Театрал. Последняя глава
Автор @isk2503
Пока трамвай следовал до конечной остановки, Гена подходил к каждому новому пассажиру, который садился в вагон и игнорировал билетные терминалы. Отработанным движением он козырял им и просил предъявить билет. Несмотря на поздний час и железнодорожную форму, уверенность, с которой держался мнимый контролёр, не давала людям возможности усомниться в том, что перед ними официальный представитель транспортного управления, находящийся «при исполнении». Но все, у кого не оказывалось билета, спохватывались и говорили о забывчивости, холоде, рассеянности и прочих причинах, не позволивших им вовремя приобрести билет.
– Так не прокатит, – заключил Гена, – На следующей остановке сойдём. Ну, чтобы отвертеться уже нельзя было. Сошёл – значит, без билета проехал. Плати штраф!
– Я не буду сходить, – отрезал Боря. Его не устраивал план «сравнительно честного отъёма денег» у нарушивших правила пользования городским транспортом пассажиров. И вообще, то впечатление «рок-н-рольного» парня, которое поначалу произвёл Гена, стало сменяться желанием как можно быстрее избавиться от его общества. Особенно после попытки осветителя «раскрутить» на деньги старика вахтёра.
– Правильно. На конечной обычно народу больше выходит, – неожиданно согласился с Борисом новоявленный контролёр.
Весь оставшийся путь следования трамвая до остановки «Сельхозинститут» Гена трепался про периферийность гастрольных маршрутов, маленькую зарплату и свою нереализованность как художника.
– Пойми, Фанилыч, светом, как и словом, можно убить, а можно и спасти! Я сколько раз во время репетиций предлагал свои идеи! Думаешь, оно кому надо? Им или полный свет нужен, или локальный, солистов только выделить. Вроде наркоза – либо общий, либо местный. Вот они как эскулапы и работают. Для них постановка – это операция, а спектакль – на вроде пациента. Дай им волю – они и вырезать бы начали всё, что ни попадя!
Когда молодые люди вместе с остальными пассажирами сошли на конечной, Боря сразу сказал, что торопится и не сможет сыграть роль помощника контролёра.
– Да ты чё, Фанилыч? – удивился Гена, – Доходы с операции «Лучше контролёр, чем совесть!» поровну поделим. У тебя стипендия сколько?
– Сорок в месяц.
– Ну, вот видишь! Это же четверть от того, что нужно зарабатывать, чтобы хватало на всё, кроме икры. У тебя ведь склонность к гешефту в крови должна быть!
– Видать, я действительно Фанилыч. И мой папа работает начальником Черниковского узла Куйбышевской железной дороги.
– Чего?
– Так, ничего. Это у нас с Рифкатом-абы секрет маленький. Завтра если после трёх подойду, нормально будет?
– После трёх занят буду.
– Ну, ты тогда мою одежду не забирай у Рифката-абы. А я твою у него оставлю. Лады?
– Лады, – Гена пожал протянутую руку и неожиданно спросил: – А как тебя на самом деле зовут?
– Я уже и сам не знаю.
– Опять прикалываешься?
– Боря меня зовут.
– А–а, – как-то разочарованно протянул Гена, поднял воротник шинели и пошёл навстречу подходившему к остановке следующему трамваю.
По дороге домой Боря пытался убедить себя в том, что поход в театр всё-таки удался. Хотя бы потому что он смог лицезреть трёх замечательных «кадров» – Гену, как будто срисованного с карикатурных персонажей журнала «Крокодил», Клавку, которая запросто смогла бы заменить Нону Мордюкову в «Брильянтовой руке» и почти что Акакия Акакиевича в исполнении Рифката-абы. Однако этот пазл персонажей никак не складывался в некий законченный спектакль, посмотрев который можно было испытать тот самый катарсис, про который на лекциях по античной литературе рассказывал студентам доцент Гутман. И за который Боря любил столичные театры. «Наверное, для полноты картины не хватает заслуженного артиста БАССР Фаткуллина» – усмехнулся про себя он, одновременно проклиная пронизывающий до костей ветер.
На следующий день, сразу после занятий, Боря отправился за своими вещами. Он зашёл в театр со служебного входа. Рифкат-абы встретил его с радостью. Вахтёр вышел из своей кабинки и вынес уже приготовленные пальто, шарф и вязаную шапку Бориса.
– Вот, Геннадий попросил передать вам, когда придёте. Велел его вещи у вас забрать.
– А шинель с фуражкой он вам вернул? – поинтересовался Боря.
– Да, конечно. Правда, потом попросил поносить их два – три дня, когда из химчистки пальто заберу. Говорит, что очень форма ему понравилась.
«Красавец! Явно ведь не на партбилет фотографироваться собрался! А ещё про склонность к гешефту других людей рассуждать пытается!» – подумал Боря и стал переодеваться.
Доносившаяся мелодия в исполнении скрипок и голос солиста свидетельствовали о том, что театр жил своей жизнью даже без зрителей. По всей видимости «генеральный прогон», о котором говорил накануне Гена, шёл полным ходом.
– Фауст? – кивнул в сторону сцены Боря.
– Нет, Рагиб Насретдинович Фаткуллин, залуженный артист республики, – гордо «поправил» его вахтёр, – Любите оперу?
– Да, – машинально кивнул Боря, прислушиваясь к звукам репетиции. Его сердце забилось, а на лбу выступил пот. Неужели это та самая ария? И в этот момент он услышал:
Привет, привет тебе, приют невинный.
Здесь светлый ангел квартиру–у–у–у–у–у–у–у–ет!
Бориса охватило какое-то непонятное чувство радости. Он улыбнулся вахтёру и опять кивнул в сторону сцены:
– Хорошо спел.
– Хорошо! – восхищённо согласился старик, когда увидел реакцию молодого человека, – Может, пройдёте, послушаете?
– Нет, спасибо, Рифкат-абы, – не переставая улыбаться, ответил Боря, – Это была самая высокая нота оперы. Теперь я, как истинный ценитель и знаток оперного искусства, просто обязан покинуть театр, дабы подольше сохранить в памяти услышанный шедевр.
Борис вышел на улицу. Ничто не напоминало о вчерашней погоде, про которую он написал однажды в школьном сочинении в младших классах: «На улице было мразько». С неба падали крупные хлопья снега. Они ложились толстым слоем на крыши домов и ветви деревьев, превратив город в сказочную декорацию фильма или спектакля про Снежную Королеву. Боря глубоко вдохнул необыкновенно чистый, как ему показалось, воздух и побрёл в сторону трамвайного кольца, загребая носками своих зимних полусапог свежевыпавший снег. Он неожиданно поймал себя на мысли о том, что к нему пришло хорошо знакомое чувство соприкосновения с высоким искусством. Боре даже показалось, будто он бредёт не по уфимской улице, а направляется через скверик с фонтаном от Большого театра к станции метро «Площадь Свердлова».
Наш партнёр - торговая платформа Pokupo.ru