"Путь Воина. Ясный сокол". Часть 4. "Уходили добровольцы на Гражданскую войну". Глава 4. "Таежная заимка купца"
Автор @ramzansamatov
После подавления Гамовского мятежа Советской властью, бывшему купцу первой гильдии Афанасьеву пришлось укрыться в лесной заимке со всеми своими людьми. Семейство он отправил на ту сторону речки, в город Харбин. Там у него был прикуплен дом в русском секторе. Оставил с собой только взрослого сына и Дарью. Хотел и ее переправить в Китай, но она воспротивилась, пригрозив, мол, иначе уйдет к красным. По правде говоря, Евсей Петрович был и сам рад, что она осталась при нем — тешило мужское самолюбие. Придет срок, поиграется с ней вдоволь. А то, что своевольная, так это еще лучше. Надоели покорные, да покладистые бабы.
— Ладно, Дарья, оставайся!
— Давно бы так, Евсей Петрович, — сказала Даша, с некоторым презрением в голосе.
Но Афанасьев этого не заметил — уже отвлекся на сборы. Вместе с ним на таежную заимку, расположенную в тридцати верстах от станицы, поедут десять казаков, не пожелавших уходить в Китай, вместе с атаманом Гамовым.«Чертова дюжина», — подумал Евсей Петрович. Вместе с ним, сыном и Дарьей получалось тринадцать человек. Но ничего, главное вырваться через заслоны красных, а там — в заимке, у него еще трое людей. Кухарка не в счет, тем не менее, получается довольно внушительный отряд. Отсидятся в тайге — авось, все образуется.
Дарья вскинула тело на седло и, лихо поставив Орлика на дыбы, крикнула:
— Ну, скоро вы там еще?
Евсей Петрович уже разместил свое грузное тело в тарантас с охами-вздохами и тронул вожжи:
— Но-о, родимая! Поехали!
Даша заняла место слева от тарантаса и изредка бросала ненавистные взгляды на купца. Причиной перемены отношения к Евсею Петровичу — почти что отцу, вырастившему ее с младых лет без тревог и горестей, в совершеннейшей свободе, была раскрывшаяся семейная тайна. А раскрыл тайну, никто иной, как случайно встретившийся молодой человек в гимназисткой форме. После второй встречи, когда Дарья сам поехала в город разузнать о Сергее Лысенко, они довольно часто пересекались подобным образом. Даша, найдя оказию, приезжала в город, а Сергей ее встречал, чаще всего, в городском саду. И во время разговоров на долгих прогулках и было раскрыто истинное лицо Афанасьева. Сначала Дарья все отрицала, даже слушать не хотела, уводя разговор на другую тему. Но Сергей, мягко, без давления, все таки, убедил ее.
— Сходи в Верхе-Благовещенскую церковь, Дарья! Там все еще служит отец Владимир. Это ведь он нас спас тогда на пожаре.
На другой встрече Сергей рассказал и причину поджога, и как их спасали, полагая, что отец Владимир скромно умолчал про свой героический поступок. Кроме этого имеется свидетель убийства ее отца. Только он сейчас находится в Харбине. Если надо, то можно попросить Никодима разыскать Василия. По всему выходит, что Афанасьев — подлый убийца и вор. Сначала убил отца, присвоил его средства, потом лишил жизни ее мать, оставив Дашу круглой сиротой. А чтобы скрыть следы своих подлых преступлений взял сироту под свое воспитание.
Дарья потрясенно молчала и чувствовала, как в ее душе закипает гнев и ненависть к Афанасьеву. Теперь она смотрела на свою жизнь совершенно другими глазами. Это под влиянием Афанасьева она стала жестокосердной. Это он заставлял проявлять только низменные чувства, напрочь пресекая ее доброту и нежность даже к животным, не говоря уже о людях. Только оставаясь наедине с Орликом, отбрасывала маску жестокости и неприступности, давала волю и слезам, и нежности. В эти минуты она просила коня прибавить скорость, чтобы ветер высушил, неизвестно откуда взявшиеся, слезы.
После бесед с Сергеем, Даша многое переосмыслила в своей жизни. И теперь ей становилось стыдно за многие поступки, совершенные до сих пор. Первым делом она нашла где живет тот бедный мужик Тимофей, избитый ею на базарной площади. Он жил на окраине ближе к Амуру. Прискакав к дому, не слезая с коня, долго рассматривала бедное убранство тимофеевского двора, пока не вышла женщина, с измученным болезнью, землистого оттенка, лицом в белом платке. Она подставила ладошку к бровям, защищаясь от слепящего солнца и молча уставилась на приезжую.
— Здравствуйте! — сказала Даша.
Женщина не ответила. Так и продолжала молча стоять, жмурясь от солнца.
— Тимофей дома? — опять подала голос Дарья.
— Та, на Амуре... — ответила слабым голосом женщина. — За рыбой пошли.
— Когда вернется?
— Та кто его знает. Вечерясь, наверное...
Похоже женщину окончательно покинули силы и она, держась слабыми руками за перила, села ступеньку крыльца. Кажется, только животворящие лучи летнего солнца и свежий воздух с Амура дают ей возможность цепляться за этот мир. Дарья соскочила с коня, зашла во двор.
— Вам плохо? — спросила она растерянно, удивляясь новым чувствам зарождающимся внутри. Это была смесь жалости, доброты и желания помочь страждущему.
— Мне уже давно плохо. Держусь ишшо за этот свет. Не знаю только зачем...
— У вас дети есть?
— Та, есть... Шестеро...было. Один прошлым летом утоп, сердешный... Самый любимый был мой сыночек. Добрый. После этого я слегла. Остальный маленькие ишшо... Двое взрослых, с отцом все время... Рыбу ловят. Потом везут в Благовшшенск. Да только кто купит-то? Все рыбаки.
На последней фразе женщина сделала попытку улыбнуться, но получился лишь беззубый оскал... Дарья с испугу отпрянуло, но взяла себя в руки и достав из кармашка камзола приготовленные ассигнации, протянула женщине:
— Вот, возьмите... пожалуйста...
Женщина подслеповато уставилась на протянутые деньги. Потом подняла взгляд на Дарью, как бы спрашивая: «Это мне?!»
— Да, да! Возьмите! Это вам! Детишкам купите чего или продуктов каких...
— Благодарствуйте, барыня! Мне уже ничего не надо... А вот детям хлеба купит Тимофей.
— Да, там хватит и на хлеб, и на другое...
— А вы кто будете, барыня?
— Не важно. Скажите Тимофею, что я еще зайду....
Даша развернулась на каблуках и, быстро, не оборачиваясь выйдя со двора, вскочила на Орлика и поскакала прочь.
Прибытие отряда на заимку задержалось по причине того, что у тарантаса, на котором ехал Афанасьев выскочило колесо. Евсей Петрович ни за что не соглашался сесть верхом и продолжить путь. Пока налаживали сломанное колесо, стало уже смеркаться. Дальше пришлось ехать медленно, чтобы повторно не сломать, сделанную смекалистыми казаками, деревянную ось. Зато в заимке их ждал «сюрпризец», как выразился сын Афанасьева.
На заимку нечаянно забрели трое человек, да не простые. Один из них оказался самый настоящий комиссар, а двое его охранники. Только не знали они, что люди на заимке давно научены Афанасьевым: кто бы ни был, кто бы не приехал, встречать ласково, с хлебом солью. Напоить донельзя, затем связать и ждать хозяина, известив того известным способом. Об этой заимке Афанасьева не знал никто, кроме приближенных людей. Даже Даша приехала впервые. Поэтому никого не жалели лихие ребята Евсея Петровича. Один раз даже над приставом не смилостивились, который забрел по делам государственным. Все спрашивал, мол, не здесь ли случилось смертоубийство некоего Михаила Васильевича Котова, приказчика купца Афанасьева?! Напоили, обобрали и закопали недалеко в лесу.
Так и этих, которые прибыли почти на таком же тарантасе с рессорами, как у Евсея Петровича, встретили радушно. Пока комиссар парился в баньке, пристукнули обоих охранников. Сначала того, кто тарантас охранял, не отлучаясь, а затем второго, что у бани сторожил своего начальника. А когда вышел из бани довольный, раскрасневшийся и чуть пьяный комиссар, то и его приняли под белые рученьки.
— Убили, что ли? — спросил недовольно Афанасьев.
— Обижаете, Евсей Петрович! Нет, так, слегка помяли, связали, да заперли покаместь.
— А что везли в тарантасе?
— А вы сами посмотрите, Евсей Петрович! Пойдемте! Мы ничего не трогали!
— Ну, что там? — Афанасьев недовольно зашагал в сторону тарантаса, стоящего в дальнем конце двора под навесом.
Один из работников заимки быстрыми шажками, несмотря на массивное телосложение, подбежал чуть раньше хозяина и откинул парусиновую накидку. Там лежали четыре кожаных саквояжа, опломбированные банковскими пломбами. Афанасьев хотел приподнять ближайший саквояж, но ему не удалось даже сдвинуть с места. Он удивленно обернулся к работнику:
— Ты, вот что, Аркаша, занеси все это ко мне в комнату. Там посмотрим.
— Хорошо, Евсей Петрович! Как изволите!
— А тут точно больше ничего не было? — спохватился Афанасьев.
— Христом богом клянусь, ничего, кроме пулемета, — Аркаша осенил себя крестным знамением. — Но мы его уже оприходовали себе. Пригодится!
— Хорошо, отнеси ко мне. Да так, чтобы остальные не обратили внимания. Особенно, казаки! Всё, давай, Аркашенька действуй. Ужин готов? Где Ваня, Прасковья?
— Дык, Ванька комиссара охраняет, а Прасковья на своем месте. Че ей сделается. Ужин давно готов.
Через некоторое время казаки были накормлены и определены на постой. Урядник распределил очередность несения караула, а остальные ушли спать. Когда все стихло, в комнате Афанасьева собрались четыре человека. Купец со своим сыном Петром разместились за столом, заставленным всевозможными яствами. Дарья, сославшись на усталость и головную боль, ушла в приготовленную ей комнату, еще до появления других персонажей.
Любил Евсей Петрович принимать пищу подолгу. Вот он сытно отрыгнул и, вытерев жирные пальцы о скатерть, обратился к человеку, сидящему на дубовой табуретке в двух метрах от стола и поддерживаемый за плечи Аркашей. Все лицо представляло собой большой синяк с множествами ссадин: Аркаша потрудился. А задавали ему один и тот же вопрос:«Где остальное золото?»
То, что он является самым настоящим комиссаром казначейства Совнаркома Тыликом, Аркаша давно выяснил. И давно бы уже расстреляли за сараем, но не тот человек Афанасьев, чтобы не понять главного. Комиссары разбегаются под натиском белогвардейцев и япошек. Прихватили казну. Но он наверняка знает, что казна Благовещенска не умещается в четыре саквояжа, хоть и набитые золотыми монетами. Да, молодец, Аркаша, хороший куш отхватил. Надо будет его наградить за верную службу.
— Ну, мил человек, где остальная казна?
— Я уже сотый раз повторяю: казной распоряжался предисполкома Мухин. Мне поручено было спрятать только эти саквояжи. Кому и что еще поручено я не знаю.
— Ну, сколько было всего золота, ты как комиссар казначейства должен знать!
— Золота, серебра было много, — уставший от избиений Тылик. — Около десяти тонн.
— Во-ооот, мил человек, это уже другой разговор. Такой груз в саквояжах не увезешь! Значит, что?
— Что? — спросил нетерпеливо сын Петр.
— Что? — спросил с надеждой Аркаша.
— Что? — спросил комиссар, еле двигая разбитыми губами.
— Значит загрузили на пароход или в вагон поезда, — воскликнул Афанасьев, хлопнув себя по коленям. Когда касалось денег или золота его изощренный ум работал как надо. — Железная дорога отпадает. Вряд ли твои комиссары повезли золото в сторону Хабаровска — там японцы. И на запад не получится. Вся железная дорога, говорят, почти до Казани, в руках у чехословацких войск. Остается путь по воде.
Афанасьев встал, оживленно стал ходить по комнате из угла в угол, поглядывая то на сына, то на Аркашу, то на комиссара. Затем вдруг остановился и сказал буднично:
— Аркаша, будь добр, отправь этого человечка куда надо.
Аркаша понятливо кивнул, рывком поднял со стула Тулика, подхватив за подмышки и вывел его из комнаты. Через минут десять все услышали глухой выстрел.
Всю эту сцену прекрасно слышала Дарья. Ее комната сообщалась с хозяйской довольно толстой дубовой дверью. Но она была предусмотрительно оставлена приоткрытой Дарьей, перед уходом с ужина. Она слушала затаив дыхание. Когда Аркаша увел комиссара, отец с сыном начали говорить вполголоса:
— Петя, считай, что это твое будущее! Мне на мой век хватит. Но мне, прости, господи, не дает покоя остальное золото. Куда его могли спрятать комиссары? Раз они прячут золото, значит скоро в городе будут наши. Обождем здесь пару деньков, потом пошлем в город кого-нибудь из казаков разузнать, что и как...
— Мне что делать, папа?
— Пока нет Аркаши, отнеси саквояжи в подпол. Там у меня есть укромное место. Никто не знает, даже Аркаша. Пойдем покажу, возьми с собой один саквояж!
Как только отец с сыном вышли из комнаты, Дарья, босиком выбежала из комнаты. Оглянулась вокруг — никого, затем бросив взгляд на стоящие в углу коричневые саквояжи, пошла по пятам Афанасьевых. Уж, как бесшумно передвигаться по дому ее не надо учить. Неслышно пробравшись к тому месту, где копошились отец с сыном, Даша смотрела некоторое время, помечая в память манипуляции с несгораемым шкафом, затем вернулась к себе в комнату, плотно закрыв тяжелую дверь. Главное она узнала!
Теперь надо составить план, как отомстить за отца и мать, за сиротское детство и вынужденное одиночество. Как ни смотри, пока Даша не встретила Сергея, у нее никого не было. Никаких друзей и подруг. От всего этого ограждал Евсей Петрович. Были все чужие. Любой контакт с посторонним сводился к драке или просто порке. О, это поощрялось! На это любил смотреть Афанасьев.
Только после встречи с Сергеем Даша поняла, что могут быть иные отношения между людьми. Что миром должна править доброта. Все это так, но Дарья не из таких, кто подставит «другую щеку для удара». Даша долго лежала с открытыми глазами — сон не приходил. Но постепенно она успокоилась, голова прояснилась, и тут же созрел план мести. Она, привстав, задула свечу, легла и уснула тревожным сном, под пьяный говор в соседней комнате.
Продолжение следует
Изображения из архива сообщества Истфак, музеев ВГИАМЗ и СОМК, а так же с лицензией ССО
Книга первая "Путь Воина. Победитель" номинирована на престижную литературную премию. Подробности здесь - Рамзан Саматов. "Путь Воина". Номинация на международную литературную премию
