ПРОЗА. Филипп. Москва. (Окончание)
Дорогие друзья! Сегодня Лига Авторов представляет вам окончание рассказа @eldar-adov «Филипп. Москва».
Продолжение рассказа «Лаура. Ванкувер». Мнение персонажа может не совпадать с точкой зрения автора.
Так вот. В рассказе певец Филипп Крикоров, ругаясь со своими продюсерами, в гневе вышвырнул телефон в окно. Прямо на голову лузера с окраины. Конечно, лузер сообразил вставить в телефон свою симку и пользоваться этим подарком судьбы, понтуясь перед друзьями и девушками: «Смотрите, какая у меня крутая мобила!»
Но… прежде, чем лузер вставил свою симку, он ответил на пару звонков, что предназначались Крикорову. В итоге – сделал пиар начинающей рок-группе из соседнего двора, играющей «гаражный рок» (в том смысле, что в гараже репетировали). И не только. В тот момент, когда лузер сидел на крыше гаражей, медитируя на закат и собираясь уже вставить наконец в мобилу свою симку – в этот момент раздался ещё один звонок. От абонента «Божественная мудрость». Так певец Крикоров обозначил своего духовного учителя, к которому периодически ездил за консультациями на эзотерическую дачу в Подмосковье.
Лузер нажал кнопку и поговорил с этим гуру. Я планировал написать примерно такой диалог:
– Слушаю!
– Филипп?
– Нет, это не совсем Филипп. А это Божественная Мудрость?
– Э-э-э… не совсем Божественная Мудрость. Вообще-то я звоню Филиппу.
– Филипп теперь на другом номере. Но, подожди, Не-Совсем-Мудрость. Если ты всё же Мудрость, можно задать тебе вопрос?
– Ладно, валяй.
– В чём смысл жизни?
– Ну, ты спросил! Жизнь не имеет смысла. Жизнь – это возможность создать смысл. Так говорил Ошо Раджниш, и я с ним согласен. Вот ты чем сейчас занимаешься?
– Медитирую. Сижу на крыше гаража, созерцаю закат.
– Ну вот. А чего тогда глупые вопросы задаёшь? Если ты такой опытный медитатор, сам всё понимать должен.
– Мудрость, а ты что сейчас делаешь?
– Я сижу на крыше своего загородного дома и медитирую, созерцая закат.
– А чего Филиппу звонишь, раз медитируешь?
– Он мне абонемент на год вперёд проплатил. И попросил ежедневно напоминать, когда начинается закат. А то он сам забывает, что в закатный час помедитировать надо.
И всё в таком духе. Если бы я написал этот рассказ, он повис бы мёртвым грузом в моём ЖЖ, как десятки других. А благодаря тому, что я его не написал – иногда мысленно возвращаюсь к этому сюжету, диалогам. Дорабатываю их. Возможно, когда-нибудь из этой идиотской затеи действительно получится стоящее произведение.
Я докурил вторую сигарету, потушил окурок. Джулия любила читать мои рассказы. Иногда я читал ей вслух что-то или рассказывал по памяти – многие свои рассказы я помню наизусть – а она в это время ублажала меня своим нежным язычком. Говорю же, у нас за этот год было много секса. Иногда и она мне вслух читала…
Но главное в наших отношениях – не это. Не те безумства, что мы творили в спальне. И на кухне. И в гараже моего дяди. И на берегу озера под летним дождичком… всё, не буду больше о сексе думать… ближайшие минут десять.
Спрыгнув с гаража, я медленно побрёл домой. Топать мне минут двадцать. Не слишком близко и не слишком далеко. Эта крыша гаражей была для меня идеальным местом для размышлений. Для медитаций. Как-то в англо-русском словаре вычитал, что «meditations» переводится как «размышления». Значит, я и правда медитировал.
Так вот, главным было другое. Мы любили одну и ту же музыку. Нет, наши аудиозаписи в контакте совпадали не на сто процентов, но… что-то она открыла для меня, что-то – я для неё. Мы вместе смотрели киношки, сидя в обнимку, укрывшись тёплым пледом. Она, как и я, выросла без отца, и мы жаловались друг другу на тяжёлое детство. Пожалуй, самым удивительным было то, что мы оба любили старые песни Валерия Леонтьева – благодаря музыке мы и познакомились.
Да много всего было. Лёжа в постели, обнявшись, мы рассказывали друг другу какие-то случаи из детства. То, что не рассказывали больше никому и никогда.
Но в одном мы не совпадали. Она хотела семью и детей – и чем быстрее, тем лучше. Я же предпочитал тратить деньги на презервативы, а не на памперсы и детское питание. Из-за такой вот незначительной мелочи мы расстались.
Подходя к дому, я снова усилием воли прервал размышления обо всех тех позах, что мы перепробовали в постели и за её пределами… и почему-то я подумал о своём отце. У него не было такой проблемы, как у меня. Он просто сделал ребёнка, надеясь на лучшее. Идиот. Не задумывался о последствиях. Он умер почти сразу после моего рождения. По крайней мере, так рассказывала мать.
Иногда я размышлял – может, мать солгала? Может, папаша просто сделал ей ребёнка и сбежал, как подавляющее большинство российских мужичков? И возможно, он обитает совсем недалеко – всего лишь на другом конце Москвы?
Короче, несколько лет назад я много об этом думал, но в итоге просто послал всё к чёрту. Если мой папаша – такой кусок дерьма, то мне же комфортнее считать его погибшим. Всё равно для меня он умер. То есть, если папаша и жив-здоров, у меня сейчас нет ну ни малейшего желания его видеть. В детстве, может, такое желание и было… но детство давно кончилось.
А с уходом Джулии кончилось и что-то ещё. Молодость? Нет. Первая любовь? Она была далеко не первая. Первая по-настоящему глубокая привязанность? Возможно. Как-то так. Нужно ещё подумать, отточить формулировку.
Ладно. Вот уже и мой дом. Грязный подъезд. Обшарпанный лифт, в котором за последние четверть века случились два убийства и несколько изнасилований. Мой восьмой этаж. Лестничная клетка, на которой умирали бомжи и наркоманы. Моя квартира. Здравствуй, дом родной!
Тщательно вымыв руки, умывшись и переодевшись – не люблю заносить в дом уличную энергетику, а особенно энергетику нашего подъезда – я зашёл на кухню и поставил чайник. Уселся в мягкое кресло у окна. Люблю горячий чёрный чай.