ПРОЗА. Безразличие

Автор: @mgaft1

На плите шипело и булькало; сопротивляясь жаре, гудел кондиционер. Воздух был пропитан запахом печёного крахмала. Горн сидел в кресле, расслабившись, разрешив мысли невесомо, по-броуновски, кружиться и плыть куда-то, отражаясь и наталкиваясь на болванки застрявших в памяти событий. Он думал о том, как цивилизации рождались и умирали, а также о том, что он выиграл счастливый билетик – не родился во время перемен.

"Вот так я проживу ещё лет двадцать-тридцать – мгновение в человеческой истории. Но это всё же не тридцатилетняя война".

Он вспомнил о том, что читал и смотрел про эту войну, когда по всей Европе католики резали протестантов, протестанты – католиков, а пьяные наёмники резали всех подряд.

Многие другие события мелькали и рассыпались в мозгу узорами калейдоскопа. Он чувствовал себя наблюдателем, оторванным от них, словно парящим поверх безжизненного потока истории. Но даже это безразличие – не что иное, как привилегия. Ведь в те времена, каким бы безразличным ты ни был, другие люди, безразличные или нет, могли неожиданно прийти и отделить тебя от той части тела, что способна испытывать безразличие.

Начался дождь. Капли забарабанили по стеклу и, собравшись в радостный проток, падали через желобок крыши. Горну нравился дождь, его вселенский умиротворяющий шум. Такой же, который он создавал тысячи лет в каком-нибудь Вавилоне. Кроме того, соседские дети, которые играли в баскетбол и разрывали ход его мыслей, уходили домой. Особенно раздражала маленькая девчонка с её резкими выкриками и уникальным смехом голодной гиены.

"Ведь появилась же такая на свет из того нереста сперматозоидов и сумела застолбить себе участочек в "земле молока и мёда". Случайность, отличившая её от 7 миллиардов других мурашек человейника."

Запах крахмала стал гуще. Микроволновка пискнула. Горн открыл дверцу, вытащил картофелину, пощупал её пальцами на мягкость, разрезал на две половинки и добавил на тарелку две сваренные сосиски из кастрюли. Он стал медленно есть, макая кусочки в смесь кетчупа с горчицей и глядя через прозрачную дверь во внутренний дворик. Там, за дверью, на земле сидела горлица, нахохлившись и уставившись бусинками глаз куда-то вперёд. Видно, пережидала дождь.

Горн подумал, что мог бы взять её внутрь и даже дать ей картошки и хлебных крошек. Но ведь испугается, улетит.

"Ну и сиди под дождём, глупая птица!"

В принципе, ему было безразлично, улетит эта птица куда-нибудь или нет. Ведь есть миллионы других таких же птиц – если он покормит сейчас вот эту случайную птицу, или не покормит... это ничего не изменит ни для всего вида горлиц, ни для всех "людей разумных".

Мысль перебежала на недавнюю прогулку, совершенную по знакомым улицам. Горн остановился на перекрёстке у светофора, где какой-то бомж попросил у него милостыню. Бомж был молодым, от силы лет тридцати. Волосы пепельного цвета, грязноватая борода, засаленная одежда. Видно, что давно не мылся. Но глаза трезвые, не затуманенные наркотическим бредом.

Он попросил у Горна денег, чтобы, как он объяснил, купить поесть в Макдональдсе. Такие деньги не играли никакой роли, точно также, как и хлебные крошки или кусочки печёной картошки. Но этот нищий не вызывал у него сострадания. Дело было не в цвете волос, не в бороде и не в вони, хотя стоять рядом было, конечно, неприятно. Возмущала уверенность бомжа в своём праве на деньги Горна. Он не просил, а требовал своё, словно царство всеобщего эгалитаризма уже наступило, и лев уже возлежал рядом с ягнёнком.

– С какой стати я должен дать тебе деньги?

– Но они же у тебя есть.

– Есть, но за них я много и тяжело работал.

Бомж шмыгнул носом.

– Я же немного прошу. Только чтобы купить еду. Тебе стыдно должно быть, что ты отказываешь мне в такой малости.

– Нет, мне не стыдно. Совсем не стыдно, – сказал Горн, а про себя подумал: "Мне совершенно наплевать, существуешь ты или нет. Одним бомжом меньше, одним больше"...

Красный свет сменился зелёным, и Горн перешёл на другую сторону улицы. Конечно, будь это Франсуа Вийон или Винсент Ван Гог – Горн, конечно, дал бы им денег, и дал бы гораздо больше, чем на дешёвый обед. Но этот бомж не сделал ничего такого, что заставило бы Горна поверить, что он помогает будущему Вийону или Ван Гогу.

Было скучно. Горн стал было смотреть фильм, но после пяти минут действия выключил. Было уже понятно, чем всё кончится – красивый и сильный герой, конечно, победит всех плохих парней и получит в награду любовь девушки.

"Почему так? Кажется, незачем больше жить. Всё, что видишь – отражения чего-то, уже виденного или пережитого".

С женой Горн давно развёлся. Во время развода она оттяпала у него большой дом, в котором они прежде вместе жили. Он не жалел об этом. Это было облегчением. Удивительно, как при долгой совместной жизни люди могут надоесть друг другу до такой степени, что сам звук их голосов вызывал взаимное раздражение. Потом Горн купил себе этот скромный домик – всего-то столовая, кухня, кабинет, спальня и маленький дворик.

Зазвонил телефон. Горн поднял трубку, только чтобы услышать предложение купить двухнедельный круиз. Ехать никуда не хотелось. Не то, чтобы там, где он находился, было лучше, чем в какой-то иной точке пространства, хотя – может быть, именно так и было.

"Лучше, где мы есть!"" – он усмехнулся.

В этой другой точке не было ничего особенно другого – природа и вселенная была та же, человеческая природа та же, за исключением, наверное, случайностей. Не дослушав, Горн отключил телефон.

Дождик перестал. Было уже часов семь – время его вечерней прогулки. Горн надел кроссовки, бейсбольную кепку, закрыл дверь на ключ. Воздух был свеж и пахло, как от девушки на ресепшн в приёмной его дантиста.

Возле соседского дома Горн увидел девчонку – ту самую, с раздражающим смехом гиены. Но сейчас она не смеялась, а ныла и упиралась, пока какой-то мужчина тянул её к стоявшей на обочине машине.

– Ну, дяденька, ну, не надо, ну, отпусти...

Мужчина лет сорока, вполне приличного и даже интеллигентного вида, с высоким лбом и маленькими красными губками, уговаривал ее:

– Пойдём, пойдём, дурашка! В машине у меня для тебя целый пакет конфет.

Горн трусцой подбежал к ним и ухватил мужчину за руку, когда тот уже впихивал девчонку внутрь.

– Эй! Что ты делаешь?!

Мужчина оглянулся на Горна. В его взгляде было раздражение. Он молча, быстро ударил Горна в нос. Горн видел удар и хотел увернуться, но тело не послушалось приказа мозга. От удара он осел рядом с машиной. Носом дышать он больше не мог, а во рту почувствовал вкус крови. Но страха не было. Внутри была только злоба. Обоими руками он схватил мужчину за ногу, подтянулся к ней – и укусил, что было силы. Мужчина издал короткий крик боли.

– Беги! – крикнул Горн.

Её мелькающие ноги были последним, что он запомнил. От следующего удара Горн потерял сознание.

Очнулся он в больнице. Открыв глаза, Горн увидел, что его голова, нос и грудь перебинтованы. Он пошевелил пальцами ног. Всё тело онемело, будто было покрыто вековыми наслоениями коросты. Хотел сделать глубокий вдох – не смог вздохнуть носом, было больно. Горн полежал так минут пять, щурясь на лампу. Лихорадило, но скучать мозгу было некогда.

Зашла медсестра.

– А, пришли в сознание. Как вы себя чувствуете?

Горн хотел саркастически покачать головой, но не смог.

– А вы что, не видите? – он выдавил с трудом.

Во рту была засуха.

– Вы целую ночь были без сознания.

– Что со мной?

– Сотрясение мозга, перелом носа и ребра.

– Кто меня нашел?

– Прохожий. Увидел вас и вызвал скорую.

Горн хотел покачать головой, но и этого не смог сделать.

– Пить.