"Путь Воина. Ясный сокол". Глава 1. "Никодим"
Автор @ramzansamatov
Никодим оставил лыжи, подбитые лосиной шкурой, у входа в избу и, отряхнув унты от снега еловым веником, открыл дверь. Вместе с вошедшим мужчиной в дом проник холодный воздух, тут же стал клубами стелиться по полу, но, дойдя до пышущей жаром печки, остановился и постепенно растворился. Сила русской печи победила.
— Никодимка! — крикнул звонкий детский голос из-за печи. —Ты вернулся?!
— Выходи, сынок! Не бойся, — сказал Никодим. — Я тебе кедровых шишек принёс.
Из-за печи показалась белобрысая голова мальчика лет пяти. Там было его укрытие. Они с Никодимом договорились, что в случае появления чужих людей в лесной избе в отсутствии хозяина, мальчик прячется в укрытии, специально сделанном для такого случая. В пространстве между печкой и стеной избы был устроен ещё один домик из толстых досок, с дверцей, закрывающейся на щеколду. Никодим проверял — даже с его силищей невозможно было оторвать доски. Кроме того, на полу домика был люк ведущий в подвал — там можно было пережить даже пожар.
Для Сереженьки собственный домик был сущей радостью. Почти все время он проводил там со своими игрушками, когда Никодим уходил на промысел. А уходил он почти каждый день. Жить-то надо как-то. На одно жалованье помощника лесного смотрителя прожить никак невозможно. Надо обеспечить будущее Сереженьки. Да и на поиски Ликин тоже нужны средства. Вот и приходится ходить в лес то белок, то куницу добывать, а если повезёт — соболя принесёт. Заодно за своим участком леса приглядывает.
Никодим, после пропажи Ликин, вернулся в губернаторский дом, оседлал лошадь и направился на поиски китаянки в сторону Верхне-Благовещенска. Положение доверенного лица при дворе дома губернатора позволяло пользоваться конюшней.
По мере приближения к посёлку можно было наблюдать множество зарубленных людей — Никодим насчитал больше тридцати. Мужчина содрогнулся от … жестокости исполнителей губернаторского приказа.
Корзину он обнаружил недалеко от этого места — под цветущим кустом вереска. Ребёнок был не только жив, но более того, улыбался беззубым ртом на покачивающуюся перед лицом веточку. Никодим соскочил с лошади, подхватил корзину и стал искать взглядом Ликин. Больше всего боялся, что она тоже зарублена. Целый час потратил на поиски, но так и не нашёл китаянку. Это его немного обнадёжило. Но с другой стороны, если Ликин была вынуждена оставить корзину с ребёнком, значит случилось что-то непоправимое. Иначе бы китаянка не бросила Сереженьку.
Малыш, будто почувствовал, что Никодим думает о нем, заворочался в корзине и захныкал.
— Сейчас, сейчас, сокол ясный… Доедем уже до поселка.
В Верхне-Благовещенске Никодим первым делом направился к церкви. Местный батюшка вник в положение мужчины и подсказал, которая из прихожанок недавно родила, и , возможно, не откажется накормить голодного ребенка.
— У Марьюшки доброе сердце. Иди к ней. Ее дом по правой стороне, приметный. Сразу увидишь. С голубыми наличниками. Иди! Бог с вами!
— Благодарствую, батюшка!
Никодим взобрался на лошадь, батюшка подал ему корзину с ребенком и сказал прощание:
— Богоугодное дело творишь, Никодим. Дай Бог силы тебе и ребенку выдержать это испытание.
Долго еще стоял местный поп у церкви, посылая крестные знамения в сторону всадника, читая «Отче наш».
Действительно, лошадь Никодима привела его прямиком к приметному дому. В этом была своя причина. У дома, раскрашенного в разные —преимущественно в голубые и белые — цвета, стояла запряженная бричка с вороным конем, который заржал при виде лошади Никодима. Он даже сделал попытку приблизиться, но повод, привязанный за кольцо, прибитое к одному из столбов резных ворот, дал ему лишь повернуть голову. Конь, недовольно фыркнув, стал бить копытом об землю.
— Ну, чем ты ещё не доволен, Уголёк? — послышался возглас и из ворот вышел смазливого вида молодой мужчина в картузе и цветастой косоворотке.
— Да это он при виде нас так… — пробасил Никодим, слезая с лошади. Он степенно подвёл лошадь к другому столбу, неторопливо привязал, не выпуская из сгиба локтя корзину с ребёнком, затем повернулся в сторону церкви, перекрестился и спросил с любопытством разглядывающего мужчину:
— Хм-м… Марья здесь проживает?
— Да, здесь, — сказал мужчина, с ухмылкой кивнув в сторону дома, и потёр заалевшую щеку. — А ты кто будешь? Чего надобно от Марьи?
— А ты, стало быть, муж Марьи?
— Нет, какой я муж?! Нет у неё мужа. Был, да сплыл.
Мужчина одернул рукава, расправил складки косоворотки, затянутой тонким чёрным кожаным поясом, потуже надел картуз и сказал подбоченясь:
— Меня зовут Василий — приказчик купца Афанасьева. Слыхал про такого?
— Ну, тогда посторонись приказчик! У меня дело к Марьюшке. А до твоего купца у меня дела нет, тем более до тебя.
— Но, но, но! Как ты разговариваешь, мужик! — приказчик замахнулся плеткой.
Никодим молча схватил Василия за ухо и отодвинул в сторону. Тот заверещал, стал биться в руке, удерживающей его чуть ли не на весу.
— Ой, ай, ой! А-аа! Пусти! Я пошутил!
Никодим отпустил и, даже не взглянув на приказчика, вошёл в калитку. Деликатно постучал в дверь сгибом среднего пальца. Из-за двери послышался грудной женский голос:
— Василий?! Опять ты? Уходи! Иначе опять получишь…
— Извиняйте, хозяюшка. Это не Василий. Он ушёл.
— Ой! А кто там? Заходите!
Никодим зашёл в дом, поклонился хозяйке.
— Здравствуйте, Марья!
— Здравствуйте…— сказала миловидная женщина лет двадцати пяти, повернув голову в сторону входящего.
Ее можно было бы назвать красивой: умеренная полнота, характерная для только родивших женщин, ей очень шло. Черноволосая, чернобровая, с полными вишневыми губами, почти чёрными глазами — настоящая казачка. Красоту ее слегка портили лишь глаза, вернее, один глаз — правый, который слегка косил при взгляде влево. Марья держала в руках ребенка и кормила грудью. Стыда при этом не чувствовала — нет ничего краше материнской любви к своему дитё.
— Марья, я к вам с поклоном от батюшки и с просьбой…
— Благодарствую! А что за просьба?
В этом время захныкал, затем заплакал ребенок в корзине. Марья удивленно встрепенулась. Никодим слегка приподнял корзину и сказал:
— Вот это и есть моя просьба. Сереженька остался без матери. Очень есть хочет. Голодный уже полдня…
— Так давайте его ко мне. Не знаю куда молоко девать. Моей Дарьюшке этого много — приходится сцеживать в крынку. Давайте …
Никодим поставил корзинку на стул и уставился на плачущего Сереженьку. Заметив его нерешительность, Марья уложила Дарью в люльку и сама подошла, обнаружив в себе довольно высокий рост — почти до плеч Никодима.
— Вот, что папаша, — сказала недовольно Марья, взглянув на ребенка в корзине. — Вы совсем за ним не смотрели что ли?! Он же мокрый. Неужели не чувствуете запаха?!
— Дык, это…
— Вот, что папаша, — повторила Марья, перейдя на “ты”. — Иди погуляй пока. Мы тут сами разберемся.
Никодим, смущенно кланяясь, попятился, спиной открыл дверь и, выйдя во двор, облегченно вздохнул полной грудью.
Тем временем, Дарья принялась за заботу неухоженного ребенка. Сначала обмыла его теплой водой, выкинула тряпки и, завернув в чистые пеленки, дала грудь. Ребенок довольно зачмокал и с голодной жадностью присосался к соску.
— Кушай, кушай, соколик! — сказала Марья, бросив взгляд на свою дочь. Материнское сердце никогда не оставляет своего ребенка.
Покормив мальчика, женщина переложила его к дочери — места в люльке было достаточно. Покачала немного — оба заснули коротким сном грудничков. Через полчаса проснутся и станут снова требовать молоко. Марья встала, подошла к зеркалу, посмотрела довольно и, заправляя выбившиеся пряди волос под платок, вышла во двор.
А Никодим нашел себе занятие. Окинув хозяйственным взглядом двор, обнаружил, что дверь в сарай скособочена — явный признак отсутствия мужчины в доме. Когда вышла Марья, как раз занимался тем, что прилаживал сорванную петлю двери с помощью найденного в чулане топорика.
— Бог в помощь! — сказала женщина. — Благодарствуйте!
Никодим закончил работу, положил топорик на место и подошел к Марье.
— Вот, смотрю, петля сорвана… Решил приладить.
— Еще раз благодарствуйте! Моего Мишеньку в прошлой осенью медведь задрал. Некому смотреть за хозяйством. Он приказчиком работал у купца Афанасьева. Хозяйство-то ладное оставил, а сам даже дочь не увидел — без него родилась.
— А Василий, значит, после него стал приказчиком?
— А вы уже знаете?! Да после него… Частенько заходит, черт смазливый. Думает, что если стал приказчиком вместо Мишеньки, так и на меня права имеет. Сегодня даже приставать вздумал. Так я его огрела кулаком в скулу — у меня не забалуешь…
Никодим засмеялся басом. Вспомнил как тот приказчик тер алеющую щеку — вот откуда, оказывается, краснота.
— Я его тоже немного потрепал за ухо, — сказал, продолжая смеяться, Никодим. — Не имеет уважения к старшим…
— Так ему и надо, черту кудрявому! — тоже присоединившись к смеху, проговорила Марья.
Отсмеявшись, Марья посерьезнела и, присев на ступеньки крыльца, спросила:
— Теперь вы расскажите: кто вы, что вы?
Никодим кашлянул в кулак, снял шапку из вяленого сукна, затем снова надел и решительно сел рядом.
— Меня зовут Никодим. Я служу у Грибского — генерал-губернатора нашего. И я не отец Сереженьки…
— Батюшки, а кто же его родители, тогда? — спросила, удивленно всплеснув руками, Марья.
— Родителей нет. Мать померла сегодня утром в родах. А отец… Отца тоже нет. Я, значит, крестный буду…
— Поздравляю!
— Благодарствуйте!
Никодим немного отодвинулся от Марьи — жар от ее тела мешал сосредоточиться.
— Была ещё крестная мать — китаянка Ликин. Она же и роды принимала.
— Китаянка?! — спросила удивленно Марья.
Никодим молча кивнул, задумавшись о своём. Его глаза погрустнели и потемнели. Он снял шапку и перекрестился, услышав колокольный звон со стороны церкви. Затем продолжил:
— Корзину с ребёнком я нашёл в поле у дороги. А Ликин пропала. Ее угнали сегодня из города, вместе с другими китайцами, как только мы вышли из церкви после крещения.
— Да, я слышала от Василия страшную историю о том, что сегодня у посёлка загнали в реку тысячи китайцев. А там Амур аршинов триста в ширину будет. Многие, говорят, плавать то не умели — не доплыли. А эта китаянка умела плавать?
— Не знаю, — сказал сокрушенно Никодим. — Может умела, может нет…
— Ну, даст Бог, выжила… На все воля божья!
Никодим опять перекрестился.
— Что собираешься делать? — спросила Марья, опять переходя на «ты».
— Мне надо возвращаться в город, на службу. Долго уже меня нет — могли потерять. Хотя сегодня не до меня… Вот, что Марья. Оставь, Христа ради, у себя Сереженьку. А я тебе стану помогать — каждое воскресенье буду приезжать. Деньгами, или что… Ты не думай, у меня припасено на “черный” день.
— Да, я и сама хотела предложить, Никодим. Куда ты с грудным-то?! Мужик ты хороший, порядошный — сразу видно. Но не мать… Его же кормить надо. До четырёх-пяти лет даже не думай. А там, дальше, как Бог положит.
Никодим вскочил на ноги и в пояс поклонился Марье.
— Не ошибся в тебе, Марьюшка! Правильно батюшка подсказал. Дай Бог здоровья! Век буду молиться за тебя! А мальчишку я не брошу. Он мне теперь как родной сын…
Продолжение следует
Начало второй книги здесь
Книга первая "Путь Воина. Победитель" уже издана. Информация здесь https://ridero.ru/books/put_voina/
