ПРОЗА. Бессмертие. Глава пятая. Эпоха грани

Мир и вправду изменился.

Преступность исчезла. Службы общественной безопасности стали формальностью. Единственная массовая неприятность, случившаяся в последние двести лет —внезапный сбой программного обеспечения скинов, связанный с неудачным обновлением.

Костюмы вдруг стали бросаться друг на друга, не выполняя приказы владельцев. Никто не пострадал, но была спешно развёрнута система дронов, способных менее, чем за четверть часа добраться до места стычки и отключить скины участников. Правда, после очередного обновления, устранившего все проблемы со случайными стычками, ею никто не пользовался.

Просто все помнили, что и эта угроза отступила. Теперь врагом стали монотонность и отсутствие риска.

Постепенно все привыкли жить вечно. Жизнь перестала быть медленным умиранием, она длилась, длилась, длилась, и вслед за последним "длилась" непременно должно было идти многоточие.

Вынашивались планы колонизации Марса, поговаривали о необходимости ограничения рождаемости. Но ничего этого не понадобилось, люди не торопились делиться вечностью. А комфортно жить теперь можно было в Антарктиде или в морских глубинах.

Достигла своей кульминации закономерность, хорошо известная возрастным психологам: чем более развито общество, тем больше времени в нём отводится взрослению.

В примитивных культурах по-настоящему взрослыми становились на втором десятке, после краткой, иногда болезненной процедуры инициации. В двадцатом веке —годам к тридцати. В двадцать втором —к сорока-пятидесяти. С обретением бесконечной жизни взросление худо-бедно завершалось к ста годам.

Физиологическое созревание шло совершенно по-прежнему, даже с некоторым опережением, и поэтому возникал классический кризис подросткового возраста: дети искренне полагали себя взрослыми, а общество их таковыми не считало. Развитие социальных наук смягчило конфликт, но не устранило его полностью.

Набирала силу так называемая философия Грани. Теперь костюм не должен быть несокрушимым доспехом. Ему нужно было обеспечивать бесконечную жизнь как можно более незаметно, быть тоньше, влиять меньше, нащупать границу, когда бессмертие сохранится, болезни останутся в прошлом, а воздействие на человека останется минимальным.

Стали популярными временные отказы от ношения костюма, замена его на компактные приборы, следящие за здоровьем. Людям хотелось не просто жизни, а настоящей, подлинной, той, что была, как многим казалось, когда-то давно, в далёком прошлом. Но при этом вечной и лишённой непереносимых страданий.

Канула в Лету мода на моложавость. Взрослые стали подчёркивать собственную зрелость. Смерть более не была неотвратимой, у неё появился будоражащий, но безопасный привкус, она больше не пугала.

Приметы угасания сделались пикантными, а не удручающими. Контролируемая старость превратилась в модную фишку. Лёгкие морщины, то появляющаяся, то исчезающая седина в сочетании с особым "усталым" взглядом, указывающим на умудрённость и знание жизни — таков был актуальный тренд, не собирающийся сходить со сцены.

Подростки неумело копировали взрослых: обнаружив дряхлого старика или старуху, с большой вероятностью можно было предположить, что им не больше семидесяти. Умеренность и чувство стиля, как и прежде приходили с опытом.

Но все это было лишь игрой, имитацией. Настоящая смерть исчезла и не баловала людей даже случайными визитами.

И никто не знает, куда это могло привести пресыщенное человечество, если бы не появилась Арена.

Арену придумали подростки. Как часто бывает, философия Грани практиковалась юными людьми куда более истово, чем зрелыми. И однажды они попробовали ощутить грань более отчётливо —в поединке.

Подростки отыскали заброшенный стадион —находится там без костюмов было просто опасно, сами изготовили оружие: луки, копья, мечи и устроили импровизированный турнир.

Это никого не встревожило - ну да, дети пытаются нащупать ту самую пресловутую грань. Почему бы и нет?

Скины прежних времён оставляли мало шансов для повреждений, но нынешние были всё же уязвимы. Несколько раз схватки на самодельном оружии заканчивались быстро заживающими ранами, а производители костюмов немедленно латали прорехи в защите.

А потом была смерть.

Десяток мальчишек и девчонок, бившихся стенка на стенку, даже сами не поняли, как это произошло. Просто одного из них внезапно не стало —а никто и не заметил, как именно оказался нанесён решающий удар.

Впоследствии техники восстановили картину происшедшего, обещали, что подобное не повторится. Но дело было сделано. На землян будто плеснули кипятком: они уже успели забыть о случайных смертях.

К собственному удивлению, жители Земли не запретили поединки на Арене —том самом огромном заброшенном стадионе, где собирались воинственные недоросли.

Она оставалась напоминанием о возможной гибели, шансом слегка пощекотать себе нервы и сделать истончённые костюмы чуточку более надёжными —чтобы всякий желающий мог подойти к самой границе жизни, но всё-таки уцелеть. Ободряющее прикосновение смерти. Философия грани во всей красе.

Поединки проводились раз в неделю, по выходным. Смертельные случаи были крайне редки, а со временем должны были исчезнуть вовсе. Арена сделалась символом, напоминанием: так почти никогда не бывает, но может быть.

Схватки транслировались: любой мог наблюдать за ними, просто приказав своему скину. А некоторые наблюдали их непосредственно, лично явившись на стадион.

Сначала шло предупреждения о сценах насилия, потом появлялась надпись "Арена". Затем — трёхстишье, служившее девизом Арены:

   Гибель честнее бессмысленной жизни.
   Что остаётся нам в вязкой обыденности,
   Кроме честности?

После этого начинались схватки.

В случае "неустранимых повреждений" состязания немедленно прекращались.

Впрочем, даже редких смертей было достаточно для создания подростковой субкультуры. Гибель на ристалище называлась у них Бессмертием —слово писалось с большой буквы в противовес обыденному бытию.

Они истово болели, ободряли участников и всегда настаивали на том, чтобы проигравшего непременно добили —чего, к их крайнему неудовольствию, обычно не происходило.

Так было до сегодняшнего дня. Но сегодня всё изменилось.