Письмо с того света
от автора стиха: Публикация составлена медитативным озарением. Просьба не приписывать сие в целом автору и не расценивать его хулиганством и богохульством. Разве что...стих...хотя и он тоже написался, если быть точным. Поэт не токарь, он не может выдавать по заказу стихи как детали, он вообще сам ничего без Господа не умеет. Я человек верующий и немного знающий. Нет сомнения, что любой поступок можно расценить как совершенный против Бога или с Ним. Чтобы это стало более близко понятно тем верующим, которые до сих по не наигрались в атеистов и не верят в свою Веру, это будет звучать так: любую вещь можно делать либо с любовью, либо с ненавистью (еще с равнодушием, но идиотизм сейчас рассматривать ни к месту)
Так вот если в публикации и есть что-то мое, то это только та малюсенькая частичка любви на которую способен.
К этому, действительно интересному прекрасному, хоть и играющему часто в злые игры, миру. Вам письмо, Дамы и Господа!.
Письмо с того света
Ворчливым псом, в единой с небом своре,
Покой из недр изгоняя вон,
Толпой ветров подхваченное море
Разбушевалось языками волн!
Приняв тягучесть жидкого металла,
Заполоняя все края земли,
Оно злодейски рвало и метало,
На ужин пожирая корабли.
Разламывало тоненькие мачты,
На клочья раздирало паруса
И мощностями озверевших качек
Губило даже веру в чудеса…
И каждый сам справлялся с безнадегой,
Желая выйти с корабля на бал:
Одни молились в исступленьи Богу,
Другие вновь хватались за штурвал
Остатком сил, под дозой яда в кубке,
Который мы надеждою зовем…
Но не щадил ни корабли, ни шлюпки
Несущий смерть бескрайний водоем!
И, поглощая жертвы, он зловеще
Причмокивал накатами воды.
И присмирел к восходу - не наевшись,
А так, из-за отсутствия еды…
Слепящим блеском огненного шара
Внезапно разродились небеса,
И все следы недавнего кошмара
Переварили стрелки на часах.
Литая ясность заменила темень,
А гладь укрыла сущей бездны ад.
Никто бы не узнал, что стало с теми,
Кто жил борьбою три часа назад.
Никто бы не услышал в диком плаче
И крике чаек мертвых голоса…
Но Божьей волей, с дьявольской подачи,
Я пищей бури оказался сам.
Пока в пылу отчаянного фарса
Большие шхуны жгли километраж,
Я втихаря, на надувном матрасе
Пересекал взбесившийся Ла-Манш.
За мной гонялись хищные акулы,
Девятый вал загнать пытался в гроб,
Но, несмотря на это, стиснув скулы,
Я греб и греб! Вздыхал и снова греб.
Я в этот миг и Грантом был, и Ноем,
Ну а собой – и в профиль, и анфас,
Но все же под настырною волною
В «Титаник» превратился мой матрас.
А дальше - сами знаете, наверно,
А если нет, узнаете еще…
Тоннель, чей свет в конце мерцает скверно,
И погодя – за прожитое счет.
О том, в каких условиях теперь я,
Рассказывал бы вечною строкой,
Но правду-матку даже здесь за двери
Цензура не пропустит далеко…
Но кое с чем я все же познакомлю
Читателя загробного письма:
Здесь сухо и тепло, неплохо кормят
И поголовно сходят все с ума,
Тут мухи не кусают за мозоли
И песни тут по пьяни не орут,
Глаза прохожих не блестят слезою
И все происходящее – к добру.
Тут звуки – исключительно в мажоре,
Здесь никогда не хлопают дверьми.
Тут есть тенистый лес и даже… море,
Которое, конечно, не штормит.
Здесь вся природа: и поля, и горы,
Речной песок и вечные снега!
Нет одного лишь – выхода, которым
Любой из нас пустился бы в бега.