[читай онлайн] Дем Михайлов: ПереКРЕСТок одиночества. Глава 6, ч 2

С романом можно ознакомится только на БЧ Голос или тг канале автора!

Большая благодарность Дему Михайлову (автору) за разрешение опубликовать роман и Сергею Колесникову (автору картинок) за разрешение опубликовать иллюстрации!

Эту и другие книги вы можете приобрести в электронном или бумажном виде.

Пообщаться с автором можно в его группе в vk

Новостной канал Дема в тг

Часть полученного вознаграждения будет перечислена авторам романа и иллюстраций после выплат.

Ну а теперь – приятного чтения!

П.С.
Автор следит за публикацией и рад вашим комментариям

_{Иллюстрация создана Сергеем Колесниковым}

Глава 6, ч 2.

Собрав вещи старика, убрал все в тайник за лежаком. Замаскировал небрежно швы. Поднял лежак. Впервые глянул на устройство кровати. Лежак крепился к стене тремя толстыми железными петлями. На одном краю лежака железный шип, что при подъеме ложа входит в стену. Под лежаком из стены торчат три толстых прута. На них лежак и ложится при опускании. Просто и надежно. Непонятно как закрепляется в стене шип, но тут что-то простое и надежное – чтобы веками служило. Вон сколько сидельцев сменилось, а лежак до сих пор исправно поднимается и опускается. На среднем пруте видна царапина. Неглубокая. Поперечная. У самой стены. Пытались перепилить. Мудрая мысль – прут длиной с локоть. Может и оружием послужить и инструментом.
Поймал себя на мысли, что подсознательно ищу повсюду замочную скважину. Теперь это надолго. Взгляд так и будет цепляться за каждый кирпич, пытаясь отыскать заветную дверцу. Ключ и пешка прочно завладели моим разумом. Стали главной загадкой.
Сходив к рычагу – как давно я этого не делал! – дернул за него, едва свет погас. Три часа двадцать минут! Большего и желать нельзя – я могу переделать кучу дел, могу даже нормально отдохнуть. Я вывел свою келью на новый уровень и заслуженно собой гордился.
А теперь работа…
Я вернулся к очистке размеченных квадратов. Не торопясь.
Квадрат за квадратом. Пятясь как рак. Поработаю один интервал – три-двадцать. Потом уже должен и обед подоспеть. Тренировки возобновлю после хорошего сна – болезнь подточила силы, надо восстановиться чуть-чуть. Турник. Вот что мне надо. Турник. Почему-то мне кажется, что однажды придет время и умение подтягиваться мне сильно пригодится. Откуда такая мысль? Понятия не имею. Но турник себе соорудить постараюсь.
Пешка и ключик. Печать и дверка. Никак не выходят у меня из головы.
Я неотступно думаю о странных предметах из карманов седого мертвеца.
Думаю о самодельном и уже изрядно потрепанном по краям клеенчатом плаще.
Думаю о старике преклонного возраста.
По моим наблюдениям сюда забирают мужчин не взрослее среднего возраста. По грубым прикидкам – возрастом от двадцати до сорока. Это логично. Работа здесь не особо тяжелая, но смысл тащить сюда глубоких стариков? Если тебе восемьдесят – трудно предсказать, когда умрешь. Да и организм уже скрипит, хрустит, отказывает.
И потому вполне логично предположить, что седобородый прожил тут долго. Прямо долго. Речь о паре десятилетий как минимум. Если его забрали сюда возрастом ближе к сорока, а умер он… я думаю годам к семидесяти с чем-то, если еще раз вспомнить кисти рук обильно покрытые пигментными пятнами. Он при жизни был упитан. Оттого не выглядел усохшим. И что получается? Тридцать лет в одиночной камере? И сумел сохранить рассудок? Седобородый узник переплюнул аббата Фариа из знаменитого романа «Граф Монте-Кристо». И оставил после себя тайн не меньше мудрого персонажа аббата Фариа, придуманного Александром Дюма.
Пусть даже пробыл он тут не тридцать, а двадцать лет – тюремное заключение не молодит, а старит, оттого выглядит старше. Все равно срок огромный! Двадцать лет! У него было время поразмыслить о бренности существования.
Пешка и ключ. Не выходят у меня из головы. Не выходят и все тут…
Но это мне только на пользу – больше нетерпения, больше ража, больше сил в руках скребущих пол и сдирающих с него черную засохшую грязь. Я обследую свою келью сантиметр за сантиметром. Проверю каждый миллиметр. Ощупаю каждый шов между кирпичами.
Пешка и ключ…
Ключ блестящий, медный, небольшой. Бородка довольно сложная. Ключ короткий. Головка овальная. На бородке несколько мелких царапин. Больше ничего сказать не могу.
Пешка. Деревянная. Светлая. Белая. Ничего выдающегося из себя не представляет. Стандартная форма. Резиновый кругляш скрывает вырезанную в основании шахматной фигуры печать. После того как я прижал печать к столу на нем появился довольно красивый и символичный оттиск.
Рисунок.
Две руки – кисти и запястья – держатся за опущенный рычаг. Они образуют тупой угол. Внутри угла изображена пешка и цифра восемь расположенная в ней. Над пешкой еще две кисти руки – ладонями вверх. Пальцами друг к другу. На одной ладони лежит хлеб. На другой яблоко. Над руками двусторонняя короткая стрелка. Такой вот рисунок. Пиктограмма какая-то. Слов нет. Но это и понятно – рисунок то едва различить можно. Куда уж тут буквы лепить.

_{Иллюстрация создана Сергеем Колесниковым}
Оттиск пешки. Печать.

Пиктограмма на то и пиктограмма, что должна быть понятной любому.
Две руки на опущенном рычаге. Опущенный рычаг – активированный рычаг. Все рычаги в моей келье активируются опусканием до упора. Две руки на опущенном рычаге – символ работы, символ выполнения своих обязанностей, так сказать.
Пешка с цифрой восемь. Пешек на доске по восемь штук с каждой стороны. Всего шестнадцать. Но это два цвета. А тут только белый. Уже сложно. Но предположу, что померший дедуля был Пешкой-8. Звучит не очень, если честно. Пешка фигура разменная, их легко смахивают с доски, и они слабее любой другой фигуры. Да, пешка может стать ферзем. Если повезет дойти аж до другого края доски. В общем – так себе ранг фигуры. Пешка она везде пешка. Так и просится сравнение с шестеркой.
Над пешкой еще две ладони. На одной хлеб, на другой яблоко. И стрелка двусторонняя. Даже думать не надо – это обмен. Мен. Бартер. Натуральный обмен. Ты мне хлеб – я тебе яблоко. Ты мне нож – я тебе сапоги. И так до бесконечности. Дело хорошее. Взаимовыгодное. Одна только проблемка вырисовывается – для обмена нужно как минимум двое заинтересованных лиц. Сам с собой обмен совершать не станешь.
И откуда в одиночной камере взяться второму узнику?
Откуда?
Это крайне важный для меня вопрос. Перед мысленным взором так и маячили две ладони протягивающие друг дружке предметы мена.
Откуда взяться второму человеку?
Тут положены свидания? За хорошую работу. Раз в год. Ага. Ну может чуть чаще. И где дверь? Я тут кроме люка в туалете дверей не видел.
Ледяная стена. Опять все упирается в эту стену – и опять в буквальном и переносном смысле сразу. Скорей бы чертовая ледяная пробка растаяла и открыла мне путь!
И все равно сомневаюсь, что все так просто. В этом месте по-простому не бывает.
Три часа я отработал в ровном неспешном темпе. Миновал лежак. До первого рычага и стола рукой подать. Сегодня уже доберусь. Передо мной почти идеально чистый пол. Гордость берет за свое усердие. Разрезанная пластиковая бутылка заполнилась «почвой» до отказа. Начал сваливать скопленное рядом. Много же тут грязи накопилось.
Ценными находками пол не порадовал. Два предмета может быть пригодятся – стертая монетка и большая канцелярская скрепка. Ни намека на замочную скважину. Клеенчатый плащ продолжал промываться водой.
Настало время рычагов. Первый до упора вниз. Второй до упора вниз. Третий не поддался – в прошлый раз было то же самое. Разящий рычаг застопорило? Не думаю. Скорее его время пока не пришло.
Кормильня разродилась мелодичным призывом и вспышками света. Уже неспешно сходил за едой, притащил к столу. Принимать пищу стоя надоело. Скрестив ноги уселся на стол. На импровизированную скатерть опустил лепешку-поднос. Блюда стандартные. Хлеб, гороховое варево, кусочек рыбы. Я надеялся на яблоко или еще какой фрукт. Но не повезло. Еще один повод беречь сухофрукты.
После обеда отмылся и отправился спать. Одежда и одеяло просохли. В душе то приятное чувство, что испытывает под конец дня каждый хорошо потрудившийся человек. Удовлетворенность, довольство собой, спокойное ожидание завтрашнего дня.
Сколько дней я уже здесь? Трудно сказать. Время летит быстро. Но я не вижу особого смысла в отсчитывании каждого минувшего дня – это может и к депрессии привести.
Сколько дней я уже здесь? Трудно сказать. Время летит быстро. Но не вижу особого смысла в отсчитывании каждого минувшего дня – это может и к депрессии привести. Стоит появиться упорной мысли вроде «моя жизнь впустую проходит в застенках»… и это будет началом конца. Уверен, что несколько моих предшественников закончили жизнь сумасшедшими.
Еще кто-то мог опуститься до состояния животного. А зачем заботиться, чтобы светоч разума не угасал?
Кому нужен интеллект там, где для выживания достаточно дергать всего за два рычага?
Если выполняешь эти простые условия – два рычага вниз до упора, как только гаснет свет – то здесь всегда будет тепло и светло, а у тебя будет достаточно пищи. Побеседовать не с кем. Телевизора нет. Компьютера тоже. Нет и книг. Чем занять разум? Бесконечным созерцанием стен? Подсчетом кирпичей? И потихоньку человек начинает деградировать…
Поэтому я буду закалять тело и разум и не стану подсчитывать количество дней прошедших в заключении.
Закутавшись в одеяло, улегся под первым рычагом. Сложил руки на груди. Затих. Надо выспаться. И новый временной лимит мне это вполне позволяет.
Спать…

Глава 6, ч 3

ПереКРЕСТок одиночества

Мир Вальдиры

Рассказы