. д. и т. п...

И подпись печатными буквами: комендант И. М. Петров. Большим уважением и доверием пользовался комендант.

Ещё через три дня мужики, ходившие на охоту, снова приносят такие же листовки.

-По всей тайге, видимо, налепили на деревьях! – Гомонят в отряде.

– Сдаваться надо, чего тут высиживать. Пахать уже пора. Думал, думал командир повстанцев Толя Зубарев и спрашивает у меня:

-Как быть, Васюха?

-Сдаваться надо, Толя, - отвечаю я.– Чего тут вшей кормить.

-А не поставят к стенке?

-Пишут же: полная неприкосновенность. Вины, вроде бы, ни на ком нет. Никаких приказов вам уже не будет. Ты об этом и сам давно догадался. -Тогда так: пусть твои разоружают моих и ведут в комендатуру. Вроде бы мы добровольно сдались. А вы и не были с нами. Задание выполняли. Всем своим накажи: в Алашири жили и выслеживали. Там двое наших сидят. Хорошее решение. Я тоже так думал.

Умная голова у Толи Зубарева. Май уже повсюду полыхает, реки вскрылись и шумят, птицы на озёрах гомонят, листья на деревьях распустились, бабы подолами крутят. В общем, бурлит жизнь и дурманит своими запахами. Двинулись мы всем своим повстанческим отрядом в обратный путь.

Тридцать семь штыков. Выполнил мой отряд приказ коменданта Петрова, привёл всех марьинских повстанцев, то есть родню свою, в огороженную колючкой комендатуру, что на окраине Большого Завода, среди молоденьких берёз и осинок. Только вошли во двор, как сразу же попали в окружение незнакомых бойцов.

Глядим и кумекаем, батальон гепеушников в полном боевом составе дислоцируется. Эскадроны, видимо, по деревням разлетелись, бандитов ловят. Обстановка военная, трибуналом попахивает. Я отправился докладывать о выполнении задания, а наши остались у казармы в окружении красноармейцев. Ждут, когда их распустят по домам.

Оказалось, что Ивана Михайловича перевели на другой участок границы, сразу же после того, как я отправился с отрядом на Уров. Встретил меня новый командир. Суровый мужик, больной властью. Такого боятся, но не уважают. Знаю, говорит, о вашей группе, давно ждём. Почему вестей не давали? Выслушал он меня, даже похвалил, заставил написать список всех наших повстанцев, а список моего"отряда самообороны" был в комендатуре. Я честно сказал ему, что сдаче повстанцев способствовала листовка, подписанная Иваном Михайловичем. О том, что мы были вместе с нашими, конечно, не стал говорить.

Подозрительно смотрел на меня новый комендант, сетуя, что мой отряд слишком долго выполнял задание, отсиживаясь в Алашири. Потом кликнул дежурного, но меня всё же отпустил. Даже как бы нехотя отпустил. Спиной чувствовал: смотрит в окно. Не успел я дойти до своих мужиков, как вижу, что чоновцев красноармейцы уже оттеснили от остальных марьинцев. ГПУ охрану взяло.

Домой мы вернулись без земляков. В общем, увели гепеушники все двадцать два человека. И больше мы наших земляков и родственников никогда не видели. Конечно, их расстреляли. Выходит, что ни один из них нас не сдал. Иначе, всем бы каюк.

Был слух, что Иван Михайлович, узнав об этом случае, чуть не застрелился. Не подписывал он листовку, за него решили. Его арестовывали в 1937 году, но отпустили. Будь он тогда на месте, не случилось бы беды.

Слушай, парень, никому я об этом случае не рассказывал, ни на одном собрании не заикался. Что на меня сегодня нашло? Может быть, смерть близкую чую? Вот рассказал тебе и – легче стало…

Изображение из личного архива

Об авторе : Поэт-философ, прозаик, переводчик, просветитель, публицист,издатель, подвижник русской и бурятской культуры. 2005–2009 гг. являлся председателем Читинской областной писательской организации. Награжден медалью А.С. Пушкина (2008). Член Союза писателей России.

Желающим пообщаться на темы: История, Истфак, Вокс Попули, "Мы все умрём" - Welcome to istfak ( чат в Телеграмм)

Наш партнёр - торговая платформа Pokupo.ru