"Путь Воина. Ясный сокол". Часть 4. "Уходили добровольцы на Гражданскую войну". Глава 6. "Месть"
Автор @ramzansamatov
Ночью, когда все уснули кроме караульных, Даша встала со своего места. Она так и осталась в одной ночной рубашке на голое тело, а остальную одежду приготовила заранее, пока шла ночная пьянка Афанасьева с сыном. Сложила все в один узел, чтобы можно было унести разом. Как обычно, собрала туда только казацкую одежду — в ней будет проще передвигаться потом, чем в женском наряде.
Дарья еще раз прислушалась к ночным звукам в доме. Было тихо, если не считать натужного храпа из соседней комнаты. Взяла в руки лампу и, притушив ее свет до минимума, вышла в коридор. Снова прислушалась к звукам в доме. Сначала подошла к комнате хозяина — храпит, потом к комнате Петра — тихо, но слышно, что сопит и ворочается во сне. Даша еще днем приметила, что слуги размещаются в отдельном домике — здесь больше никого не было. Спустилась на первый этаж по скрипучим ступенькам на цыпочках, светя под ноги тусклой лампой. Прошлась по первому этажу, чуть не споткнулась об уроненный кем-то стул, прошла во владения кухарки — здесь тоже никого нет. Значит, Прасковья тоже ночует в другом домике. Поставила лампу на пол, чтобы не было видно со стороны двора и, подойдя к узкому окну, выглянула наружу.
Во дворе, возле сломанного тарантаса Афанасьева стояли два казака, переговариваясь о чем-то. Один из них курил, отчего, время от времени, красный огонек вспыхивал ярко и освещал усатое лицо. Вот он докурил, бросил окурок под ноги, растоптал сапогом и пошел в сторону хозяйского дома. Другой казак направился в сторону конюшни. «Пошли делать обход, — подумала Даша. — Ну, идите, идите! Ваше время еще не пришло...»
Спуск в подвал был сделан из каменных ступенек, а вход оказался закрыт на висячий замок. Вот этого Даша не ожидала. Ключ может быть только у хозяина. Вряд ли он пока доверил его сыну. Девушка подумала несколько секунд, оставила лампу на ступеньках и резво взбежала наверх. Не все пошло по плану. Значит с Афанасьевым придется решить раньше. Заглянув к себе в комнату, прихватила нагайку и, так же на цыпочках, пробралась в комнату Евсея Петровича. Тот спал поперек кровати, раскинув руки и храпел, как иерихонская труба. Необъятный живот холмом возвышался над кроватью.
Дарья подошла со стороны головы, с ненавистью посмотрела на лицо Афанасьева, слабо освещенное лунным светом, падающим через окно. На шее, кроме нательного креста, заметила тонкую шелковую веревочку. Плохо, что не прихватила нож. Можно было бы срезать. Но ничего, главное не это...
Даша села на пол, продела одну руку в темляк нагайки, на вторую намотала плеть и, примерившись, накинула на шею Афанасьева. Тут же, опершись пятками на его надплечья, чтобы не сползал, резко потянула на себя. Храп прекратился... и Евсей Петрович, уже хрипя, не понимая по-первости, что происходит, стал извиваться на кровати, насколько позволяло грузное тело. Но Дарья держала его жестко, постепенно увеличивая давление рукояткой нагайки, как рычагом сдавливая сонные артерии. Через некоторое время он перестал дергаться и затих, некрасиво вывалив толстый язык. Девушка подождала еще несколько секунд и отпустила удавку. Затем быстро вскочила на ноги, брезгливо сняла с шеи купца веревочку с ключом и вышла из комнаты, плотно прикрыв двери.
Среди множества вещей, пушнины, ящиков и мешков, Даша отыскала то, что искала. Саквояжи стояли рядышком — в углу. Девушка покрутила колесико фитили лампы и стало намного светлее. Поставив ее рядом, открыла первый саквояж — тускло блеснуло белым металлом — серебро. Открыла второй — здесь были золотые царские монеты. Попробовала поднять — с трудом, но получилось. Не зря всю жизнь себя тренировала. И в третьем саквояже было золото, но меньшего объема. Сверху монет лежали бумаги свернутые в трубочку. Бумаги были на русском языке — акции, облигации, чеки банков Благовещенска. А вот четвертый саквояж оказался совсем легким, по сравнению с другими. Там были одни бумаги. В основном на китайском языке. Но судя по оформлению, тоже ценные банковские бумаги.
Дарья вынесла саквояжи с золотом и бумагами из тайной комнаты. Закрыла на ключ. Затем, так же босиком, по холодной земле, бесшумно, но с трудом, отнесла сумки в конюшню, дождавшись, когда караульные разойдутся в разные стороны двора. Орлик прядал ушами и коротко всхрапнул, увидев приблежение хозяйку.
— Тихо, Орлик, миленький! Тихо!
Девушка оседлала коня и, приторочив саквояжи к седлу, аккуратно вернулась в дом. Теперь предстояло замести следы. Прислушавшись к звукам в комнате Петра, зашла в комнату убитого. Никаких угрызений совести при этом она не испытывала. Она считает, что совершала правосудие. Если законным образом не удалось осудить убийцу ее отца и матери, то она это сделала. Зажгла лампу, стоящую в у кровати хозяина дома, затем, бросила на грудь убитого ключи, почти не глядя смахнула лампу на пол и вышла из комнаты. От удара об пол, керосин растекся, вспыхнул и стал языками пламени схватывать ковер и окружающие ткани.
Дарья сидела у себя в комнате и ждала. Дом был построен давно, из сухих кедровых бревен и поэтому пожар разгорелся мгновенно. Когда уже дым и пламя стало проникать в ее комнату, девушка не выдержала, схватила приготовленный узелок и выбежала в коридор. Стала стучать в комнату Петра:
— Петя! Пожар! Петя! Вставай! Горим!
В дверях появился сонный и не протрезвевший Петр.
— А? Что?
— Ты слышишь, Петя? Горим! Надо уходить!
Тут пламя и дым с шумом и треском вырвались в коридор и к Петру пришло осознание того, что происходит. Вернулся в комнату, стал хватать вещи, потом бросил, выбежал в коридор:
— А отец? Он где?
— Не знаю, Петя! Давай, шевелись, иначе сгорим!
Проходя мимо комнаты отца, Петр попытался открыть дверь, но стало только хуже. Проникший сквозняком воздух еще больше раздул огонь, на лицо полыхнуло жаром. Петя отпрянул и выбежал за Дарьей из дома. Навстречу уже бежали слуги, казаки с ведрами, баграми.
— Ой, беда! — кричал Аркаша. — Помогай, братцы. Хозяина надо спасать!
Даша тоже изобразила отчаяние, заламывала руки, натурально плакала, стоя босиком на мерзлой земле. Кто-то из казаков, урядник, кажется, накинул на нее бурку, приобнял:
— Крепитесь, барышня! Авось спасут... Вам бы одеться. Холодно.
Она скинула бурку, отпихнула руку, побежала в сторону горящего дома:
— А-аа! Евсей Петрович! Евсей Петрович!
Но ее схватили, оттащили от огня, снова накинули бурку. Тут подошла Прасковья, взяла ее за руку и сказала:
— Пойдем, Дарья Михайловна! Пойдем ко мне! Одеться надо. Заболеете.
Кругом стояла суматоха, хаос, все бегали— кто туда, кто сюда, пытались проникнуть в дом, носили воду, тушили, но дом еще больше разгорался.
— Лейте на стены! Чтоб огонь не перекинулся на конюшню, другие домики..
— Эх, Евсей Петрович! Как же так?!
— Да, пил он много вчера, — сказал Петя. — Забыл, наверное, лампу потушить... Спасибо Даше, иначе, и я бы сгорел там... Тушите, тушите! Добро надо спасать!
— Да, какое добро, Петр Евсеич?! — не то спрашивал, не то просто сокрушался Аркаша. — Все уже, не спасти хозяина!
Но Петр не особо горевал по поводу гибели папаши. Его теперь интересовали сокровища в подвале.
— Туши, Аркаша! Озолочу! Саквояжи надо спасать!
Аркаша с интересом посмотрел на нового хозяина и крикнул казакам:
— А ну, налегай, братцы! Каждому по золотому червонцу, если отстоите дом!
Петр согласно кивнул. Потом оглянулся по сторонам в поисках Даши. Ему так захотелось выразить благодарность ей в этом момент. Она же его спасла! Не убежала, или не стала просто звать на помощь, а пришла к нему, разбудила, растеребила и вывела из горящего дома. Он никогда не забудет этого! Но где же она?
— Где, Дарья? — крикнул Петя.
— Ее Прасковья увела, — сказал урядник. — Совсем не в себе стала девка, когда поняла, что ваш батюшка сгорел на пожаре.
— Ничего, ничего... — сказал Петр Евсеевич. — Она не будет брошена. Я ей жизнью обязан.
Наконец, огонь потушили, но дом сгорел почти дотла. Остался только каменный остов. Среди головешек нашли полусгоревший труп хозяина.
— Аркаша! — сказал Петр, брезгуя подходить к обгорелому трупу, закрывая рукавом рот и нос.— Ключ, ключ, смотри на шее!
— А что за ключ?
— Да, от двери, который в подвал ведет.
— А зачем ключ, когда там дверь почти вся сгорела.
— А ты все равно пошарь! — сказал, подозрительный Петр.
Через некоторое время Аркаша поднял грязную руку, демонстрируя ключ. Потом, выбрался из развалин сгоревшего, но все еще чадящего дома и подошел к молодому хозяину.
— Вот возьмите, — сказал он, протягивая ладонь. — Тут и нательный крест вашего батюшки.
Петр брезгливо поморщился, сделав подметающее движение тылом кисти в сторону Аркаши.
— Потом, потом, Аркаша! Пошли в подвал заглянем...
Толстая дубовая дверь почти выдержала натиск огня, сгорев лишь наполовину — возможно, из-за отсутствия доступа воздуха. Замок висел на месте. Аркаша повернул ключ в замке и толкнул дверь, отчего та упала внутрь, подняв клубы пыли и пепла. Хотя сюда огонь не проник, но из-за жара пожара, почти все меховые и тканевые вещи испортились, кожа скукожилась. Но саквояжи из толстой кожи сохранились. Только ...
— Не понял... — сказал Петр, раскидывая вещи, мешки, сдвигая ящики. — Я самолично занес сюда все четыре саквояжа! А где еще два? Ты что ли взял, Аркаша?
Петр Евсеевич повернулся к нему и схватил за грудки. Сильный Аркаша с легкостью снял с груди руки хозяина.
— Не балуйте, Петр Евсеич! Я сроду не брал хозяйского... Если помните, я сам показал вам эти саквояжи. Конечно, я догадывался, что там ценности. Но, несмотря на это, не стал даже открывать до прибытия Евсея Петровича.
— Извини, Аркаша! Неужели сам отец перепрятал?!
— Получается так... Ключи были у него, замок на месте. Надо поискать.
Петр Евсеевич с Аркашей перерыли весь подвал, простучали все стены, но тайника не нашли. Уставшие, злые и грязные вышли к казакам. К Петру подошел их урядник.
— Кхм-м... Петро Евсеич, вы ... это … обещали плату за тушение пожара. Кхм-м... И вообще, что вы решаете? Остаемся с вами? Аль мы, с казаками, уходим? Говорят, скоро наши возьмут Благовещенск. Мои собрались возвращаться...
— Нет, нет, господа казаки! Прошу остаться со мной! Все договоренности, что были с моим отцом остаются в силе. Аркаша! Раздай обещанную награду!
Пока Аркаша раздавал каждому казаку по монете, во двор вышла, уже одетая, Дарья. Посмотрев на ее печальные, заплаканные глаза, даже у черствого Петра смягчилось сердце — он быстро подошел к девушке и обнял за плечи.
— Дашенька, дорогая! Мы с тобой никогда не были близки. Даже в детстве. Но сейчас, перед лицом общего горя, хочу обнять и поблагодарить тебя за моё спасение. Я клянусь, что никогда этого не забуду!
— Петя, прими мои соболезнования, но я сейчас не могу здесь оставаться. Этот запах горелого мяса сводит меня с ума. Ты же знаешь, что в детстве я сама пережила пожар, где погибла моя мама. Я уезжаю!
— Куда, Даша? Я думал, что ты останешься со мной?!
— Нет, Петя, я уеду в Харбин. Мне нет места здесь теперь.
— Как же так? В городе красные. Как ты уедешь? А есть ли средства у тебя? Погоди, Даша! Аркаша, дай саквояж!
Петр протянул девушке горсть монет. Но Даша даже не взглянула на них.
— Петя, у меня есть кое-какие сбережения. Спасибо за заботу, но я справлюсь сама! Прощай!
— Хорошо, Даша! Передай маменьке привет и расскажи, что тут случилось... Но чует мое сердце, что она не особо расстроится... Прощай, Дарья! Авось свидимся! А нам надо заняться похоронами отца.
Дарья, накинула бурку, зашла в конюшню к оседланному коню, села на седло и, тщательно прикрыв попоной оба саквояжа, медленно выехала со двора заимки. Все были заняты своими делами, и никто, кроме Прасковьи, не смотрел на уезжающего одинокого всадника. Но и она, проводив взглядом Дарью, молча ушла заниматься своими делами.
Утреннее осеннее солнце сегодня светило особенно ярко. Постепенно, к печальному выражению лица девушки, возвращалась ее обычное состояние. Губы чуть тронула довольная улыбка, плечи развернулись и она, взмахнув нагайкой, гикнула, но не стала бить коня. Конь и без этого, почувствовав настроение хозяйки, понесся во весь опор в сторону восходящего солнца.
Продолжение следует
Изображения из архива сообщества Истфак, музеев ВГИАМЗ и СОМК, а так же с лицензией ССО
Книга первая "Путь Воина. Победитель" номинирована на престижную литературную премию. Подробности здесь - Рамзан Саматов. "Путь Воина". Номинация на международную литературную премию
